– Стоп, – сказал я, – это что же, получается, мы тачку угоняем?
– Что я слышу? Осуждение от начинающего мародера? – зло произнесла Катя.
Я осекся, и замолчал, обиженно глядя сквозь лобовое стекло на догорающие останки лайнера.
На выезде из парковки Катя закашлялась, да так сильно, что ей пришлось остановить машину.
– Тебе в больницу бы… – сказал я, решив оставить обиды на потом, – вся эта дрянь могла не пройти даром для легких. Я-то дыхание задержал, а ты сознание потеряла, и вот…
– Гриш, извини, – она меня перебила, – на нервах. Вырвалось.
– Проехали, – я махнул рукой.
– Достань, пожалуйста, у меня в правом кармане куртки, пластиковый контейнер.
– В этой куртке? – уточнил я, указывая на ту, которая была на ней.
– Ага, – тихо сказала Катя, – не хочу отвлекаться от дороги.
Ее голос звучал подозрительно тихо. К тому же, мы все еще стояли на выезде из парковки. Однако, я решил благоразумно воздержаться от дальнейших вопросов. Вместо этого протянул руку, и пошарил у нее в кармане. Коробочка, о которой она говорила, была на месте.
– Достань инъектор с синей полосой. – Так же тихо сказала Катя, – открути крышку, и вколи мне в предплечье… скорее, что-то я вырубаюсь…
Ее качнуло, ослабшая нога съехала с педали тормоза, и машина покатилась вперед. Я едва успел дернуть ручник, и перевести рычаг коробки на «паркинг». Потом подхватил Катю, стянул куртку с ее правого плеча, потом разорвал рукав водолазки, очень надеясь, что она не выставит мне потом счет. Вообще-то, нам всегда говорили, что шприцы-тюбики из полевых аптечек можно и нужно колоть через ткань. Но то в условиях боя, когда нужно за секунды выбрать меньшее из зол: небольшой риск заражения, или немедленную гибель от болевого шока.
В общем, я не рисковал, но действовал быстро. Инъектор оказался вовсе не таким, какие обычно бывают в аптечках. Это был простой цилиндрик, с небольшой воронкой у одного конца, и стрелкой, ясно дающей понять, каким именно концом надо прикладывать. Я коснулся цилиндриком Катиного плеча. Послышалось легкое шипение, инъектор чуть дернулся. И все. Пару секунд ничего не происходило. А потом Катя судорожно вдохнула, резко выпрямилась, как будто у нее спину свело, и снова закашлялась. Мне даже показалось, что в этот раз у нее на ладонях остались следы крови.
– Ох ты ж блинство… – пробормотала она, окончательно придя в себя, – крутая все-таки штуковина! – она забрала у меня коробочку, и потрясла ей перед моим носом, после чего убрала ее обратно в карман, – надо тебе такую же выдать. Напомни, обязательно, когда выберемся.
Она тронулась и, набирая скорость, помчала в сторону МКАДа.
10
Вопреки ожиданиям, ехать далеко не пришлось. МКАД успели проскочить по внутренней стороне. МЧС как раз готовились перекрыть движение – не ясно, зачем: может, просто перестраховывались, а, может, ставили крупную сеть на нас.
– Машина даст нам время, – пояснила Катя, когда мигалки будущего кордона остались на другом берегу Москвы-реки, – поэтому пришлось позаимствовать. Пока будут вычислять, да разбираться, мы успеем добраться до убежища.
– Ясно, – кивнул я.
– Слушай, ты это… – она сняла с руля правую руку, и опустила ее на мою ладонь, потом сжала ее, – я не со зла. И я очень благодарна тебе за то, что ты сделал. Ты ведь не мог знать, что тюрвинг сработает. Этого никто не знал – всегда считалось, что защита действует максимум против пуль. По крайней мере, два других тюрвинга не защищали своих хозяев ни от воды, ни от огня, ни от холода. Думаю, на это и был расчет.
Она убрала руку, и случайно задела какую-то кнопку на руле. Включилось радио. Диктор взволнованно тараторил: «Согласно сообщению пресс-службы аэропорта «Домодедово», это был перегоночный рейс для прохождения планового техобслуживания. Пассажиров на борту не было. Судьба членов экипажа остается неизвестной, но уже сейчас можно сказать: то, что на земле обошлось без жертв, в таком густонаселенном районе – исключительно их заслуга».
– Я же говорила, – сказала Катя, убавляя громкость, – они не полные отморозки.
– А летчики? – спросил я, – камикадзе, что ли?
– Думаю, борт летел на автопилоте, – пожала плечами она.
– Ты, кажется, говорила, что там, наверху должны были все как-то устаканить, нет? – заметил я.
– Да, и получила сообщение, что все в порядке, – кивнула Катя. – Признаться, на моей памяти такого еще не было. Госструктуры пошли вразнос. А вместе с ними все правила игры, которые еще оставались. В интересное время мы живем!
Тем временем мы проскочили развязку с Каширкой, и свернули на Шипиловский.
– Мы разве не собирались залечь на дно? – удивленно спросил я – убраться куда подальше? Что мы забыли в городе?
– Собирались, – кивнула Катя, – и заляжем.
– Убежище что, в городе?
– Нет, – она покачала головой, – но дорога к нему – в городе.
Мы остановились напротив кладбища, немного не доехав до парка Царицыно.
– Накинь капюшон, – бросила Катя, выходя из машины, – и старайся не поворачиваться к домам – чтобы в камеры не попасть.
Я молча надел капюшон, и последовал за ней.
Мы прошли мимо крохотной пустой сторожки, и оказались на кладбищенской аллее. Больше всего я опасался, что убежище будет где-то здесь: маленький подземный бункер, и вход в одной и могильных плит. Бр-р-р! Но Катя сказала, что само убежище не в городе. А тут, получается, только дорога к нему. После параплана ожидать можно было всего, чего угодно: от тайного метро, ведущего в Подмосковье, до секретного стартового комплекса с пассажирской баллистической ракетой.
Мы быстро миновали кладбище и через неприметную калитку в высоком решетчатом заборе зашли на территорию парка Царицыно. Знакомые мне места – летом я приезжал сюда побегать, съемная квартира была совсем не далеко. Но нормальные, ухоженные дорожки начинались чуть дальше, а в эту часть парка я никогда не забредал.
Катя взяла левее, вдоль забора. Двигаться пришлось по неухоженной грязной тропе, засыпанной прелыми листьями.
– Мы что, на курганы идем? – спросил я; с этой стороны парка, за оврагом, как мне было хорошо известно, находились знаменитые курганы вятичей. Говорят, народ по оврагу с металлоискателями даже ходили, и не оставались без хабара. Правда, мне самому поработать на месте не довелось. Нормально не покопаешь – народу слишком много, а разрешение получать – тяжелее, чем белый лист на военные раскопы. Памятник истории, все такое. У заявителя должен быть научный статус.
– Что? – Катя недоуменно посмотрела через плечо, но не остановилась, – а, ты про эти… нет, мы не туда. Хотя ты прав – лет десять назад там удалось обнаружить какой-то ценный артефакт. Это была одна из последних находок видящего, я тебе рассказывала про него. Через пару месяцев после работ в Царицыно его убили.
– В старых языческих могилах? – я скептически усмехнулся, – артефакты древних высоких технологий?
– Нормальная ситуация, – пояснила Катя, – люди обычно артефакты не видят. Но что-то чувствуют, это точно. Некое необъяснимое присутствие. Могилы часто устраивают в таких местах, которые еще называют «места силы». Так что искать артефакты на кладбищах и древних святилищах – вполне нормальная практика.
– Кто и зачем его убил, кстати? – спросил я, – ты вроде говорила, что между игроками на этом поле были какие-то правила игры…
– Мы предполагаем, что американцы, – вздохнула Катя, – но, конечно же, ответственность никто не взял. И доказательств нет. Это уникальный случай был. Конечно, была большая буча. Но по итогу тогда казалось, что удалось договориться. Игроки пошли на уступки, добились большей прозрачности. Российская сторона даже получила некоторые компенсации. Формально все соглашения остались действующими, это было выгодно всем. Мы так думали, до сегодняшнего дня.
– Все равно не понимаю, – я покачал головой, – я ведь все-таки свой. Зачем сразу убивать-то? Хоть поговорили бы!
– Ну так они не сразу, – Катя покачала головой, – поговорить пытались. Неумело – это правда, не нужно было заходить от родителей. А потом они получили доказательства, что ты с нами сотрудничаешь. Что деньги от нас принял.
Пока до меня доходил смысл сказанного, Катя остановилась возле единственной оставшейся кирпичной стены какого-то разрушенного строения. Судя по всему, развалинам было лет сорок-пятьдесят. По крайней мере, на месте бывшего фундамента успели прорасти довольно крепкие деревца.
– Вот и пришли, – вздохнула она.
– Как-то не впечатляет… – пробормотал я.
– Подожди, ты еще главное не видел, – заговорщически улыбнулась Катя, и направилась налево от руин, на холм, по вершине которого шел сетчатый забор. Оттуда, сверху, я разглядел, что у стен разрушенного здания находятся полузасыпанные вентиляционные трубы, какие бывают возле бомбоубежищ. Нашелся и вход – ловко замаскированный разросшейся и высохшей травой.