Шаг в палеолит

– Пётр, – я уже давно попросил его называть меня коротко и более для себя привычно, – ты знаешь, как мы сходили за горьким камнем, но не знаешь, почему так получилось. Раньше племя Правильных Людей было сильным и авторитетным среди других союзных племён, пока, – он показал раскрытую ладонь, – столько зим назад у племени не появился новый вождь, Острый Рог. Его отец Филин был сильным и мудрым вождём, пользовавшимся заслуженным авторитетом других вождей и шаманов. Но пришло его время, и он отправился в туманные долины предков. Мы, мужчины, практически не знаем, кто наши дети, но в этом случае все точно знали, что Острый Рог – сын Филина. Обычай гласит: после смерти вождя избирается новый из самых достойных охотников племени. Я был другом Филина и имел весомый авторитет. Были охотники, которые поддержали бы меня, захоти я стать новым вождём, но я всё же был пришлый, и стать вождём без борьбы мне было непросто. Но бороться я как раз не хотел. Хотел ли я быть вождём? – Он немного помолчал. – Честно скажу: не знаю… Не знаю до сих пор. Но когда племенной шаман Пёстрый Полоз у Большого костра выкрикнул имя Острого Рога, я был против. Я уже говорил, что был другом Филина, и ещё я хорошо знал его сына, как-никак он вырос, считай, на моих глазах. Так вот, Острый Рог был сыном Филина, но Острый Рог не был Филином. Филин был силён прежде всего этим, – Хатак прикоснулся к груди, – а не этим, – он похлопал себя по бицепсу, – как его сын. Понимаешь, о чём я, Пётр?

– Очень тебя понимаю, Хатак. Продолжай.

– Там, где у отца была мудрость, у сына только хитрость да змеиный свист в уши от Пёстрого Полоза. Филин всегда мог поступиться малым ради большего, всегда слушал умные советы и не стеснялся признавать свои ошибки. Острый Рог же всегда и во всём прав, и советчик у него только один – Пёстрый Полоз. Но всё-таки парень когда-то был не таким, не до такой степени… Это всё Полоз, его поганый язык живёт в голове молодого вождя, и я не знаю, как оттуда его вытащить… Мы уже успели поругаться с несколькими родами. На наши исконные земли стали заходить чужаки. Люди перестали приходить в племя, как было когда-то, а наоборот, уходят из него. Вот и с этим походом за горьким камнем очень всё непросто. Трое стариков, никому особо не нужных, но хорошо помнящих, как было раньше, два остолопа – ни то ни сё, пацаны из тех, у кого нет никакой поддержки, и Батор, слишком внимательно слушающий мои рассказы и совершенно плюющий на «мудрые» речи шамана. Я много лет хожу за горьким камнем, и, когда мне дали таких охотников, сразу сказал: нельзя идти таким количеством. Острый Рог тут же заверил, что остальные придут позже. А Пёстрый Полоз камлал всю ночь, и духи сказали ему: всё будет отлично. «Неужели ты, такой опытный охотник, не доведёшь людей до пещеры горького камня по дороге, которой ходил столько раз? – спросил меня тогда вождь. – Или ты стал слишком стар для таких походов, может, тебе уже пора сидеть у костра и рассказывать детям сказки… как ты любишь?» Я считал себя хоть немного мудрым человеком, но… Пётр, они развели меня, как сопливого пацана. – В отчаянии Хатак ударил себя кулаком по ладони. – Как пацана… – глухо повторил дед, опустив голову. – Поначалу, – через некоторое время продолжил Хатак, – я и сам думал, что всё будет хорошо. Тем более до пещеры дошли без особых проблем, но, когда через два дня никто не пришёл, я почувствовал: хорошо уже не будет. Я ещё на что-то надеялся, но… Длиннолапый всё расставил по своим местам. За свою долгую жизнь я вот сколько, – показал он семь пальцев, – сражался с Длиннолапым. Три пальца я защищался от него, остальное сам на него охотился. Длиннолапый очень силён и опасен, но ещё очень умён, столько охотников, сколько было нас, даже для него слишком опасно, в степи есть добыча гораздо менее зубастая. И всё-таки он напал… Когда имеешь дело с Длиннолапым, главное – не дрогнуть, дождаться, когда он поднимется на задние лапы, и вовремя ударить. Восемь копий в мягкий живот… Добывал я Длиннолапых и меньшим количеством охотников. Но этот… – Хатак смотрел расширенными глазами в костёр, вновь переживая перипетии схватки. – Он так и не поднялся. Сгорбившись, словно человек, он легко отбивал наши копья. Тогда мы попытались его окружить, но он не стал кружиться на месте, пытаясь отбиться ото всех сразу, как другие Длиннолапые, а резко отталкиваясь всеми лапами, прыгнул сначала к одним, тут же к другим. Он был очень быстр, очень… Я думаю, захоти Длиннолапый убить нас всех, он это сделал бы. Мы даже не сумели нанести ему серьёзных ран. Поверь мне, Пётр, я сражался с ними не раз, но ни один из них не вёл себя как этот. Он был похож скорее на человека, и я думаю, что это шаман Пёстрый Полоз натравил на нас духа в образе Длиннолапого.

– Ты думаешь, он способен на такое? – озаботился я, впечатлённый рассказом охотника.

– Не знаю. Бывало, он хвалился, что может призывать духов зверей, но при мне ни одного духа так и не призвал. Вот ты, Пётр, призовёшь дух зверя?

– Точно нет, – не стал я врать.

– Но ты же очень сильный шаман. Гораздо сильнее Пёстрого Полоза!

– Возможно. Но я силён в одном, он, может быть, силён в другом. Нельзя быть сильным везде и во всём.

– Да, ты прав, мудрый Пётр, – Хатак тяжело вздохнул, – нельзя быть сильным во всём. Печально.

– А ты не думал, Хатак, что это был не дух, посланный шаманом, а всего лишь медведь, который уже встречался с людьми, и, возможно, не раз?

– Медведь?

– Так называют Длиннолапого в моём племени. Ты же опытный охотник, Хатак, и сам говоришь, что Длиннолапый очень умён. Выйдя победителем из схватки с охотниками однажды, он мог победить и во второй раз, а в третий, уже запомнив предыдущий опыт, применил свои особые приёмчики снова. Ты же сам говорил: этот Длиннолапый делал всё не так, как другие, а вот вы, наоборот, делали всё как всегда, и на этом он вас и поймал.

Хатак долго сидел, молча обдумывая услышанное. Наконец заговорил:

– Ещё раз убеждаюсь, что ты, Пётр, мудрый шаман. И это как раз тоже большая проблема. Послал Полоз духа, или было так, как ты говоришь, но, думаю, моему приходу не обрадуются ни вождь, ни шаман. И то, что в племя привёл тебя как бы я, не добавит любви и к тебе. Уверен, пакости мне и дальше обеспечены, но я свой, у меня немалый авторитет, и теперь я буду вдвойне осторожен, ты же чужак, и тебе придётся в племени нелегко. И я просто не знаю, что делать, Пётр?

– Успокойся, Хатак. Мне приятно, когда такой человек, как ты, волнуется за меня, но не думаю, что останусь жить в племени Правильных Людей.

– Понимаю, – покивал Хатак, – дойдёшь с нами до Осенней охоты и выберешь себе племя. Такой шаман всем пригодится.

– И снова ты не угадал, старый. Думается мне, что жить я буду один.

Улети я сейчас на небо, Хатак так не удивился бы. Мало ли, что умеет Горький Камень. Но жить одному!!!

– Жить одному нельзя! – воскликнул Хатак.

Весь его жизненный опыт и знания восставали против этого. Это в полётах он не силён, а в вопросах выживания – большой специалист.

– Да ну, – парировал я. – Жил же я до встречи с вами один, и жив, как видишь, – брешу на голубом глазу и совесть не мучит.

– Но почему?!

– Потому что жить, как привыкли вы, я не могу, да и не хочу, а жить так, как хочу я, вряд ли кто-то согласится.

– Но как, как?! – не унимался Хатак. – Как ты будешь жить один?

– Думаю, нелегко. Но, надеюсь, с твоей помощью, мой друг, чуть легче. А вообще, пойдём-ка спать, завтра у нас с тобой предстоит тяжёлый денёк. – И ушёл в темноту, оставив у костра потрясённого деда.

Я сидел и меланхолично наблюдал, как в котелке медленно побулькивает нехитрое варево. Также неспешно «побулькивали» мысли в моей голове. Подумать было о чём.

Вчера состоялось феерическое вступление нашего отряда в стойбище Правильных Людей. Стойбище раскинулось между каменной грядой и берегом реки. Навскидку народу в племени было человек двести пятьдесят, и из них охотников – человек семьдесят, немного стариков, остальные – женщины и дети. Я, конечно, не специалист, но мне кажется, что это очень большое племя для этих времён. И неудивительно, что, живя охотой и собирательством, им всё время приходится перемещаться с места на место. Такая толпа, словно саранча, очень быстро выжирает всё съедобное вокруг себя. Ну и это стойбище, в общем, не обмануло моих ожиданий. Полукруглые, невысокие, даже не знаю, как их назвать, чумы, что ли, из облезлых шкур, натянутых на деревянные каркасы, а кое-где и на рёбра мамонта, стояли где кому как удобно. Вонь от костров, от выделываемых шкур, кости под ногами, ещё какой-то мусор, мухи в преизрядном количестве, запросто можно наступить ногой на «мину». Короче, полный букет антисанитарии. И сами первобытные товарищи так «озонируют»… Я всё понимаю, каменный век, то-сё, но мать моя женщина, речка же рядом! Неужели нельзя лишний раз пойти, извините за грубость, жопу помыть?

Слава богу, повезло. Как выяснилось, жить шаману внутри стойбища как бы не принято, а не то гостеприимство Хатака я, боюсь, не пережил бы. Я тогда быстро сориентировался и, пока Хатака не взяли в оборот, попросил найти мне для проживания удобное место. Так что поставил я свой шалашик недалече, в удобном распадке, окружённом небольшими кустами. Уютненько так, и дрова, и до речки недалеко, опять же любопытных поменьше. Большой шаман Горький Камень, знаете ли, шуму не любит, отвлекает от размышлений о высоком! Со злости или по рассеянности враз в лягушку превратить может. Я именно так и наказал всем охотникам в стойбище о себе рассказывать. Пока действует.

Встреча отряда соленосов прошла неоднозначно. И если основная масса народа искренне радовалась, ибо всех считали уже погибшими, о чём, кстати, Пёстрый Полоз после долгого камлания уже всех оповестил, то вождь со товарищи был намного сдержанней. Особо кислой рожей выделялся шаман. Ещё бы, он тут мухоморы курит, не спит ночами, здоровье подрывает – пророчествует, и нате вам… Мало того, что вернулись, хотя и не все, так ещё с собой могучего шамана припёрли. Если так ронять авторитет, его и о землю ушибить недолго.

Мы сразу не понравились друг другу. Уж не знаю, каким я предстал перед его глазами, но его образ у меня сложился в две секунды. Крысёныш. Мелкий, суетной, с тонкими ручками-лапками и злобно посверкивающими маленькими глазками на остреньком личике. Реденькие волосики на плешивой головёнке, бородёнка – одно название. Вонючая меховая накидка, обвешанная косточками, черепками мелких птиц и кабы не тех же самых крыс. Как есть – крысёныш! Но умён. В разборки сразу не полез, вдруг я и вправду шаман силы немалой. И сам не полез, и вождю не дал. Хотя тот был явно настроен тут же, прямо здесь, наехать на Хатака. Но быстро объявил сегодня вечером праздник, а Большой костёр – на завтра. Большой костёр – это толковище всех охотников, на котором решаются различные вопросы, доводятся важные новости, ну и так далее. Всё ясно, будет собирать информацию: кто я такой, откуда взялся, что умею. Самое интересное, Острый Рог только кивками подтверждал сказанное шаманом. Ох, чую, рулит тут этот крысёныш через этого орясину.

Почему орясину? Да потому, что удался мужик на славу. Ростом хоть и пониже меня, зато в плечах – куда там мне, я и рядом не стоял. Мускулы на руках и ногах – как удавы, силён, видать. Была в нём некая звериная красота: волосат, бородат, вонюч – не без этого, но черты лица правильные, глаза голубые, выразительные. Такого в моём времени отдай стилистам на растерзание – мигом голливудскую суперзвезду из него заделают. Жаль только, по всей видимости, живёт не своим умом, а чужого дяди.

Ну и, конечно, я произвёл неизгладимое впечатление на местных аборигенов. Нечто сродни шоку. И хорошо, а то, боюсь, растащили бы на сувениры. А дальше сработала моя закладка. Великий шаман – жуть какой грозный, по мелочам не беспокоить.

Праздник в каменном веке – это нечто. Умом-то я понимаю, что люди, действительно, радуются жизни и веселятся, как умеют. В сё-таки охотники вернулись живыми, тем более при таком хреновом пророчестве. Да, не все, но это жизнь первобытного охотника, мало кто из них умрёт от старости в, так сказать, «тёплой постели». Зато какой успех у рассказа о драматической схватке с Длиннолапым, а эпическая битва с гиенами!.. Народ в восторге и ужасе охал и ахал, и всё это неподдельно, искренне. Это не ток-шоу с табличками: тут смейтесь, тут хлопайте. Здесь всё взаправду. Даже вождя проняло, когда Хатак повествовал, как я сёк гиен своей Прелестью, а когда он изобразил, как я одним ударом отрубил гиене голову, народ просто в ступор впал. Порезать – это понятно, проткнуть – завсегда пожалуйста, разбить череп или там кость – и такое бывало, но… отделить что-то от чего-то одним ударом… Острый Рог даже покрутил головой, на себя, что ли, примерил? Все, кто был тогда, горячо подтверждали сказанное Хатаком. Мне оставалось лишь важно кивать да мычать что-то многозначительное. Многие охотники бросали на меня восхищённые взгляды, время такое, личная доблесть здесь очень высоко ценится.

Из угощения в основном мясо жареное, мясо, печённое на камнях, и мясо, варённое в кожаных мешках посредством кидания раскалённых камней в воду, находящуюся там. Также туда добавляют какие-то листья и коренья. Представляете себе, что за супчик на выходе получается? Присутствовали и растительные добавки, но очень мало – весна. И конечно, хит сезона – мутная слабоалкогольная хрень в вонючих бурдюках. Еле открестился от этого удовольствия, сославшись на шаманские дела. Никакой посуды не было вовсе, ни деревянной, ни глиняной, единственное, мелькнуло несколько грубых каменных плошек, и, что характерно, у вождя, шамана и ещё у пары прихлебателей.

Процесс насыщения был прост: подходишь к костру, где хлопотали женщины, и тебе выдают порцию того или иного блюда. Я совершенно не заметил утеснений, а тем более угнетения женщин по половому признаку. Наоборот, особо нетерпеливые могли ладонью по рукам схлопотать, а то и по макушке. Ну и куда ж без блата? Своим мужчинам, при общем как бы равенстве, всегда есть возможность подсунуть что получше. Непроизвольно отметил, что местные – красотки, некоторые реально красотки, особо из тех, кто помоложе. И они в меня эдак глазками постреливают. А что, видок у меня вполне. Одет – не чета местным шаромыгам, бородка аккуратная, а не обувная щётка, как у всех. О кольце в ухе я вообще молчу. Уж этот девайс дамы моментально срисовали. И некоторые улыбаются так, знаете ли… Гм, так, что-то я куда-то не туда…

Я после такого пиршества остался, прямо скажу, слегка голодным. Закиньте в желудок хоть и нормально пожаренного, но абсолютно пресного мяса, и поймёте, о чём речь. Эк нас цивилизация разбаловала! А местные очень даже замечательно себя чувствуют. Понаелись, слегка подвыпили, расслабились, и потянуло народ на танцы.

Незамысловатые кренделя под дружное гундение и притопывание в такт хлопкам – зажигали граждане кроманьонцы не по-детски.

– И всегда у вас так? – обратился я к сидящему рядом Хатаку.

Деду было хорошо. Его глаза маслено поблёскивали, на губах блуждала довольная улыбка – сыт, слегка пьян. Всем своим видом он олицетворял великую китайскую истину: прошлое прошло, и его нет, будущее не наступило, и его тоже нет – живи настоящим.

– Здорово, правда? – ответил довольный Хатак. – Э-эх, Пётр! Были бы мы помоложе, уж мы им показали бы, как надо плясать! Правильно я говорю?

– А то, я и сейчас себя с трудом сдерживаю, чтобы вприсядку не вдарить.

Хатак подозрительно посмотрел на меня, но я сделал самую невинную моську.

– А у вас как делают? Не так?

– Ну и так тоже бывает, – не стал я развивать скользкую тему.

Мудрые люди давно заметили, что в этом мире ничего не бывает случайным. Блуждая взглядом, я вдруг заметил стоящую невдалеке от нас девочку, которая пристально смотрела прямо на меня. Слишком пристально и слишком смело на меня, ужасного. Ей точно от меня что-то было нужно. Даже интересно стало.

– Кто это, Хатак? – кивнул я на девчонку.

Хатак долго присматривался, подслеповато щурясь. Я вообще заметил у него некоторые проблемы со зрением. Наконец он рассмотрел, на кого я указал.

– A-а… Это дочка пришлой, тут где-то ещё младший брат должен быть. Три зимы назад один из наших взял её мать на Осенней охоте к себе второй женщиной. Охотника, с которым она жила, загрыз Большой Клыкастый. – Деда явно пробило на поговорить. – Тяжело с двумя детьми без своего мужика. Из своих никто брать не стал, вот и пошла к нам, а прошлой зимой родами померла.

– А дети?

– А что дети? Живут как-то.