Хрусталь

Хрусталь
Сергей Иванов

Череда неудачных романов сводит жизнь молодого писателя Райана Биллингтона к вопросам совести и морального долга. Попытки выплюнуть скопившиеся чувства и слова, не имеющие никакого значения, превращаются в рагу всевозможных мыслей. Пока стены собственного дома сотрясаются от тиканья секундной стрелки, а ложь выворачивается горькими признаниями, он знакомиться с девушкой по имени Катрина Джонсон и тонет в ее глазах. С любовью к ней приходит и вдохновение, но в подворотнях разума тут же встает вопрос. Что именно руководит его чувствами – любовь к ней или роман об этой любви?

Часть 1. Пустота

1. Почему я не живой?

– Что ты чувствуешь, Райан? – спросил меня Рэй Рэймонд спустя минуту после того, как я вошел к нему в кабинет.

Как только я появился здесь, в мои ноздри ударил запах жирной отрыжки, кислого пота и крепкого низкосортного алкоголя. Я тут же почувствовал себя как дома, уселся на свое любимое кресло в кожаной обивке, и, чиркнув зажигалкой, прикурил себе сигарету. Рэй Рэймонд смотрел на меня своим обворожительным взглядом, вынуждающим его подружек игриво хихикать, раздвигая ножки, и весело снимать свои шелковистые трусики. Однако между мной и любой из его подружек есть одна небольшая, но очевидная разница – если ножки раздвину я, ширинка его брюк точно не встанет колом.

– Я, наверное, уже ни хрена не чувствую…

На дальней стене его кабинета висели старинные настенные часы, тикающие с периодичностью два через один. Два отчетливых тиканья – один зажеванный. Два отчетливых – один зажеванный.

Рэй сидел ровно под этими часами, за письменным столом, напичканным кипой пустых листов, двумя дюжинами грязных чашек из-под кофе и одной-единственной фотографией в рамке с позолотами – фотографией его жены. Выглядел он так, будто прямо сейчас под этим самым столом ему делали страстный минет. Если бы впереди этого стола была планка, ограждающая мой взгляд от его ног, я бы с большой вероятностью в это поверил, но там никого не было, по крайней мере, на мой скромный писательский взгляд.

– То есть как это ни хрена? Что-то ты не договариваешь, говори прямо.

Четыре с половиной года назад был издан мой первый роман про путешествие между миром снов и реальностью. Главный герой этой истории ложился спать, но просыпался в другой постели и другим человеком. Он ходил на работу, заботился о детях, трахал нелюбимую жену, но наступала ночь и этой жизни никогда не существовало. Но была другая. Жизнь, где он все еще молод и горяч, где каждая девушка с едва налившейся грудью мечтала познать тайны его серых спортивных штанов. В конце концов, он потерял между ними грань, сошел с ума и выстрелил себе в грудь. Пока один умирал на руках своей несчастной жены, изливаясь алыми сгустками крови, где-то в другой вселенной молодая наркоманка проснулась рядом со своим мертвым бойфрендом, скончавшимся от передозировки запрещенных веществ.

– Я не могу вывернуть себя наизнанку, Рэй, но скажу одно – я хочу аннулировать наш с тобой договор.

Спустя три месяца после моего писательского дебюта я засветился на двух интервью, принял участие в трех телевизионных ток-шоу и снялся в фильме в качестве роли второго плана. С наступлением четвертого месяца в тираж издали второй роман, написанный от моей руки. Историю про молодого пьяницу-детектива, который умел разговаривать с мертвецами. Куда бы он ни шел, призраки шли за ним. Он сидел на толчке, мертвецы находились рядом; он занимался сексом, они наблюдали. Так продолжалось до тех пор, пока он не наткнулся на человека, смерть которого считал случайностью.

– Твою мать! Ты что, серьезно?! Райан, мы с уже обсуждали с тобой этот вопрос. Если ты не напишешь этот роман – твоей писательской карьере «кранты»!

Воспользовавшись положением, он начал расследовать преступление, покрытое сетчатой пеленой вопросов. Несчастный случай превратился в убийство, а старый заброшенный дом, в котором они когда-то играли в прятки, оказался не просто забытой всеми лачугой. Там, где когда-то исчез подросток, он находил вопросы на самые запутанные убийства десятилетия.

– А если напишу, Рэй? Что тогда? Если я сделаю этот роман недостаточно сильным? Или недостаточно драматичным? А что если там будет так много порнографии, что мои читатели сочтут это за абсурд? Что тогда?

За последние четыре с половиной года я опубликовал девять своих романов. Все они пользовались большой популярностью, издавались тиражами в десятки, а порою и сотни тысяч экземпляров. Я заработал денег. Достаточно для того, чтобы не работать ближайшие десять лет, но не достаточно для того, чтобы заткнуть внутри меня дыру.

– Райан, ты, кажется, плохо понял мои слова – твоя популярность падает! Причем падает с такой скоростью, что ты сам превратишься в лепешку, когда она достигнет дна. Тебе нужен грандиозный роман, Райан! Нужна сенсация! Нужно то, что могли бы номинировать на нобелевскую премию! Ну, или хотя бы то, что не грех будет ставить в один ряд с именами классиков.

В моей голове буквально бурлила каша из всевозможных сценариев, сюжетных поворотов, загадок и классных цитат. Я никогда не был один. Даже когда одиночеством был пропитан каждый угол моей квартиры, я никогда не оставался в совершенном одиночестве. Все дело в голосах, что говорят в моей голове. Поймите меня правильно, я совсем не шизофреник, но выдуманные мной герои постоянно перебирают фразы, репетируя реплику. Они что-то бубнят, мямлят, что-то кому-то доказывают, а я слышу их так, как будто совсем недавно разговаривал с одним из них.

– И что я, по-твоему, должен сделать?

– Знатно поднатужиться и высрать мне этот роман.

Я находился на пике писательской карьеры. Новостные заголовки крупнейших СМИ разрывались названиями моих книг. Я подписывал контракты на пошив дизайнерской одежды с моей фамилией вместо логотипа; я присутствовал на открытии ресторанов, названных в честь меня; я продавал права на экранизацию своих романов. Моя жизнь разделилась на «до» и «после». Так продолжалось до последнего времени, до того момента, когда моя жизнь разделилась на «до» и «после» во второй раз. Продажи резко упали вниз, тиражи сократились втрое, мои гонорары стали мизерными, а писатели «ноу-неймы» заняли мое место в топе бестселлеров.

– Не все так просто, Рэй. Пойми меня правильно, я неплохой писатель, но я не могу совершить открытие. О чем я, по-твоему, должен написать, чтобы люди снова в меня влюбились? Чтобы создать что-то вечное, мне нужно куда больше таланта, чем для того, чтобы создать что-то интересное…

– У тебя есть этот талант, Райан! Тебе не хватает мужества, чтобы решиться на этот шаг.

– Здесь ты совсем не прав. Мне не хватает чего угодно – таланта, опыта, лексикона, но ни в коем случае не мужества…

Все началось с того, что я использовал одну и ту же фразу в двух романах подряд. Когда твое детище превращается в фабричное производство, становится трудно придумывать что-то новое. Персонажи превращаются в клише, а названия глав становятся скучными и примитивными. Не потому что крайне сложно придумать такое название, которое заинтересует читателя, а потому, что любое из придуманных названий недостаточно точно отражает суть. Так я покатился вниз. Так мои последние романы стали пятидесятилетними одинокими женщинами с высоким уровнем либидо. Им все еще хочется секса, но они никого уже не привлекают.

– Тогда почему ты пришел ко мне и ноешься, как гребаная школьница, которую впервые дернули за косички? Ты боишься, Райан. Боишься, что не сможешь сделать ничего достойного.

– Твою мать, Рэймонд! Ты совсем меня не понимаешь! У меня предостаточно идей, чтобы выплюнуть очередную всратую историю о какой-нибудь необычной херне! Хочешь, я напишу тебе сотни таких романов? Легко! Но у меня нет ни одной идеи, которая могла бы завоевать сердца миллионов, независимо от пола, возраста и вкусовых потребностей. Я ведь не Жюль Верн, в конце концов, и не Федор Михайлович Достоевский. Я Райан Биллингтон, твою мать! Пишу о том, что хочется увидеть людям, а не о том, что скрывается в подсознании.

– Именно твоя мания писать о сокровенных желаниях каждого сделала тебя писателем, Райан. Твой первый роман разорвал аудиторию, потому что каждый хоть раз задумывался об этом, но никто и никогда не решался воплотить это в жизнь. Ты вышел за рамки, порвал шаблоны, и я просто прошу тебя сделать это еще раз, только в этот раз выйди за рамки себя самого.

Тремя днями ранее Рэй Рэймонд позвонил мне и попросил заглянуть к себе. Я никого не трогал, пил чай, наслаждался жизнью. И тут на тебе! Срочно нужно было явиться в этот же кабинет и обсудить наш новый контракт. Еще один подобный роман, – сказал мне Рэймонд тогда, – и всю твою карьеру можно свести на «нет». Ты становишься не интересен, Райан. Твой будущий роман может стать последним. В тот день мы подписали контракт, согласно которому я должен написать бестселлер. Если эта книга будет моим очередным дерьмом, мы навсегда прекращаем наше сотрудничество. Если же нет – я снова вернусь на вершину славы. И я загорелся этой идеей, думая, что именно это вдохновит меня на великие вещи.

– Как я могу выйти за рамки самого себя, являясь самим собой? Рэймонд, это не так работает. Я думал, что создал свой стиль, что у меня появился писательский слог, а оказалось, что я просто стал заурядным писакой…

– Заурядным писакой ты был всегда, но, по крайней мере, раньше ты никогда в себе не сомневался. Скажи мне, Райан, разве не сомнения в том, что ты делаешь, создали пустоту внутри тебя? Ты добился успеха, сколотил целое состояние, присел на задницу и начал, не напрягаясь, посасывать фирменные коктейли через трубочку. Один успешный роман! Два! Пять! Но успех не может быть вечным. Как только ты обнаружил, что не способен на что-то новое, ты тут же начал сомневаться в себе, и – БАЦ! – цифры скатились вниз, а твое имя не стоит и в одном ряду с зазнавшимися новичками.

– К чему ты рассказываешь мне все это?

– А к тому, Райан, что ты должен уже наконец-то выйти из зоны комфорта и показать этим писателям-однодневкам, кто такой Райан Биллингтон и почему его должен уважать каждый. Вспомни, почему ты начал писать. У тебя ведь ни хрена не было! И единственное, что ты умел – писать эти гребанные строки. У Тебя получилось один раз, так почему ты думаешь, что не получиться во второй?

Вечером того же дня, когда мы обсудили условия нашего нового контракта, я пришел домой, заряженный на успех. Тысячи сюжетов медленно варились внутри моей головы, по дороге домой я молчал, но ни на секунду не прекращал вести диалоги с самим собой. Я вошел в свою квартиру, готовый буквально лопнуть от переполнявших меня эмоций. Я сел за ноутбук, мое сердце колотилось так сильно, что на какое-то время я оглох, пальцы тряслись над клавиатурой, и я поражался тому, насколько громкой может быть тишина. А затем наступило молчание. Герои внутри меня внезапно прекратили вести диалог, сюжеты кончились, мысли растворились в абстракции бессвязных слов. Я написал: «Глава 1», и просидел четыре часа в одном положении.

Ни единой мысли не посетило меня за это время – совершеннейшая пустота. Я захлопнул ноутбук, заварил себе чашечку кофе, выкурил сигарету и снова услышал их. Голоса. Они снова проснулись и взбудоражились, заговорили о великом и решались на подвиги. Вот оно – вдохновение! – подумал я, снова уселся за ноутбук и снова оказался совсем один. Впервые с тех пор, как я начал писать свой первый роман, я почувствовал одиночество. За три дня, предшествующие нашему с Рэймондом разговору, монитор моего ноутбука горел пятью буквами и одной цифрой:

«Глава 1»

А я не отходил от него практически ни на шаг.

– Потому что я ни хрена не чувствую, Рэймонд! – произнес я ему по слогам, будто общаюсь с ребенком.

– Вот все вы, писатели, жалкие сопляки! Что-то не получилось, так сразу ни хрена не чувствую! Скажи еще, что мир вдруг утратил свои цвета, а еда стала казаться пресной. Ты – писатель, Райан, и как писатель ты должен знать, что такое гипербола! Или аллегория, хрен пойми! Я же, блин, издатель, а не литературный критик. Одно я знаю – не дави ты из себя этот шедевр, не напрягай свои мозги! Мозгами пусть работают ученые и прочие научные деятели, а ты должен работать сердцем. Своим мягким и хрустальным писательским сердцем, Райан!

– Ты думаешь, я не пробовал? У меня ведь и раньше были провалы. У меня сотни незаконченных черновиков, дюжина недописанных рассказов, и все они казались мне великолепными! Но здесь все иначе, Рэй. Если раньше я отбрасывал один неудачный роман и тут же начинал второй, то сейчас я даже не могу начать…

– Все дело в пустоте, которую ты чувствуешь?

– Да, Рэймонд! Да и еще раз да! Но, пойми, что эта пустота – это не просто отсутствие всего. Нет! Это настолько большое количество чувств, слипшихся в один огромный комок, что я уже и не знаю, как мне его описать. С чего начать? Где мне ухватиться за ниточку, с которой стоит начать распутывать? Как только я начинаю думать об этом, я тут же встаю в ступор и в мою голову не приходит никаких идей! Вот она – пустота! Она вызвана переизбытком чувств, а не их дефицитом, и такое количество разных тональностей внутри меня обесценивает другие тональности, Рэймонд. Я начинаю думать об одном, но приходит другая мысль, которая сдвигает предыдущую. А на смену этой приходит еще одна, затем пятая, десятая, и так по кругу, пока не обесцениваются совершенно все! И тогда я понимаю, что не прошло еще и минуты… Что я совершенно пуст…

– Об этом я и говорю! Не торопи события. Отдохни от своей писанины денек-другой, а если потребуется – несколько месяцев. Не думай ни о чем, просто расслабься, и тогда, увидишь, хорошая идея сама придет к тебе в голову. О времени не беспокойся! В таком положении, как у тебя, длительная передышка будет только на пользу. Пройдет год, два года, может быть, даже три, все начнут спрашивать: «Куда подевался Райан Биллингтон?» и тут – на тебе! – твой шедевральный роман, который вновь сделает тебя кумиром.

– Не могу, Рэймонд… Я постоянно думаю об этом… Постоянно! Каждую гребанную секунду! Но как только я сажусь за работу, все мои мысли тут же превращаются в полный ноль. Такое ощущение, что я просто кончился…

– Кончился? Ты имеешь в виду, что ты кончился как заряд батарейки или как бутылка кефира?

– Именно так…

Разве может человек закончится, как какая-то бутылка кефира? Вот если скажем, как бутылка пятнадцатилетнего испанского бренди, тогда да, но ни в коем случае не кефир. И, тем не менее, выражение «кончился» подходило сюда как никогда к стати. Я чувствовал себя опустошенным, будто какие-то неведомые силы высосали из меня совершенно все – и радость, и печаль, и желание напиться в стельку.

– Ты давно мастурбировал? – внезапно спросил меня Рэй.

– Пару часов назад, а что?