Мужские игры

– Знаю я эту вашу технологию, – осторожно загорячился обидчивый чечен. – На каждый рупь по залогу. Люди все решают. Вот есть ты. Ты мне веришь, потому что видишь – дело Курдыгов делает. И ты знаешь, я тебя никогда не подведу. Скажешь: все отдай – все отдам. Другому не отдам, тебе – не смогу отказать. Потому что Курдыгов помнит, кто ему друг, а кто – между прочим. А все эти условности – они для условных людей. Что залог? Ну придут ко мне залог отбирать – сто моих вездеходов, что по всей Европе крутят? Думаешь, кто возьмет? Пусть попробуют. А тебе, что есть залог, что нет, – скажи: «Надо», – и без слов отдам.

– В этом-то и проблема, – не поддался на грубую лесть Забелин. – Все ведь понимают, что залог твой на деле – бумажка. А значит, и кредит твой, случись что, – бжикнется. И ты на моих не обижайся, Аслан Магомедович. Они перед банком ответственны. Потому и с тобой… опасливы. Это не к тебе недоверие. По большому счету правительству доверять мы не имеем права.

Он нагнулся над селектором:

– Дерясина ко мне. Он протянул чашку гостю. – Проценты хоть выплатил?

– Набрал. С трудом, но набрал. По людям прошел. У меня ж перед тобой слово было. Тоже сказать – ставки у вас… как на врага.

– Твоя правда, Аслан Магомедович. Не работаем, а круговую оборону держим… Заходи, заходи, – пригласил Забелин.

В кабинет заглянул и, дождавшись подтверждающего кивка, направился к сидящим Андрей Дерясин. В левой руке предусмотрительного Дерясина была зажата папка с крупной надписью «Курдыгов товар».

– Здравствуйте, Аслан Магомедович! – Он протянул руку, и Курдыгов, неспешно обозначив встречное движение, вложил в нее холеную свою ладошку.

Дерясин насупился, – общение с заносчивым Курдыговым жизнелюбия кредитному инспектору не добавляло. – Что с процетами по кредиту Аслан Магомедовича? – поинтересовался Забелин. – Да проценты-то позавчера заплатили, – неохотно подтвердил Дерясин.

– Стало быть, обязательства выполняют.

– Да это как посмотреть. Ежели совсем объективно…

– Объективно. Но с оптимизмом! – Забелин рассмеялся. – Готовь к пролонгации на три месяца. Визу я поставлю. Нужное дело Аслан Магомедович делает, – успокоил он хмурого кредитника. – Трудное, но нужное. Кому ж поддержать, как не нам? Но, Аслан Магомедович, мы тоже на пределе. Третье продление кредитного срока – не шутка. Банку под нее придется создавать дополнительные резервы, а значит, нести потери. Так что не обессудь, но при первой же просрочке платежей будем взыскивать.

Раздался телефонный звонок.

– Слушаю.

– Это Чугунов, – послышалось на другом конце провода. Собственно, начальник аппарата президента мог бы и не представляться, а просто, по своему обыкновению, не обращаться к собеседнику. Забелин поражался, где исхитрился тридцатилетний Чугунов перенять через десятилетия стиль общения сталинского секретаря Поскребышева. Может, социальный ген взыгрывает? – Шеф срочно приглашает.

– Только расстались.

– Приглашает немедленно, – неприязненно повторил Чугунов и, полагая, что сказанного достаточно, отключился.

Звонок этот вернул Забелина к происшедшему после правления. Еще накануне, на семинаре в Сосенках, когда решились они на сегодняшний разговор с Второвым, ни один из них – уж сам-то он точно – не предполагал прямого разрыва. Допускалась, конечно, учитывая нетерпимость президента и проявляющуюся злопамятность, попытка с его стороны убрать кого-нибудь из недовольных. В последнее время, презрев всяческие управленческие каноны, он вовсю развлекался «тасованием» кадровой колоды. И они договорились дружно защищаться.

Но агрессивная готовность Второва изгнать правление в полном составе Забелина, как и остальных, оглушила.

И когда сразу после заседания перехватил его Керзон с предложением консолидироваться перед советом директоров, за чем едва скрывалась очевидная попытка смещения Второва, Забелин насупился:

– Я в эти игры не играю.

– Игры нам Папа навязывает. Или без суеты сдадим банк, который завтра же молодые сопляки – выдвиженцы разорвут в лоскутьё? Разве для того столько лет бок о бок отстраивались? Неужто не понимаешь, что поодиночке он нас разорвет?

– Все так, Палыч. Но – без меня.

– Твое слово для совета важно.

– Без меня, извини.

Была за всем этим одна вещь, через которую не мог он переступить и которую сам определял как «первичность права». Таким правом обладал когда-то любимый его учитель академик Мельгунов, настойчиво подталкивавший молодого Забелина в заведующие лабораторией, а потом вдруг, накануне назначения, категорически потребовавший его увольнения из института. И хоть причину внезапной этой перемены так и не узнал, и хоть до предела увлечен был научной работой, и влиятельные, уровня Мельгунова, люди уговаривали остаться, обещая покровительство, против воли учителя не пошел – просто уволился.

Такое же первичное право признавал он и за Второвым, пригласившим семь лет назад присоединиться к модному перестроечному начинанию – создать молодежный банк. Никто тогда, кроме автора идеи, кипящего возбуждением Второва, не верил в прочность нового дела. Потом уж от неуемной его энергии подпитались и остальные. И банк стартовал.

На сегодняшнем правлении Забелин утвердился в созревавшем опасении – перерождающийся Второв становится для банка из созидательной столь же мощной разрушительной силой. И все-таки за ним было первичное право человека, пригласившего в дело. И альтернатива, по понятиям Забелина, сузилась теперь до размера беговой дорожки – либо продолжать бежать за лидером в одной команде, либо сойти с дистанции. Либо с Второвым, либо без него. Но не против него.

А потому, поняв, что разговор с Керзоном лишь прелюдия к долгим и мучительным переговорам с другими, Забелин решился. Обогнув поджидавшего его с искательным лицом Савина, он прошел в комнатку руководителя аппарата, вытащил из принтера лист бумаги, размашисто написал короткое, без аргументации заявление об увольнении и положил перед опешившим Чугуновым. После чего миновал гудящий банковский ресторанчик, где стихийно продолжилось заседание свергаемого правления, и отбыл в аэропорт. Озадаченный Забелин положил трубку.

– Там как раз насчет этого народ собрался, – Дерясин возмущенно кивнул на телефон. – После сегодняшнего правления все как бы на измене стоят. Готовы за вас хоть до Ла-Манша.

Как всегда, все всё знали.

– Через пару минут заходите. Сделаю объявление, – Забелин дождался, когда Дерясин покинет кабинет.

– И вот что еще, Аслан Магомедович. Очень может статься, что через три месяца меня здесь не будет.

– Повышаешься? Хорошее дело. Достойные люди должны достойно расти, я так думаю. Куда дальше?

– Дальше некуда. Ухожу из банка.

– Второв что, чудак совсем? Зачем отпускает? Или зарвался? Куда идешь, говори. Зачем тянешь?.. Поссорились, да? Иди ко мне. Хошь финансовым, хошь другим кем. Иди – прошу! К другому пойдешь – обижусь.

– Жизнь покажет. А сейчас одно знай, – если меня здесь не будет, то и пролонгации через три месяца не будет. Это я к тому, что изворачивайся как знаешь, но на стену календарь повесь. В черной такой рамке.

– Зачем жестоко шутишь? Думаешь, для кого другого больше, чем для тебя, надрываться стану? Не стану. Нельзя больше. А тебе одно скажу, – заторопился гость, заметив приоткрывающуюся дверь. – Ты только знай – у тебя есть друг. И все. Курдыгов, кого хошь спроси, человек слова.

– Я знаю.

– Ну, ты знаешь. И насчет работы, и… вообще.

В кабинет, здороваясь с уходящим заемщиком, вошли и расселись за переговорным столом начальники кредитных отделов, и, конечно, троица мушкетеров. Последним втиснулся не обвыкшийся еще новый сотрудник, худенький Юра Клыня, «выдернутый» Забелиным на повышение из филиальских юристов. Поколебавшись, он приспособился на краешке свободного стула рядом с Кичуем. Под веселыми взглядами Кичуй приобнял маленького Клыню, так что они стали выглядеть совершенными Патом и Поташоном. – А ты что здесь? – зыркнул на Кичуя Забелин. – Тебя ж начальником юруправления назначили.

– Так, Алексей Павлович, – Игорь поднялся, раскачиваяь. – Я считаю, тут в общем-то подлянка как бы… Думаю отказаться.

– Я ж говорю, – юродивый, – коротко прокомментировал Снежко.

Забелин нахмурился.

– Даже не думай. Никакого нравственного закона ты не преступил. С Солодовым жестоко, конечно, получилось. Но ведь и впрямь не тянет. И ты сам это знаешь. А банку нужен настоящий, грамотный начальник юруправления.

Кичуй продолжал сопеть.

Забелин улыбнулся:

– Если на то пошло, твою кандидатуру Второву подсказал я. Так что – ветер в паруса.

Кичуй озадаченно повел плечами и принялся выбираться. Под подначки и дружеское похлопывание.

Но едва дверь за Игорем закрылась, все взоры вновь сосредоточились на Забелине. Восстановилась выжидательная тишина.