Абандон

– Что значит силовая поддержка? – спросил я, – вы же знаете, медведь линию не почувствует, если рядом будут…

– Зачистка территории по вашему указанию, – перебил куратор, проглотив очередной кусок розового лосося, – наблюдение за периметром. При необходимости бросок на место, по вашему вызову.

– Вызов по телефону? – усмехнулся я.

Вместо ответа куратор залез в карман брюк и достал небольшой, сантиметров пять в длину, брусок из полированного металла.

– Не говори глупостей, – сказал он, – эта штука формирует защищённый канал, способный противостоять даже серьёзной РЭБ. Но это так, для информации.

– Как пользоваться? – спросил я.

– Сжимаешь с торцов до щелчка, – ответил куратор.

– Ясно, – кивнул я, убирая брусочек в карман джинсов.

Остаток ужина прошёл в молчании.

– Нам надо зайти в… – начала было Соня, когда мы вышли с территории ресторана и направились к гостинице.

Я чуть сильнее сжал её руку, легонько постучав пальцем по правому карману, где лежал металлический брусок, и покачал головой.

Сложно поверить, что куратор не добавил прослушку, воспользовавшись ситуацией. Это ведь не было прямым нарушением договора и статуса посвящения – мы сами согласились взять эту штуковину, зная, что она способна передавать информацию.

–…магаз за водой, – закончила фразу Соня.

– Ага, – кивнул я, – тоже пить хочется. От острого, наверное.

В зоомагазин мы так и не зашли. А поговорить смогли только уединившись в санузле и включив душ.

– Басю брать нельзя никак, – шептала Соня мне на ухо.

Я согласно кивнул.

– Придётся в номере оставить. Я постараюсь показать, чтобы она не волновалась. Она понимает такие вещи без слов.

– Меня другое волнует, – ответил я, тоже шёпотом на ухо, – что, если кто-то придёт с обыском? Люди куратора? Они ведь так уже делали. И думали, что мы ничего не заметили…

– Бася спрячется. Придётся рискнуть, – ответила Соня, – но с собой её никак нельзя…

– Согласен, – кивнул я. И вышел из душевой.

Бася смотрела на меня с кровати большими, понимающими глазами.

Никто с первого раза сердца заброшек не достаёт. Не то, чтобы это было невозможно: случается, хотя и редко. Как в тот раз, когда мы познакомились с Соней. Просто это рискованно – действовать наобум. Можно потратить слишком много энергии, из-за чего медведь впадёт в кому. Можно достать сердце не полностью, из-за чего потом бывает множество неприятностей. Особенно, если оно представляло собой сложное устройство, которое после такого неполного извлечения приходит в полнейшую негодность.

Чтобы всё вышло по уму, должен работать наводчик. Талантливый математик, физик или айтишник, так сказать, в миру. Способный к многомерному комплексному анализу, умеющий работать с голоморфными функциями. И не чуждый интуиции – часто вычисления бывают, мягко говоря, далёкими от принятых канонов.

Сейчас у нас рисковать никакого резона не было. Поэтому мы направились на поиски подходящей заброшки, как обычно, ориентируясь на собственные ощущения и предчувствия.

– Чувствуешь? – спросила Соня.

И я действительно чувствовал – хотя мы ещё из города не выехали.

– Угу, – кивнул я, глядя в сторону нового микрорайона с домами ярких расцветок. Не верилось, что там может быть что-то интересное. Но такие, как мы, привыкли доверять интуиции.

Я свернул направо, в сторону этих домов. Сразу за микрорайоном навигатор показывал многообещающее серое пятно. Часто именно в таких местах находилось всё самое интересное.

Мы проехали мимо дворов с резвящейся на новых площадках детворой.

Сразу за микрорайоном дорога резко испортилась: появились огромные выбоины и даже откровенные ямы. А потом асфальт и вовсе исчез, оставив проезд с огромной колеёй, на которую и смотреть—то было тошно. Что самое неприятное – грязь была влажной. Похоже, ночью был дождь.

Я вздохнул, поставил машину на ручник и вышел, чтобы переставить переключатель обгонной муфты на передних ступицах в положение «Lock». И только после этого мы двинулись дальше.

Дорога, если её можно так назвать, упёрлась в поваленные металлические ворота. Когда-то они было покрашены серой краской, но теперь она выцвела, вспучилась от ржавчины и почти полностью опала. Преодолеть такое препятствие труда не составило.

За воротами даже колеи было не разглядеть: там, где когда-то была дорога, теперь густо росли лопухи. Но мы упрямо двигались вперёд – там, за просекой в лесу, проглядывало какое-то поле с низкими холмиками.

В просеке мы едва не встряли. Я в последний момент учуял подставу: прямо по центру трава была подозрительно низкая и неправильного оттенка.

Я остановил машину и вышел оглядеться. И действительно: буквально в паре метров начиналось настоящее болото, едва прикрытое слоем всплывшего торфяника, который порос нездорового вида травой.

К счастью, справа от болота был проход: большая, заросшая лопухами насыпь, ведущая на поле, которое нас заинтересовало.

Мы тщательно обработали друг друга спреем от клещей и комаров и отправились пешком.

Ещё на насыпи я заметил: место перспективное. По краям поля были установлены какие-то башни, напоминающие сотовые ретрансляторы, только более причудливые и высокие. У основания некоторых находились помещения, вероятно, предназначенные для обслуживающего персонала. А ещё – они явно были заброшены: окна щерились осколками, крыша домиков и сами вышки кое—где поросли травой и даже небольшими деревцами.

Трава в поле была высохшей и жухлой. Что очень странно – ведь только что мы ехали по влажной грязи. Может, дождь сюда не дошёл? Сразу под сухой коркой тонкого почвенного слоя был песок, куда проваливались каблуки ботинок.

В воздухе был едва ощутимый запах перегретого металла, машинного масла и гари.

Мы молча переглянулись. Я жестом указал на ближайшую вышку, Соня в ответ согласно кивнула.

Не нравились мне эти вышки. Я проследил геометрию их расположения – и понял, что стояли они не просто так. Кто-то знающий разместил их таким образом, чтобы они меняли метрику силовых линий, которые мне предстояло вычислить.

Потом мы поднялись на очередной холмик и увидели источник металлического запаха.

Танки. Множество. Стоят не стройными рядами, как это бывает на заброшенных базах хранения и танковых заводов, а вразнобой, напротив друг друга. Как будто кто-то бросил машины прямо посреди крупных танковых учений.

Впрочем, учений ли? Я пригляделся. На некоторых машинах, несмотря на ржавчину и другие следы, оставленные временем, отчётливо просматривалась копоть. Часть стояла без башен – которые тоже валялись в беспорядке на поле.

Мы снова переглянулись. Было ясно, что надо уходить. Но любопытство оказалось сильнее. Мы направились к ближайшему подбитому танку.

Машине досталось: левая гусеница была порвана. Механик—водитель, видимо, пытался как-то маневрировать на оставшейся – до сих пор остались следы, глубокие борозды. Но потом очередной снаряд угодил машине в бок, где уже не оставалось динамической защиты, которая могла бы спасти от кумулятивной струи.

Я забрался на заднюю часть танка, чтобы оглядеться. И тут обнаружил ещё один неприятный сюрприз. Кто-то из членов экипажа пытался спастись в последний момент. Скелет в истлевшем комбинезоне свешивался из башенного люка. Шлема на черепе не было – он упал вниз, под катки. А из глазницы погибшего росло какое-то растение с красивыми розовыми цветами.

– Твою ж налево! – выругалась Соня.