Ступени к Божественному

Я посмотрел всю ситуацию на тонком плане и сказал ему:

Мышление работает на сопоставлении объектов и процессов во времени и пространстве. Насколько масштабно мы можем связать причину со следствием, настолько больше возможности нашего мышления.

Сейчас на Земле начинаются процессы, которые современный уровень мышления не позволяет масштабно оценить. Проще говоря, мы не представляем последствий нашей нынешней деятельности. Начинаются стихийные, неуправляемые процессы, а мы не всегда это понимаем. Если на Земле не появятся люди с масштабным мышлением, через некоторое время мы столкнемся с процессами, которыми управлять уже не сможем. Это все равно произойдет. Сейчас речь идет о процентах. Если процент таких людей не повысить, то вся цивилизация может погибнуть. Причем никакая помощь со стороны других цивилизаций напрямую невозможна. У нас есть иммунные системы не только в физическом теле, но и в информационном. Чужая информация может попросту убить всю цивилизацию, даже если сначала будет заметное внешнее улучшение ситуации. Информацию, необходимую для спасения цивилизации, нужно прокачать через ее представителей, адаптировать ее, и в таком, переваренном, виде она не опасна.

Так вот, ваши три высших образования – это пылинка по сравнению с той информацией, которую вы получали последние три года. На ваш бизнес и другие дела уходило огромное количество тонкой энергии. Чтобы сохранить вам жизнь, вам запретили тратить энергию и снизили ваши контакты с людьми до минимума.

Еще один нюанс. Уровень нашего сознания подразумевает степень контакта с другими мирами. И если уровень контакта повышается быстро, обгоняя запасы любви в душе, то зависимость от высших духовных уровней резко возрастает. В обычной жизни зависимость от человеческих ценностей сначала рождает страх, потом обиды, потом болезнь. Если цепочку нарисовать точнее, то сначала обожествление человеческого, потом высокомерие как желание отстоять это, потом страх потерять, потом обиды на весь мир, потом обиды на себя, потом сброс программы самоуничтожения на потомков, потом блокировка всего этого несчастьями, болезнями и смертями. Но, когда мы выходим на контакт с высокими уровнями других миров, вся эта цепочка стремительно пролетает в нашем подсознании, и мы видим только последнее звено, нашу болезнь и смерть наших детей. Поэтому обычно контактеры высокого уровня бесплодны или дети у них умирают.

Так вот, – обращаюсь я к контактеру, – вам начали давать информацию, и уровень гордыни подскочил у вас в десятки, если не в сотни раз. Причем вы этого даже не чувствуете. И от смерти ни вас, ни вашу дочь не смогут спасти даже инопланетяне. Но если вас в этот момент оторвать от человеческих забот, выключить человеческую логику, то тогда через логику Божественную вы сможете переработать всю информацию, необходимую для новых форм мышления. Это позволит вам предпринимать действия, направленные в конечном счете не на уничтожение, а на спасение людей.

ЛИЧНОСТЬ

Я лежу в постели и смотрю на голубое утреннее небо. Когда полгода назад я начал выходить на тему личности, появились признаки серьезной опасности, вплоть до мистических намеков. Масштаб личности определяется совокупностью охвата других миров. Значит, если я начинаю работать над этой темой, неизбежно вырастает радиус охвата, и с неуправляемым ростом гордыни я могу не справиться.

Я расслабленно смотрю в окно и думаю, что можно сделать. Во-первых, развал у меня начался больше года назад. Сильное отложение солей во всем теле. Начинают болеть колени, да так, что иногда не могу ходить. По ночам немеют пальцы на руках. Можно, конечно, поголодать, выгнать соли, но я уже посмотрел, что будет после этого. Тело станет мягким и послушным, зато голова может отказать, т. е. блокировка гордыни может перейти с тела на функции мозга. Последние 30 лет я думаю 24 часа в сутки. А сейчас у меня большие перегрузки, и голова мне нужна как никогда. Мне сейчас нужно справиться с неуправляемой гордыней. Первые ее признаки уже заметны. Последние полгода, если хоть что-то, даже в нюансах, отличается от запланированного мною процесса, тут же идет сильнейшая вспышка раздражения и гнева. Потом разворот программы самоуничтожения и сильная боль в голове. Раньше я сказал бы, что у меня нервный срыв и нервное истощение. Сейчас я понимаю, что мне нужно делать то же самое, что и тому контактеру. Прекращать выступления, поездки, т. е. на какое-то время забыть обо всем. С другой стороны, раз дают такую ситуацию, значит, шансы выжить есть. Но есть плохие признаки. Я вспоминаю августовскую ночь в Крыму. Мы сидим на скале возле костра, а внизу плещется Черное море.

Ребята, хотите узнать, как к каждому из нас относится море? – спросил я.

Все оживленно уставились на меня.

Этого человека море любит, – сказал я, – к этому относится с легким пренебрежением, он его боится. К этому – нормально. А вот этому человеку море желает смерти. У него совершенно неправильное отношение к морю. Ему купаться опасно. Кто у нас прошел под последним номером?

Я знал, что это не мог быть я. До этого я много раз смотрел, как ко мне относится море, и каждый раз было добродушие и любовь. Я мог плавать в море часами в любую погоду и никогда не боялся. И даже если ногу сводило судорогой, я оставался спокойным, т. к. знал, что выплыву в любой ситуации. И поэтому, когда товарищ сказал мне, что последним был именно я, появилось ощущение растерянности. В чем же я неправильно повел себя по отношению к морю? Причем, в последние сутки. И тут я неожиданно вспомнил.

В гурзуфском заливе, возле горы Медведь, в море есть две скалы, которые называются Адала- ры. Между ними глубина небольшая, 10—12 метров. А вот за вторым Адаларом мы померили глубину шнуром и насчитали 28 метров. Я раньше без ласт мог нырять на глубину около 20 метров, естественно без акваланга. В этом году я нырял метров на 20, но уже с ластами. Причем, возле дна вода уже прохладная и кристально чистая.

Ребята, попробую нырнуть на сколько получится, – сказал я.

В тот день у меня болела голова, и нос плохо продувался. На глубинах свыше 10 метров это может быть опасным. Так вот, когда я нырял, я подумал, что могу остаться на дне, если попытаюсь опуститься на самую глубину. И вдруг в голове появилась спокойная, ясная мысль: «Ну вот и хорошо, наконец-то все проблемы снимутся». И после этого я пошел на дно. На поверхности в августе 1998 года вода была +27 °С, гораздо выше, чем в предыдущие годы. Такой температуры, говорят, не было вообще последние 100 лет. На 10—15 метрах было уже прохладно, а ниже 20 метров начался настоящий холодильник. Темно, холодно, никакого удовольствия. Я быстро поплыл наверх, к солнцу. У меня вдобавок еще и сосуд в носу лопнул, причем кровь была не темная, а ярко-красная. Если бы я под водой пробыл подольше, могли бы быть проблемы. Только теперь до меня дошло, что днем я фактически пытался покончить с собой, только так, чтобы об этом никто не заподозрил. Лежащего на дне человека, на глубине свыше 20 метров, даже двум опытным пловцам практически невозможно вытащить. И я понял, что в последнее время у меня в подсознании очень тонко и незаметно растет программа самоуничтожения. Но летом я считал, что это усталость и результат больших нервных перегрузок. Оказалось, что в первую очередь это выход на новые уровни сознания, взаимодействие с новыми информационными источниками. Стало понятно, почему в последнее время меня «стали мягко душить» во всех моих коммерческих инициативах и масштабных планах. Я совершенно по-другому посмотрел на те ситуации, которые у меня происходили летом. Одна из них была настолько нелепой, что помогла мне начать приводить себя в порядок. Суть ее в следующем.

Я был знаком с человеком, который помог мне в нескольких ситуациях, причем бескорыстно. Это были небольшие услуги, но тем не менее это было приятно.

Вы знаете, я вас тоже хочу попросить об одном одолжении, – сказал он. – Мне нужно на счет в западном банке перевести определенную сумму денег. Здесь я аналогичную сумму денег передам вам, а вы тому лицу, которого укажет тот человек.

Мне ему очень хотелось помочь, и я начал обзванивать всех знакомых. Но это была достаточно крупная сумма, и никто перевести ее не мог. Я позвонил своему просителю.

Вы знаете, наверное, мы уже не успеем, – сказал он, – если через два дня сумма не будет переведена, то это уже не имеет смысла. Так что спасибо вам за помощь, и забудем о нашем разговоре.

Но мне эта ситуация не давала покоя. Как же так, я чего-то захотел и вдруг не смог добиться. И я опять делаю одну попытку за другой. И через день я встречаюсь со своим просителем.

Вам повезло, – говорю я, – я нашел человека, и он переведет деньги. Я приду к вам через пару дней.

Прекрасно, – кивнул он головой.

Через два дня мы встречаемся, и я говорю:

Сегодня приехал родственник человека, который перевел вам деньги. Вы должны отдать ему эту сумму.

Мой бывший проситель широко улыбается:

У меня нет денег, – говорит он.

Я удивленно смотрю на него и пытаюсь что-то сообразить.

Но вы же говорили, что отдадите?

Я имел в виду, что отдам через некоторое время. Так-то я и без вас бы справился.

Хорошо. Когда вы сможете отдать деньги?

Я постараюсь как можно скорее, но реально – месяца через три.

Хорошо, – отвечаю я, – будем ждать.

Вечером я звоню в Америку и пытаюсь оправдаться перед человеком, который рискнул со мной связаться:

Что-то займу, что-то продам, что-то заработаю, – говорю я, – деньги начну отдавать в ближайшее время. Вернет этот человек деньги или нет, но я их обязуюсь постепенно возместить.

История продолжается. Через 3 месяца я прихожу к человеку, который просил денег. Перед этим каждую неделю я звонил ему, и он подтверждал свое обещание.

Вы готовы вернуть деньги? – спрашиваю я его.

Он опять улыбается:

Вы знаете, денег у меня нет.

Хорошо. Когда вы их сможете вернуть?

Не раньше чем через 3 месяца, – говорит он.

Я сижу и молча смотрю в пол. Что делать? Попытаться решить вопрос привычным для России способом восстановления справедливости? Или попробовать использовать пока еще имеющиеся возможности? В этой ситуации меня очень радует только одно, у меня нет никакой обиды и ненависти к этому человеку. Уже ради этого можно потерять любые деньги. Я меняюсь к лучшему, и это настоящее счастье. Все остальное – дела житейские.

Давайте сделаем так, – миролюбиво предлагаю я. – С этого дня сумма начинает расти, для начала – 10% в месяц. Через 3 месяца она будет гораздо больше нынешней. Но если в течение этого месяца вы сумму отдаете, то вы можете отдать ее без процентов. Ведь у меня же вы эту сумму заняли? Заняли. Значит, можете занять и у кого-то другого.

Через несколько дней мы созваниваемся.

Я договорился о займе и через 2 недели нужную сумму я вам отдам, – говорит он.

Через неделю я уезжаю в Крым, – говорю я. – К вам подойдет мой дальний родственник, которому я, безусловно, доверяю. Он передаст деньги тем, кому они предназначены.

Через 2 недели я звоню из Крыма в Петербург. Я чувствую, что с деньгами должны быть какие-то проблемы. Естественно, причина в моем состоянии. Но привести себя в порядок я почему-то не могу. «Это будет очень странно, – подумал я, – если мой родственник получит деньги».

Это странное событие действительно произошло. Все деньги были получены. А вот на другой день сбылись мои предчувствия. По причине ротозейства моего родственника вся сумма у него была украдена из портфеля. Я понял, что меня начали лечить, причем достаточно сильными средствами, и сразу успокоился. А еще через месяц, в августе 1998 года, рухнула банковская система, а потом экономика России. И вместе с ней все мои дела. И моя душа совсем успокоилась.

Я заметил, стоит мне чуть-чуть помечтать о чем-то, не только мысленно, но и подключая чувства, как все это немедленно разваливается. Все- таки главный чувственный потенциал должен быть все время направлен не наружу, а внутрь, не на человеческое, а на Божественное, особенно сейчас, в эти годы.

Я медленно прокручиваю будущие события. Через 10 дней у меня презентация пятой книги в Москве. Меня опять будут спрашивать, что же творится с Россией? Почему люди, стоящие у власти, совершают нелепые, нелогичные поступки, вредя и другим и себе? Причем это не просто коррупция, когда государство беднеет, а чиновник богатеет, когда идет умышленный саботаж по принятию нормальных законов. Ощущение такое, что люди в стране разучились думать и управлять. Это можно в какой-то степени объяснить тем, что при социализме торжествовал непрофессионализм. Порядочный человек у власти не мог существовать. Люди беспринципные и безнравственные получали деньги и власть потому, что система молилась на человека. А человек – это не столько тело, сколько дух и душа, т. е. цели и принципы, мораль и нравственность. И мы до сих пор в нашем подсознании несем это направление.