Ангел бабла. Трилогия. Часть 3

Ангел бабла. Трилогия. Часть 3
Сергей Николаевич Полторак

Эта приключенческая трилогия – история дружбы четырех отставных офицеров, мастеров спорта, учившихся в юности в одной спортроте военного училища. Очень разные по характерам и судьбам люди (ученый-бизнесмен, сотрудник ГРУ, ставший киллером, а также капитан ГИБДД и православный батюшка) имеют одно общее: они всегда готовы прийти друг другу на помощь.

Сергей Полторак

Ангел бабла. Трилогия. Часть 3

Моей внучке Настеньке

и любимой нами группе «Ундервуд»

посвящается

Глава 1. Понятных снов тебе, сестричка

До тех пор, пока Светка Николаева не получила дверью по своей интеллектуальной собственности, то есть по башке, она была обычным человеком. Почти обычным. Маленькая Светкина необычность была в том, что она все время думала. Согласитесь, для двадцатитрехлетней девушки – не совсем обычное занятие. Думала она на самые разные темы: о том, почему мама все время пилит отца, называя бухариком, хотя отец, слесарь–сантехник их же дома, вопреки всем традициям коллег, не пил. Ну, так, помусолит бутылку пива в субботу – тоже мне пьянство! Думала о директоре школы, в которой работала учителем истории: зачем он носит рыжий парик? Ну, лысый – вот невидаль. Ему в его старинные 54 года уже о вечном думать пора, а он – в парике. Тоже мне, Ленин–нелегал нашелся.

Особенно Светка любила думать об истории. Точнее даже, об истории России. Вся остальная история, так называемая всеобщая, ей представлялась в виде какого-то кордебалета. Это неправильно, конечно, но представлялось именно так. Например, Светка часто видела себя Екатериной Первой. Именно Первой, супругой Петра Алексеевича, а не Екатериной Второй – Великой и популярной. Ей нравилось в мыслях повелевать повелителем. От нечего делать она иногда фантазировала: вот Петр вернулся из Шведского похода в Петербург – усталый, нервный, простуженный. А она ему – чарочку и яблочко моченое: «Выпей, Петруша, майн херц, закуси, расслабься…». Петруша Первый послушно выпивал, закусывал, а потом начинал приставать. Как он здорово приставал! Не то, что этот придурок Вовчик Переверзев, сосед по их коммуналке. Это соплежующее существо, знакомое ей чуть ли не с момента их зачатия папашами–друганами и мамами подружками, было способно только смотреть на ее коленки печальными коровьими глазами. Ну и мужик нынче пошел! Противно просто.

Иногда Светка представляла себе себя Александрой Михайловной Коллонтай: красивая, хлесткая, умнющая. А рядом с ней шикарный кобелино Павел Ефимович Дыбенко, молодой, нахальный, с понтами. И, конечно, на коленях у ее ног: хочу – пну, хочу – дам мизинчик поцеловать. Красота, одним словом.

Каждый день Светка переживала несколько жизней. С 7.00 до 8.30 она была Светиком. Так называла ее мама. Она заботилась о дочери точно так же, как и тогда, когда пятилетняя Светка воровала у старшей сестры жвачку и клянчила мороженое. В отличие от старшей на год Варвары, с детства бывшей взрослой занудой, Светка была всеобщей любимицей, чем пользовалась грамотно и цинично.

С 9.00 до 14.00 Светка была Светланой Николаевной, подающим надежды молодым педагогом, едва не ставшим этим летом Учителем Года. И стала бы, если б правильно поняла пространные намеки председателя жюри – удивительно противного козла, любившего пастись в чужом огороде.

С 14.00 до 19.00 она была сама собой: болтала по телефону с подружками, ходила на степ–аэробику и в соседнюю кафешку, а под хорошее настроение готовила ужин для всей семьи, чем вышибала слезу у мамы и отца и почему-то злила Варвару. Последнее доставляло особое удовольствие.

С 19.00 до 23.00 Светка могла быть кем угодно. Если выходила пошляться по магазинам или ехала в метро, могла быть девушкой «дайте телефончик» или «куда прешь, дура?!!». Если ходила в кино, была уничтожительницей попкорна и одновременно главной героиней картины.

Ночью Светка не была никем. Ей никогда ничего не снилось. То ли нервная система была в порядке, то ли гены счастливые достались. Всегда проваливалась в сон, как солдат на привале.

Она не была ни дурнушкой, ни красавицей. С первого раза ее внешность было запомнить не так-то просто. И характер у нее был какой-то совершенно обыкновенный. Не то чтоб не рыба, не мясо, а просто ровный, как железная дорога «Москва–Петербург». Правда, есть на этой дороге, как известно, одна загогулина, но Светкин характер был без нее.

Светлана Николаева была такой обыкновенной, что у нее среди учеников даже прозвища не было. Так, Училка и все.

Правда, после того как второгодник Выдрин из пятого «б» долбанул ее дверью по голове, выбегая из класса, ее пытались звать Пришибленной, но не прижилось. А зря. Было за что. После того дурацкого случая Светка стала другой, хотя и поняла это не сразу.

После удара у нее сильно болела голова. Выдрин так испугался, что от волнения даже вспомнил ее имя и отчество, хотя раньше никогда сделать этого не мог. Он стоял на коленях возле сидевшей на полу Светки и тихо ныл: «Светлана Николавна, родненькая, не умирайте. Я на пятерки учиться буду. Хочите, я батю в школу приведу? Он мне при Вас жопу надерет, лишь бы у Вас голова не болела». Светка тогда умилилась выдринской искренности, с трудом встала с пола, махнула рукой и пошла в класс. Урок провела на автопилоте. А потом все как-то прошло. Шишка на лбу рассосалась, сменивший ее синяк пожелтел, а потом и вовсе исчез. Казалось, никаких последствий не было – ни сотрясений, ни потрясений. Казалось. Потом выяснилось, что последствия все–таки были. Обнаружились они совершенно случайно.

Как-то вечером отец развлекался бутылочкой «Петровского».

– Ты б не пил, – просто так брякнула Светка, – а вдруг ночью начальник ТСЖ вызовет.

Неожиданно так и случилось. У начальника ТСЖ – злющего и противного человека с подходящей фамилией Мерзоев – прорвало батарею парового отопления. Затопив соседей двух нижних этажей, он бесился и орал на отца, обвиняя его не только в пьянстве, но и в других смертных грехах, включая развал Советского Союза и развязывание Второй мировой войны.

На то, что Светка «накаркала» ту веселенькую ночь, тогда никто не обратил внимания. Но через пару дней, когда мама – заядлая футбольная фанатка – предсказала по телефону поражение петербургского «Зенита» в кубке УЕФА, Светка не только опровергла ее утверждение, но с уверенностью назвала счет, сказав кто когда и в чьи ворота чего забьет. Уже то обстоятельство, что дочь без запинки назвала фамилии, которых она в принципе знать не знала, домашних очень удивило. Всем близким было хорошо известно ее полнейшее невежество по части футбола. Когда же на следующий день игра полностью сложилась по Светкиному сценарию, мама долго смотрела на нее задумчиво.

– Не бывает таких совпадений, – дрогнувшим голосом сказала она тогда.

– А я-то тут при чем? – пожала плечами Светка. – Брякнула от балды, а оно, видишь, как получилось. Случайность…

Может быть, все бы и поверили в случайность, но спустя какое-то время, проходя перед сном мимо родителей и сестры, чинно смотревших на кухне по телевизору выпуск новостей, она, вскользь взглянув на комментатора, говорившего что-то, стоя на фоне Белого Дома в Вашингтоне, вдруг сказала:

– Доиграются эти американцы со своими санкциями, будет у них экономический кризис похлеще предвоенного!

… На следующий день все российские дикторы на разных каналах со скорбными лицами радостно рассказывали зрителям о том, что Штаты захлестнул невиданный экономический кошмар, что Байдену теперь не до санкций и что-то там еще.

Мама и отец заботливо усадили младшую дочь в кресло, где всегда разрешалось сидеть только главе семейства, и начали задавать вопросы, походившие на перекрестный допрос военнопленного.

– Признайся, доча, – мягко настаивал отец, – к вам, наверно, в школу из РОНО приходили, лекцию читали о международном положении?

– Пап, – ныла Светка, – к нам из РОНО только за взятками ходят, ты же знаешь. Да и то в последнее время ленятся, требуют, чтоб прямо к ним приносили. Какие там лекции?

– Может быть, доченька, ты в библиотеке какую-то умную статью прочитала? – вкрадчиво интересовалась мама.

– Да не хожу я в библиотеки, уж месяца два как не хожу! – злилась дочь. – После того, как меня засудили на «Учителе Года», я эти Кладбища Интеллекта на дух не переношу! Ничего я не знаю про этот долбанный кризис. Мне он вообще по барабану. Мне, как друзьям Карла Маркса, пролетариям, терять нечего кроме своих цепей, – она машинально покосилась на свои тоненькие золотые браслетики на запястьях. – У меня зарплата – двадцать четыре восемьсот минус налоги. Что мне ваш кризис?! Если вам так это важно, сами у Байдена и спросите.

Светка встала с кресла и, не пожелав родным спокойной ночи, вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

На утро ее ждал настоящий кошмар. Родители выглядели побитыми бобиками. Их бледные лица были мятыми, как джинсы под коленками.

– Э–э, Светик, – начала мямлить мама, – скажи, пожалуйста, а Байден умеет говорить по–русски?

Светка удивленно пожала плечами.

– Нет, наверное. На вид он вроде бы ничего, хотя, может, и тупой, как мой Выдрин. Кто его знает? Мы с ним вместе на дискотеку не ходили.

– Понимаешь, доча, как-то торжественно и немного скованно начал отец, – нам сегодня с твоей мамой, – он покосился на мать и, дождавшись ее кивка, продолжил, – один и тот же сон приснился. Синхронно, понимаешь? Слово в слово – одно и то же. Будто бы принимает он нас в своем Овальном кабинете в Белом Доме, угощает пепси–колой со льдом и подробно рассказывает о причинах санкций против России. Представляешь, Россию обвиняет, дескать, она – главная причина мирового дисбаланса. И опять же, морда его заокеанская, циферками так и шпарит, так и шпарит. Причем ладно бы наизусть знал! Так нет же, по написанному читает. А мы с твоей мамой как два придурка сидим и киваем: ез, ез, ез, ез. А я даже этого слова толком не знаю, я ведь в школе французский учил.

– В школе ты немецкий учил, – вмешалась мама. – Мы с тобой вообще-то за одной партой сидели.

– Да какая разница: французский, немецкий, марсианский! – вспылил отец. Главное, что все мы понимали друг друга, потому что говорили на одном языке.

Светка тяжело вздохнула и, словно делая внушение своим пятиклассникам, сказала:

– Вы бы не наедались на ночь, да сериалов своих бесконечных не смотрели, глядишь, и спали бы нормально.

– Сериалы говоришь, – почему-то вдруг перешел на шепот отец, – а это ты видела?! – и он протянул дочери несколько страниц, исписанных его корявым почерком.

На листках из школьной тетрадки было написано множество цифр, сопровождавшихся словосочетаниями, которыми, вероятно, российские сантехники оперируют не часто: линия тренда, контокоррент, факторинг, овердрафт, лизинг, опционы, фьючерсы, свопы…

– Полный форфейтинг, – прокомментировал отец попытки дочери разобраться в его писанине.

– И что все это значит? – туповато посмотрела на отца Светка.

– Ничего! – вдруг перейдя почему-то на фальцет, разозлился отец. – Я из этих слов только слово «линия» и знаю. Но даже не это главное. Ты посмотри, что мать написала. Мы с ней, как проснулись и выяснили, что нам приснилось одно и тоже, сразу написали все, что запомнили, на бумаге. Друг к другу не подглядывали! – один в один получилось!!

В подтверждение его слов мама протянула свои листы дочери. Сомнений не было: тексты совпадали полностью. Правда, у матери ошибок было поменьше, и почерк был по–женски аккуратный, а так – один к одному.