У него были крылья

У него были крылья
Сергей Гриненко

Рон сошел с ума 16 сентября…В тот день он, как обычно, умылся, позавтракал и пошел на работу. Сидя в офисе за компьютером, он вдруг стал замечать: что-то не так. Внезапно Рону бросилась в глаза надпись на тенте проехавшего мимо окна фургона: «У него были крылья».Эта фраза почему-то привела его в ступор. В следующее мгновение он откуда-то и почему-то знал, что эта фраза отражает смысл жизни. Чьей-то жизни. Или, может, его жизни.

У него были крылья

Сергей Гриненко

© Сергей Гриненко, 2024

ISBN 978-5-0064-6304-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

У НЕГО БЫЛИ КРЫЛЬЯ

Рон сошел с ума 16 сентября. В тот день он, как обычно, умылся, позавтракал и пошел на работу. Сидя в офисе за компьютером, он вдруг стал замечать: что-то не так. Мир не изменился, но вдруг стал обретать какую-то неестественную резкость и отчетливость. Внезапно Рону бросилась в глаза надпись на тенте проехавшего мимо окна фургона: «У него были крылья».

Эта фраза почему-то привела его в ступор. В следующее мгновение он откуда-то и почему-то знал, что эта фраза отражает смысл жизни. Чьей-то жизни. Или, может, его жизни.

Рон отогнал эту мысль и попытался сосредоточиться на работе. Попытался и не смог. Внимание было рассеяно. Звуки окружающего мира стали резкими и раздражающими. Звонки телефонных аппаратов лезли в уши, жужжание факса раздражало, и даже постукивание клавиш клавиатуры отдавалось в голове Рона, словно удары молотка.

Рон отпросился с работы, сославшись на недомогание, и отправился домой. По дороге он заглянул в аптеку и купил успокаивающего и снотворного.

Придя домой, Рон разделся, принял горячую ванну и проглотил лекарства – сначала успокоительное, а затем и снотворное. Он улегся в постель, закрыл глаза, и начал проваливаться в липкий, вязкий сон.

Рон видел дом на песке. Небольшой двухэтажный деревянный дом, выкрашенный белой краской, с двускатной крышей одиноко стоял на обесцвеченной солнцем полоске пляжа. За домом начинались песчаные дюны, а от пенившегося океана дом отделяли считанные десятки метров.

Перед домом за мольбертом работал человек. На нем были вылинявшие голубые джинсы, легкая хлопчатобумажная белая рубашка была расстегнута, а рукава закатаны по локоть. Босые ноги художника утопали в мелком белом песке.

Внезапно человек бросил работу, отложил в сторону кисти, торопливо вытер руки замусоленной тряпкой и стремительно вошел в дом. Через некоторое время из дома вышли двое – художник в сопровождении молодой темноволосой девушки, одетой в легкое пляжное платье. Она яростно жестикулировала, и до Рона стал доходить, как будто приносимый ветром, ее голос, но слова были неразличимы. Интонации выдавали, что она упрекала в чем-то мужчину, активно жестикулировала, в то время, как он, явно не желая ссориться, улыбался ей, пытался что-то ей мягко доказать. Девушка не отступала, и в какой-то момент Рон услышал ее голос, срывающийся на крик: «Ты обещал научить меня летать!».

Мужчина резко отвернулся от нее и на минуту застыл. В следующее мгновение он с силой оттолкнул мольберт, и тот опрокинулся. Мужчина ногой втоптал в песок стоявший на мольберте холст, оттолкнул девушку и направился в дом. На ступенях крыльца остались следы от его ступни, испачканной о только что растоптанную им картину – краски еще не успели высохнуть.

Девушка схватила голову руками, закрывая уши, словно защищаясь от брошенных ей кем-то обидных слов. Она медленно опустилась на порожки и уткнула голову в ладони.

«Я собрал вещи, мы уезжаем», – появившийся за ее спиной с чемоданом в руках мужчина говорил мягко, примирительно. Теперь слова Рон слышал отчетливо, как будто кто-то прибавил звук. Стал слышен и плеск океана, и поскрипывание деревянных ставень. «Вставай, Лора, все хорошо! Мы обязательно сделаем тебе крылья, обязательно! Просто не сейчас, не здесь. Пойдем, мы сядем в поезд и уедем далеко-далеко, наверное, куда-нибудь в горы, где небо совсем близко…»

Он поставил чемодан, бережно поднял за плечи девушку, ладонью вытер слезы с ее лица, взял ее за руку, другой рукой снова подхватил чемодан, и они медленно скрылись за углом.

Внезапно Рон оказался на лестнице, ведущей на чердак только что оставленного дома. Он толкнул дверь чердака, и она, легко поддавшись, распахнулась. Среди коробок, деревянных ящиков, мотков старой проволоки и другого ненужного хлама угадывалась проторенная дорожка. Рон двинулся по ней и подошел к круглому слуховому окну. Сквозь пыльное стекло он увидел удаляющуюся пару – мужчина продолжал бережно обнимать девушку за плечи, другой рукой неся большой цвета ржавчины чемодан.

Внезапно Рон почувствовал под ногами что-то мягкое. Он опустил глаза и увидел, что босыми ступнями стоит на огромном веере из перьев. Большое, в человеческий рост искусственное крыло, собранное из огромного количества белых птичьих перьев.

Рон нагнулся, провел рукой по глади крыла, смахивая пыль и песчинки, поднял странную находку. «Почему одно? Где-то обязательно должно быть второе!» – мелькнуло в голове у Рона, и он лихорадочно начал разгребать руками груды пустых картонных коробок, заполонивших чердак.

Второе крыло оказалось в самом углу. Оно было чище и белее первого – покрывавший его хлам явно предохранил его от едкой пыли и песка.

Подхватив оба крыла, Рон опрометью кинулся вниз по лестнице. «Она ведь просила у тебя крылья, так вот они! Ведь у тебя же были крылья, художник, были!..»

Сбежав с крыльца, Рон наступил на валявшийся на песке холст с не застывшим еще на нем рисунком и побежал вдогонку паре бывших хозяев дома. Он отбежал метров сто и обнаружил, что не видит художника и его девушку – горизонт впереди был чист, ветер легко ворошил песчинки на верхушках дюн.

Рон вернулся к дому. Песок прилипал к краске на его правой ноге, вызывая неприятные ощущения. Он положил крылья на деревянный настил крыльца и вернулся к валявшейся на песке картине. Поднял ее, попытался сдуть песок. Рисунок был еще не завершен, но на холсте уже угадывались контуры человека, стоявшего на краю обрыва. Внизу плескалось море, а фигура на самом краю пропасти расправляла крылья, готовясь сделать прыжок и полететь.

«У тебя ведь были крылья, художник!..» – разочарованно подумал Рон.

***

Лора ушла из дома вчера. Джейк сбился с ног, разыскивая девушку. Первым делом, проснувшись утром и не обнаружив Лору в маленькой квартирке, которую он снял почти на последние оставшиеся деньги, Джейк направился в жандармерию, где заявил об исчезновении человека. Затем побывал в редакции газеты, где оплатил коротенькое грошовое объявление о розыске. Весь остаток дня он метался по вокзалам, гостиницам, приютам для бездомных, всюду наводил справки, но на след Лоры так и не напал. Уже поздно вечером, полный отчаяния и гула в одеревеневших ногах, Джейк вернулся домой и только тогда обнаружил валявшийся на полу кухоньки белый листок бумаги.

Сердце бешено забилось, на лбу проступили капли холодного пота, а по спине пробежали мурашки, когда он, еще издали, узнал почерк Лоры.

«Ты обещал мне небо и крылья, а дал только кандалы и жалкую будку на берегу. Не ищи меня. Я покидаю тебя. Со мной все будет хорошо. Я благодарна тебе за то, что ты заботился обо мне все это время, но я ухожу навстречу мечте. Мечте, которая тебе не по плечу. Крепко тебя обнимаю и желаю найти свое счастье. Лора», – гласила записка.

Лора была больна с детства. Навязчивая идея полета и дара крыльев прочно завладела ее детскими фантазиями и мечтами, а потом стала зерном синдрома навязчивости молодой темноволосой девушки. Родители Лоры даже не надеялись выдать душевнобольную дочь замуж, поэтому, когда в ее жизни возник молодой и, хоть и не богатый, но талантливый и образованный молодой художник Джейк Линней, не могли нарадоваться. Когда же Джейк за одним из семейных обедов попросил руки Лоры, другого ответа, кроме родительского благословения, просто и быть не могло. Молодые люди поженились и начали жить отдельно в квартире-мастерской Джейка, располагавшейся в цокольном этаже одного из небольших домов в центре города.

Джейк понимал всю тяжесть предстоящей семейной жизни, но любил Лору настолько сильно, что готов был переносить все тяготы. Он окружил Лору сердечным теплом и заботой. Она была не просто его женой и натурщицей, она стала его музой. Все шло как нельзя лучше, но однажды случилось то, чего избежать было невозможно – у Лоры случился рецидив.

В тот день, проснувшись, Лора закатила настоящую истерику, требуя, чтобы Джейк научил ее летать. Каким-то чудом, доступным только по-настоящему любящему сердцу, ему удалось унять приступ, убедить Лору принять успокоительные таблетки, убаюкать ее у себя на коленях и, бережно укутав ее мягким клетчатым пледом, уже спящую, уютно устроить в углу софы в маленькой комнате, прилегавшей к мастерской Джейка, которую молодая пара использовала в качестве спаленки.

Уже через полчаса Джейк был в кабинете у доктора Льюиса, наблюдавшего Лору, и пожилой лысеющий психиатр дал Джейку тоном, не терпящим возражений, краткие, но емкие инструкции: не противоречить больной, обещать ей все, что она требует, и обязательно сменить обстановку, свозить Лору куда-нибудь на отдых.