Шаг в палеолит

Глядя на затихшее у моих ног тело, я не испытывал ничего, никаких эмоций. Ничего!

Мой Страх умер!

Я переродился!

…Не спеша, аккуратно, внимательно я продвигаюсь куда-то в южном направлении. Прошло три дня с момента эпического сражения. Мало что поменялось вокруг, но внутри меня бурлили процессы, которые я и сам толком не мог объяснить. Будто вдруг я задышал полной грудью, звуки стали чётче, краски ярче, запахи резче. Внутренний подъём и ликование переполняли меня. Да, я могу погибнуть от сотен причин, но я теперь никогда не буду жертвой!

Смешно, но, кроме пары царапин да нескольких синяков, я тогда больше никак не пострадал. Собрав манатки, я отъехал километра на три, пока не нашёл подходящее место для ночёвки. Потом были постирушки и купание, чтобы смыть вонизм от гиен. Нагрел ведро воды и наслаждался, обтираясь посудной губкой. Потом устроил себе пир: открыл банку тушёнки, взял несколько картофелин, и, считай, я сегодня заново родился. А к чаю – эх, гулять так гулять! – открыл банку сгущёнки. И проспал всю ночь, как младенец.

А ещё вырвал у гиен верхние клыки и сделал себе ожерелье. Пока скромное, но… чёрт возьми, какие наши годы!

Анализируя схватку, пришёл к однозначному выводу – мне необходимо метательное оружие. Тот бросок топором очень помог, но кидаться им всё же не лучший вариант. Лук пока отпадает. Это только в кино да в книжке – согнул палку, из ботинка достал шнурок, привязал, и всё, лук готов. Ну-ну. Уж я-то точно знаю, сколько нужно времени и сил потратить, чтобы получить простенький, но рабочий инструмент. Приходилось сталкиваться.

Необходимы дротики или сулицы. Для человека непосвящённого может показаться, что это одно и то же, но это не так. И с тем и с другим я знаком не понаслышке. В соревнованиях на дальность и точность не раз приходилось участвовать. До двадцати метров у меня самая рабочая дистанция, хотя могу кинуть по «площадям», так сказать, и на сорок. Да и технология изготовления мне прекрасно известна. Эх, спасибо тебе, Российская реконструкция! Что бы я сейчас без тебя делал?

Но самый главный элемент – наконечники, изготавливать пока было не из чего. Использовать ножи – глупость несусветная. Воткнётся такой дротик неудачно, не поразив важных органов, и ускачет какая-нибудь коза в пампасы, лови её там. Хорошо, если найдёшь. А если нет? Тю-тю ценный ножичек! Долго думал, что бы такого оторвать от велосипеда… Отрывать и нечего. Вроде весь железный, а тонкий, если только рычаг педалей, но «на коленке» из него наконечник не сделаешь. Можно отпилить кусок рамы, один конец расплющить, заточить, но… не до такой степени я бедствую. Всё ещё ищу варианты.

После драки, думая перед сном о дротиках, занозило мне мозг слово «пампасы». Вот что-то вертится такое, а ухватить не получается… Плюнул, уснул. А утром – как озарение! Пампасы – это боло! Или болас, кому как больше нравится. Вот его-то я «на коленке» сделал махом. Три самодельных свинцовых грузила, по форме напоминающих сливу грамм по сто весом, к ним привязал нейлоновые шнуры, сантиметров по шестьдесят, связал вместе и с ещё одним куском верёвки с метр длиной, – бол о готов. Вот иду теперь, мечу его во всё, что движется. Пока результат неоднозначный. Сбил двух уток и гуся. Но в такую толпу, что тут над головой носится, проще попасть, чем промахнуться. Поэтому я «работаю» сейчас только по наземной живности. Зайцы, суслики, бурундуки всякие, лисы, если близко подпускают. Тут результат средний – между плохо и очень плохо. И не то что они как-то отпрыгивают или там уклоняются. Нет! Просто я банально мажу. Но это пока, скоро у меня откроется второе дыхание, за ним третье, а уж на пятом… количество перейдёт в качество. Вроде шутка. Но так и произойдёт, потому что так было, когда я учился кидать и топор, и ножи, и сулицы.

У меня полное ощущение, что нынешнее зверьё вообще не осознаёт угрозу летящего предмета. Видно, не накоплен ещё печальный опыт тысяч и тысяч поколений. Учёные утверждают, что у хищника, впервые увидевшего незнакомое существо, первая реакция – опаска, осторожность, «кто его знает, что за хрень такая». Если это существо не проявляет агрессии, то, как правило, следом идёт любопытство: «Интересно, эта хрень съедобная или нет». Возможно, они правы, ведь именно такую реакцию я наблюдал у соседского кота, впервые увидевшего черепаху. Кот, конечно, не тигр, но тут, по-моему, важен сам принцип. Звери здесь друг в друга ничего не кидают, а встречали ли они людей на своём пути, неизвестно. И таки да, хороший вопрос: а люди в этом мире есть?

Когда ты чего-то очень хочешь, судьба предоставляет тебе шансы. Правы мудрые люди, впервые подметившие это. Сегодня, когда я только начал подумывать об обеденном привале, то набрёл на него, и у него были ОНИ! Вот так, с самых больших букв! Он был скелетом гигантского лося, уж лосиные рога от оленьих я отличу легко. Скелет лежал в небольшой ложбине на склоне холма. Я, конечно, не индеец Зоркий Глаз и распознать, кто и как завалил такого гиганта, не могу, но, похоже, произошло это не так давно, возможно, зимой или прошлой осенью. Кое-где ещё валялись клоки шерсти и погрызенные кости, лишённые всякого намёка на плоть. Костей был серьёзный некомплект, но главное – рога! О-о-о, это что-то… Размах между лопастями метра два с половиной. В лопасть можно было усесться, как в кресло, я попробовал их поворочать… Мама дорогая, да в них килограммов под восемьдесят, а сколько на них замечательных отростков разной толщины и длины!

– Вот они, мои наконечнички! – ощупывая острые концы, довольно произнёс я. – Так! Автобус сёдня дальше не пойдёть, с чумаданами на выход!

Тщательно обустроив лагерь, придётся тут подзадержаться, я целенаправленно, часа два охотился на гуся, пока мне не повезло, – необходимы жёсткие маховые перья. Ну и гуся съем заодно.

Наконечники я делал просто: вставил в держатель ножовочное полотно, выбрал подходящий по форме отросток и, не отделяя его от основы, аккуратно, не дай бог сломать пилку, распилил на пластины толщиной сантиметра по два. Таких сделал три штуки и ещё одну потолще, сантиметра четыре. Длиной пластины были где-то сантиметров тридцать, а шириной – пять. Потом с помощью ножовки и напильников придал пластинам листовидную форму и выточил хвостовики, а затем срезал всё это с основы. И вот у меня три качественные заготовки на дротики и одна на более мощную сулицу. Длительное ширканье напильниками – и… 15-сантиметровый листовидной формы, овального сечения наконечник – три штуки. 20-сантиметровый клиновидный, ромбического сечения – одна штука. Распишитесь – получите!

Это языком, хе-хе, быстро, а ручками долгонько! Но сделал, ажно самому понравилось! Кость, конечно, не камень, и вроде на серьёзную охоту с костяными наконечниками как-то не очень… Но так думал, пока однажды не прочёл, что где-то в Германии откопали оленью лопатку, пробитую костяным гарпуном. А это, скажу я вам, очень серьёзный аргумент.

Теперь древки. Никаких «нашёл прямую палку, срезал», вон, таких по берегу растёт уйма, но всё это – хрень! Я не для другого дяди, для себя делаю. А посему завтра пойду в ближайший лес за правильной древесиной.

Выбравшись на гребень, я прикинул расстояние до ближайшей группы деревьев. Получалось недалеко – метров пятьсот, и это очень хорошо. Долгие прогулки по мамонтовым прериям, знаете ли, чреваты. Я ещё долго стоял, глубоко вдыхая тёплый весенний воздух, и с восхищением смотрел на величественную картину жизни. Много, ах как много мы потеряли в бездумной погоне за сомнительными благами… Что разменяли мы на айфоны, сникерсы, яркие пластиковые обёртки, не гниющие по сто лет, автомашины и бытовую технику, в которых изначально заложены технические условия – ломаться через три года. На грязный воздух, на отравленную воду, на умирающую природу, на детей, с каждым поколением рождающихся всё более и более слабыми! Как по мне, так очень плохой размен, очень!

Пока не стемнело, мой внутренний хомяк заставил напилить ещё несколько пластин, про запас. А также я отпилил рог, просто идеально подходящий для клевца. Тяжёлый, круглого сечения отросток имел ровный плавный загиб к заострённому кончику. Посадить на крепкую ручку, сделать полукруглый обушок, правильно заточить остриё – и получится грозное оружие. Не знаю, как череп медведя, а волчий или гиены какой пробьёт однозначно. А пятнадцать сантиметров в башке ещё никому здоровья не добавляло.

За древками сходил, прямо скажу, удачно! Без особых приключений добрался до леса. Из школьного курса помню, что мамонты были ландшафтообразующими животными в эпоху плейстоцена, являясь центром целой экосистемы. Они поедали огромное количество растительной массы, травы, кустов и молодых деревьев, тем самым не давая не только разрастаться лесам, но и зарастать подлеском. Даже термин вспомнил специальный – парковые леса. Ну, до парка тут, конечно, далеко, но и правда просторненько, воздушненько так.

По лесу я шёл осторожно, хотя здесь и нет ни особых зарослей, ни буреломов, но и рысь, и леопард – те ещё специалисты с дерева сигануть на любителя клювом пощёлкать. То, что нужно, нашёл достаточно быстро. Когда-то большое дерево, падая то ли от старости, то ли от ветра, завалило и сломало ещё несколько соседних деревьев. Одно из них, совсем небольшое, при ударе не сломало, а вывернуло с корнем. Корни и кору, я так думаю, быстренько объели козы да зайцы, и так оно и лежало, неспешно подсыхая в теньке и прохладе, дожидаясь меня.

Двадцатисантиметровый ствол отозвался бодрым звоном на удары обушком топорика – отлично! Первые сучья начинались где-то метрах в двух с половиной от комля. Достав цепную пилу, я достаточно быстро отпилил кусок ствола, сантиметров шестьдесят, и с помощью топора, молотка и заранее приготовленных деревянных клинышков расколол его пополам. Раскол имел плотную мелковолокнистую структуру и получился практически ровным. Отколов от одной из половинок планку сантиметра четыре толщиной, я попытался сломать её сначала руками, а потом и через коленку. Планка гнулась, но держалась, и лишь после того, как я напрягся изо всех сил, нехотя переломилась. Ху-х! Я не знаю, что это за дерево, но ему цены нет! Отпилив ещё метра полтора, я, засунув инструмент и два расколотых куска – жалко бросать – в рюкзак, быстро-быстро потащил всё это к себе в гнездо… э-э, в лагерь.

И натолкнулся на стадо небольших буйволов. Самцы сразу начали нехорошо на меня коситься и пофыркивать, пришлось сделать крюк, от греха подальше, как говорится.

Ничего не делается в этом мире просто так. Обходя стадо по дуге, я невольно приблизился к зарослям колючего шиповника, на котором до сих пор ещё висело несколько маленьких красненьких ягодок. Из куста выбралось пять больших и явно не летающих птиц. Я, конечно, не уверен, но решил, что это дрофы. Сбросив с плеча бревно, глефу и рюкзак, я стал столбом, а дрофы, нимало не обращая на меня внимания, постепенно стали приближаться ко мне, всё время разгребая лапами прошлогоднюю траву и что-то выклёвывая из неё. Эдак ещё чуть-чуть, и они меня самого лапами загребут. Не делая резких движений, я медленно размотал с пояса боло и не спеша начал разгонять грузики. Дрофы, до которых оставалось всего ничего, вместо того, чтобы дать дёру, как я думал, остановились и, вытянув голову, то одним, то другим глазом стали рассматривать, «а кто это, а что это?». «Да они бессмертные, что ли», – пронеслось у меня в голове, и я, резко увеличив амплитуду, швырнул боло и… попал. Попал! Наконец-то попал, чтоб мне… дай бог каждый раз так.

Стремительно пролетев пропеллером двадцать метров, боло, ударившись в одну из птиц, опутал её, как паук паутиной муху. Остальные товарки с заполошным хлопаньем крыльев и истеричным кудахтаньем стремительно смылись в колючки, а эта даже подняться не могла, бесполезно суча ногами и пронзительно вскрикивая. Тут я поспел «на помощь», и моя Прелесть мгновенно отделила голову от тела, а то, не дай бог, умудрится выпутаться как-нибудь да сбежать.

– Эге-ге-гей!.. – заорал я от переполнявшего восторга, смеясь и крутя глефой над головой. – Я крут! Крут, мать твою!! Крут!!!

Ещё два дня я сидел в лагере, пока не сделал всё, что планировал. Теперь я вооружён и очень опасен. И в этой шутке очень мало шутки. Помимо Прелести у меня теперь полутораметровая сулица с мощным четырёхгранным наконечником. В ножнах из-под фальшиона уютно расположились три 80-сантиметровых дротика с листовидными наконечниками, веретенообразным телом древка и тремя рулями из пера гуся. Очень серьёзное оружие. На поясе нож, топорик и клевец. Кстати, подобным клевцом, только железным или бронзовым, не суть, можно отправить к предкам любого одоспешенного бойца, хоть рыцаря, хоть богатыря, одним удачным ударом.

Делая всё неспешно и тщательно, я с удовольствием употреблял дрофу в разных, так сказать, ипостасях – и в супчике, и жареную, и тушёную… м-м-м… вот где господская еда! Благо птичка килограммов на восемь чистого мяса тянет. А на вкус – куда там гусю, тем более утке.

И ещё я понял: странные вещи происходят со мной. Вечером того дня, когда я нашёл замечательный материал на древки и добыл дрофу, я сидел у костра, потягивая слабо-заваренный чаёк (экономия – один пакетик на три раза) с одним кусочком сахара и полностью удовлетворённый прошедшим днём. И вдруг поймал себя на мысли, что в последнее время я как-то слишком эмоционален.

«Что с тобой, Петруха? Что так тебя колбасит? Ты, по сути, целуешь ножик-переросток и называешь его „моя Прелесть“. Ты радуешься, как ребёнок, вытаскивая из воды любую рыбу, будто первый раз в жизни. Ты не замечаешь, что твои пальцы непроизвольно поглаживают смертоносный изгиб клевца, и тебе приятно. Петруха, ты до сих пор в немом восхищении, когда смотришь на буйство жизни вокруг тебя. Да что там, когда ты нашёл дерево на древки, чуть не уссался от щенячьего восторга, а дикие крики а-ля Тарзан, когда дрофу подбил? Не слишком ли много эмоций?»

Или действительно не слишком? Может, именно столько и нужно. А может, надо ещё больше? Да, мне сейчас хорошо, но разве я оторвался от реальности, разве выпал в неконтролируемый эмоциональный экстаз? Нет. Так, вероятно, стоит наслаждаться жизнью, пока жив. Японцы великие мастера, изъясняясь туманно, обнажать кристально ясную мысль.

Сакура цветёт, роняя свои лепестки.
Их кружит играющий ветер.
И каждый из них —
Совершенство!

Совершенство! Оно вокруг нас. Но мы уже не видим очевидного, мы надели чёрные очки. Мы слышим избитую истину и говорим: это банально, не понимая, что истина, произнесённая миллиард раз, не перестаёт быть истиной. Мы говорим много ненужного, обидного, лишнего. И не говорим простого и важного.

Однажды я смотрел голливудский фильм «300 спартанцев». Ну что сказать – очень по мотивам. Но один момент потряс меня невероятно! Когда на глазах опытного, сурового, закалённого в боях воина погибает его сын, его надежда, его гордость, его смысл (!), и, видя, как падает обезглавленное, ещё секунду назад прекрасное, полное сил и жизни тело, он кричит диким криком не только потому, что он не успел прийти на помощь, не только потому, что его сын пал, – они все воины и все когда-то падут, – а потому, что не успел! Среди многих правильных и нужных наставлений, среди пафосных и патриотичных лозунгов, среди многих и многих необходимых слов он не успел сказать самое главное – что он его любит! Именно поэтому так страшно кричит отец, не успевший сказать своему сыну: я тебя люблю. И уже никогда, никогда… Это страшно. Это шок.

Я очень люблю своего сына, и он знает об этом. И сын любит меня, и я знаю об этом, но… я не помню, говорил ли я об этом ему вслух хоть раз. Хотя… Как-то придя домой, я прижал к себе сына и, поцеловав в макушку, сказал:

– Я люблю тебя, сынок.

– Что с тобой, отец? – удивлённо спросил меня тогда Артёмка.

– Ничего, сынок, ничего, – прижимая его к себе, ответил я, – просто знай, я тебя люблю.

Я успел! А вы?

Глава 3

Встреча

Ещё через два дня я вышел к перекатам. Река к этому месту стала метров семьдесят шириной. Берега поросли всякой растительностью, закрывая доступ к воде на значительном пространстве. Но ряд последовательных перекатов, один из которых протянулся от берега до берега, был очень мелкий. А ещё холмы и на моём, и на противоположном берегу разошлись в стороны, образуя как бы проходы. И понятно, это природное образование, но всё равно ощущение, будто кто-то специально сделал удобный путь и переправу. И действительно, тут проходила настоящая звериная дорога. Вытоптанная земля, много, очень много следов, кое-где виднеются костяки разной степени разобранности, черепа и отдельные кости. Да уж, опасное местечко, но чертовски удобное, чтобы перейти на ту сторону и посмотреть, что там. Подвисать в глубоких раздумьях в таком месте – это искать себе приключения на одно место. Решение пришло практически сразу, и в первую очередь потому, что место прошлой ночёвки было недалеко, и оно было шикарно.

Вчера я заночевал под каменным выступом, тут вообще всё чаще из склона начинают выпирать каменные выходы, и камень похож на плитняк, я такие выходы под Каменск-Шахтинском видел. Та же слоистая структура, цвет, так же раскалываются на весьма ровные бруски и «кирпичи», хоть бери и дом строй. Выступ небольшой, самому спрятаться да велик с вещами расположить, а на входе – костерок. По сравнению с тем, как я раньше перекантовывался, – почти крепость. Но была в этом выступе интересная особенность – вертикальная трещина с метр шириной и глубиной метра три. Вот если в этой трещине на деревянных распорках подвесить всё ценное и пока лишнее, то я смогу, взяв только необходимое, налегке проскочить на ту сторону. Вдруг там уже рай земной, а я всё ещё здесь.

Как утверждают опытные туристы, «идёшь в поход на сутки – бери всего на три» и «лучше взять ненужное, чем забыть необходимое», поэтому я паковался вдумчиво.

Решил взять кожаный ранец, ремни переставил с рюкзака. Одеяло и спальник принайтовил по бокам. Полиэтилен – беру. Идти буду в камуфляже и сверху куртка. Термобельё, футболка и запасные тёплые носки – в ранец. Котелок, который поменьше, тарелка, кружка, ложка. Проверенная в деле закидушка. Две полторашки с водой, пара пакетиков чая, чуть сахарку, несколько сухарей и сушек, пара бомж-пакетов, кусок сальца. Ну и вечером сегодня рыбки поймаю, запеку с собой. Ещё кое-что по мелочи возьму, и всё. Да, оружие тоже всё возьму. Ну а остальное – «на консервацию», кто знает, как там повернётся.

Что ж, мы предполагаем, а Бог располагает. Когда я подошёл к перекатам, солнце стояло уже достаточно высоко. Прежде чем соваться на ту сторону, решил проверить, что на этой. Как и обычно, забрался на гребень осмотреться и… резко присел. Вот это да! Метрах в трёхстах двигалась группа людей! Я быстро переместился за большой камень, лежащий чуть ниже по склону. Да, однозначно – это люди. Причём то, что они хомо эректус, видно хорошо, а вот насколько они сапиенсы, пока непонятно, далековато. Зато очень совершенно ясно, что у этих людей большие проблемы. За ними по пятам следовала стая гиен.

Двое на волокуше, сделанной из жердей, тащили безвольное тело, накрытое шкурой. Ещё один хромал рядом, опираясь на копьё, явно испытывая проблемы с левой ногой. И последний член группы как бы прикрывал остальных в их поспешном отступлении, постоянно что-то громко выкрикивая, делая угрожающие движения копьём и время от времени кидая камни в гиен, на которые они реагировали весьма вяло. И весь этот шумный табор пёр прямо на меня. Что-то мне даже за камушком неуютно стало, а уж мужикам и вовсе не позавидуешь. Гиен было штук пятнадцать. Не настолько они были отважны, чтобы атаковать в лоб, но они чувствовали слабину, чувствовали усталость своей жертвы и потому кружили вокруг охотников, постоянно изображая, что сейчас нападут. Своим гнусным хихиканьем и подвыванием, ложными бросками и шустрыми отскоками постоянно давили на психику! Они знали: рано или поздно стая бросит слабых на растерзание, чтобы остальные жили. Так повелевает инстинкт. Но люди не звери, они упорно шли вперёд, никого не бросая. Если они дойдут до переката, то спасены. Если гиены сообразят, что добыча уходит, они могут решиться на массовую атаку. И тогда…

– Мерзкие твари, – холодная злоба кипела во мне, – мы ещё посмотрим, кто кого.

Я ни секунды не раздумывал, вмешаться или нет, к гиенам у меня сформировалась особая «любовь». Надо только выбрать для нападения самый подходящий момент. И он представился совсем скоро.