Благородные фантастические рассказы

Благородные фантастические рассказы
Сергей Тарасов

В этом сборнике фантастических рассказов я сделал из осины Венеру Милосскую и прокатился с ней на тройке коней, которым позавидовал бы сам Ван Гог, потом я сдал экзамен на колдуна и сшил инопланетянину парадную одежду. Дома я нечаянно вырастил ящера и устроил июль посреди зимы. Прочитайте и позавидуйте…

Художник Сергей Тарасов

Сергей Тарасов

Благородные фантастические рассказы

Сосновый бор и осиновый лес

Самое грибное место в нашем лесу находилось в молодом осиновым лесу: – перед сосновым бором. Он был посажен давно,– лет сорок тому назад на старом кладбище инопланетян, или монстров, а может, просто домашних питомцев,– собак, кошек и попугаев. Саженцы сосен были посажены очень часто, и когда они боролись за свое место под солнцем, часть молодых сосен не успевали за своими более сильными соседями, и в их тени сохли, хирели. Проходя через этот молодой сосновый лес, я смотрел на поваренные стволы сосен и думал, что эта масса дров гниет у меня на глазах, но если их доставить ко мне домой, мне не надо было заботиться о дровах для бани несколько десятков лет. Кроме этого, из них можно было гнать спирт, делать канифоль или придумать, как из них сделать еще с десяток полезных для меня веществ, материалов и предметов.

Видимо, лесник услышал мои мысли, потому что упавшие стволы сосен и осин, – распиленные и поколотые на чурки, стал продавать: – когда началась зима, его бортовой уазик с дровами каждый день торчал у нашего магазина, и в нем было куба три наколотых дров. Они стоили по нашим меркам не так и дорого: пять-шесть тысяч рублей. И когда мне понадобились чурки для изготовления деревянных фигур, я подошел к леснику и спросил, может ли он привести мне осиновых чурок для работы. Он заинтересовался и сказал, что нет проблем.

Через два дня напротив моего дома остановился бортовой Уазик, полностью набитый стволами осин. Я разгрузил его и расплатился с лесником, – отдал ему пять тысяч рублей. На следующее утро я перетащил осину под навес и довольный, осмотрел результаты своей работы. Осина мне нужна для того, чтобы делать фигурки и маски. Осина так же легко режется, как липа, но липы в нашем лесу не было, а осин много.

Стволы осины были еще сырыми, но это меня устраивало:– сырую древесину было легче обрабатывать, чем сухую. Поэтому и дома раньше строили из сырых сосновых бревен – их было легче обрабатывать. Потом готовый сруб высыхал и все были довольны. Однажды я делал маски из сухой сосны и все на свете проклял: – ее было трудно не только пилить, но и строгать.

Маски я больше не делал, – это мое увлечение было в юности, но уже прошло. Сейчас я был готов попробовать себя в роли скульптора, – изготовить Венеру Милосскую, или, как Ван Гог, вырезать целую упряжку коней и посадить на нее эту Венеру. Я посмотрел на кучу осиновых бревен и сказал себе, что если не хватит осиновых дров, то за ними можно сходить с санями, захватив с собою пилу и топор.

Настало утро. Я вытащил в огород все осиновые бревна и стал махать топором с рассвета до заката. Ван Гогу было легче работать с глиной, чем мне с сырой осиной. Правда, он потом превратил глину в бронзу, но я тоже был не промах: – вообще я мечтал оживить эту русскую тройку с Венерой и проехаться с ней по лесной дороге, под веселый звон бубенчиков и звуки моего несравненного тульского баяна, а потом заехать в город и устроить гаишникам самую веселую ночку в их довольно скучной жизни

Изготовление Венеры не составило большое труда, – я не хотел, чтобы она была похожа на оригинал в Лувре, а была с двумя целыми руками и одета, как требовал наш суровый климат. Через пару дней Венера была готова. Хотя на улице было холодно, иногда валил снег, ей было тепло: – на ее голое осиновое тело я одел дубленку, на голову спортивную шапку с помпончиком, а на ноги и руки валенки и варежки. И она торчала в огороде, как обыкновенное пугало: – для воробьев, синиц, сорок и ворон.

Она смотрела целыми днями, как я мучился с конной упряжкой. Вырубать из осины трех скакунов было труднее, чем одну Венеру Милосскую, – осины понадобилось больше, и мне пришлось еще несколько раз съездить в лес за осиной с санями., пилой и топором. Я уже пожалел, что связался с этим Ван Гогом, – мне надо было просто вырубить собачью упряжку и вместо нарт запрячь ее в свои санки. Но я поклялся, что Ван Гог перевернется в гробу, когда увидит, каких коней я вырубил одним топором за две недели.

Когда с одним конем было закончено, я тут же, не останавливаясь на достигнутом, принялся за остальных. Эти два, из-за нехватки осины, получились меньше, и издали, скорее напоминали крупных собак, но я не печалился из такой ерунды – они были, в конце концов, пристяжные, а центральный конь был моей гордостью – он был красивый, и как две капли воды походил на настоящего. К тому же с этими лошадками не все было закончено: – я не мог себе позволить, что всякий прохожий думал, что они сделаны из дерева, и когда упряжка была готова, я развел в банках бронзу и серебрянку и выкрасил пристяжных в серебряный цвет, а вожака в золотой цвет. Потом смотался в лес, нашел две загнутые березовые палки, и в две минуты с помощью молотка и гвоздей соорудил сани: – для Венеры Милосской и меня.

Вся тройка стояла в моем огороде день или два, пока я шатался по магазинам, выискивая в них атласные ленты с бубенчиками. Потом я заскочил в церковь, поговорил с дьяконом, и взял у него на время кадило и освященной воды.

Утром, когда все было готово, я походил вокруг тройки с кадилом, потом сказал: к «чертовой матери!» и опрыскал их освященной водой. Тройка туже встала на дыбы, и если бы я не привязал их к забору стальным тросом, они ускакали бы без меня и Венеры Милосской к чертовой матери. Но стальной трос выдержал и тогда я прицепил к ним дровни, окутал их лентами с бубенчиками, взял баян и убрал у забора пролет. Потом усадил Венеру рядом с собой, взял вожжи и кусачками перегрыз стальной трос.

Моя тройка сразу же вылетела из огорода на волю и понеслась как ветер по улице. Ну, какой русский не любит быстрой езды? – никакой…

На груди у меня под полушубком дымило кадило, а тройка била копытами перед выездом на центральную улицу нашего села, и когда зажегся зеленый светофор, я бросил вожжи и взял в руки баян. С песнями и плясками мы проехали все село, и впереди у нас было кладбище, которое мы, ну, никак, не могли оставить в стороне. Когда мы туда заехали, я воскликнул, – «к черту!» и вылил на Венеру Милосскую водку с остатками освященной воды.

Венера сразу же ожила и повесилась мне на шею, целуя и обнимая так, что я подумал, не хочет ли она меня придушить. После кладбища была прямая дорога на город, и мы скакали по ней, пока не очутились на центральной улице города. Гаишники тут же проснулись и погнались за нами, ругая нас по громкой связи – в свои матюгальники, и включили на своих машинах проблесковые маячки. Но догнать нас они просто не могли и поэтому просто устроили нам зеленую улицу, по которой мы промчались сначала туда, а потом обратно.

Наша тройка, окутанная разноцветными лентами и гремя бубенчиками, скакала во весь опор, а мы с Венерой Милосской обнимались на дровнях и пели песни. Скоро показалось наше село, и поперек дороги был натянут огромный баннер с одним словом:– «Go!!».Мы на огромной скорости миновали большую, встречающую нас толпу, и въехали в наш огород, где тут же остановились.

Я проснулся после плотного обеда и сразу же посмотрел на тройку осиновых коней и осиновую Венеру Милосскую, которая стояла у яблони, пугая своим видом сорок и воробьев с синицами…

Колдун

Всю свою сознательную жизнь я не очень доверял таблеткам, которые выпускала наша фармацевтическая промышленность. Мне всегда были по душе народные средства, которыми я пользовался, когда возникали проблемы со здоровьем. Я накопил массу книг по траволечению, активно пользовался ими сам и лечил своих родных и близких. Так как я работал геологом, то обязательно привозил из своих многочисленный поездок что-то новое: – травы, корешки, ягоды, кору деревьев и мумие. Я их мыл, сушил и вешал в тенистое, проветриваемое место, чтобы потом достать и использовать их по назначению.

С помощью этих трав, корешков и ягод я избавился от множества своих недугов. Единственным недостатком народных средств лечения было то, что они действовали не моментально, а спустя некоторое время, а некоторые из них действовали при жизни и после смерти. Это я установил на своем попугае, который умер в расцвете сил от моего кота, который так и не признал такую очевидную вещь, что попугай такой же домашний питомец, как и он – кот Кузя. Этот охотник за мышами следил за каждыми движениями попугая и однажды отгрыз у него одну лапу. Я, конечно, сразу вмешался в эту охоту и отобрал у кота его добычу.

Но попугай остался без ноги, и мне было его жаль. Рану я потом залечил, но чтобы вернуть попугаю ногу, об этом не было и речи. И когда попугай умер от старости, мне было трудно без него – этой яркой и самонадеянной птички, и поэтому я сделал из него чучело и посадил его на олений рог, куда не мог никогда добраться его заклятый враг – кот Кузя. Перед смертью я лечил попугая всякими настоями трав и мумие, и однажды я обнаружил, что чучело отрастило себе вторую ногу, – взамен той, которую отгрыз кот Кузя. Вот такая история с народными средствами…

Одним из народных средств, которым пользовался еще мой дед, были ягоды калины. Сок из этих ягод был настолько хорош, что им пользовались при любых болезнях. Но я еще этого не знал, так как старая калина вскоре после смерти деда засохла, а я посадил новую только после нескольких лет. Мне просто не нравилось, что перед моими окнами стало пусто, но я постоянно забывал посадить новый куст. Потом я собрался с силами, пошел в лес и посадил в палисаднике не один куст калины, а шесть. Они долго привыкали к новому месту и прижились только через пару лет. С этого момента кусты калины росли и радовали меня весной своими цветами, а осенью малиновыми ягодами.

Я еще не собирал эти ягоды, потому что не был знаком с ее целебными качествами. Но однажды на улице ко мне подошла старая согбенная старушка с клюкой, – типичная баба яга из русских народных сказок и попросила у меня ягод калины. Мне их не было жалко, и я сразу же согласился, – сказал этой старухе, что калину собирают после первых заморозков, и она пообещала, что зайдет ко мне зимой, чтобы собрать ягоды.

Началась осень, потом как-то незаметно она прошла и выпал первый снег, который, правда, вскоре растаял. Но зима уже подкрадывалась мягкими своими шагами, и вот настали первые холодные дни, а за ними стал падать пушистыми большими хлопьями снежинки, которые не думали таять, а покрыли всю землю белым ковром.

Морозов еще не было, а вот заморозки стали частыми и однажды они просто переросли в самые настоящие морозы: – по ночам было до минус двадцати градусов, а днем держалось минус десять. В один такой зимний день у моего дома появилась старуха, которой я обещал ягоды калины. Я одел валенки и вышел. Рвать ягоды ей было неудобно, и я помог: – нарвал небольшое ведерко темно-красных ягод и помог их унести. Она жила у самого леса и когда мы подошли к дому, она сказала, что благодарна за ягоды и пригласила зайти, чтобы напоить меня чаем. Мы с ней прошли через двор, в котором висело много связок сушеных трав, и я спросил, для чего она так много собрала этой травы, – при этом я назвал название этих трав, и она удивилась тому, что я так много знаю.

Я объяснил, что лечился травами и лечил ими своего попугая. В ответ она заметила, что еще немного, и я был способен претендовать на звание колдуна. Мы пили с этой старухой у нее на кухне чай с травами и разговаривали на всякие темы. Потом она спросила, не хочу ли я познакомиться с траволечением ближе, так как у нее был такой богатый опыт обращения с разными травами, и она хотела бы, что бы кто-то унаследовал от нее весь опыт, который у нее был.

Потом провела меня в одну комнату, где на полках расположились толстые книги, а на печке дремал огромный черный кот. Я понял, что это если не настоящая колдунья, то близка к этому и согласился. Она передавала мне свой опыт всю долгую зиму, и я очень многому у нее научился.

Теперь я знал многие заговоры, обереги, сохранные слова, как лечить многочисленные болезни, как прожить без болезней, быть невидимому, повидал нечистую силу, подружиться с ней, научился летать без крыльев и находить драгоценные камни и клады, вглядываться в недра земли и оживлять близких мне людей, понимал язык зверей и многое другое. Однажды, когда уже зима заканчивалась, она объявила мне, что уже устала жить на этом свете и собралась на другой. Но сначала она собралась меня посвятить в колдуны и сообщить об этом всей нечистой силе. От меня ничего не требовалось, – просто пройти этот обряд, а дальше я должен жить своей обычной жизнью инженера. Я прошел этот обряд, получил право называться колдуном, призывать себе в помощники нечистую силу – водяных, леших, русалок и прочих представителей темного царства.

Но получив этот почетный титул, я не изменил в моем поведении абсолютно ничего, – я по-прежнему служил геологом, развлекался, как мог: смотрел телевизор, слушал рок, читал книги, копался в огороде и ходил на свидания.

Но теперь, во-первых, я оставался всегда молодым, и мог стать бессмертным, если у меня появиться такое желание, мог принимать участие в шабашах, мог не дышать и оставаться невредимым в глубоком космосе или на солнце. У меня было столько преимуществ перед нормальными человеческими существами, что их мне было немного жаль, но я практически не пользовался своими способностями:– мое время еще не пришло, и я знал, что когда-то оно наступит, а пока я оставался обычным человеком со своими слабостями и недостатками…

Ателье для других форм жизни.

В школе я всегда испытывал муки со школьной формой. Почему-то всегда брюки были мне коротковаты, а я все рос и рос. В конце концов, я вырос выше среднего роста и не мог остановиться, Мне все было мало: – одеяла, пиджаки, рубашки и даже джинсы я не мог купить нормальной длины. Если бы не моя постоянная тяга к шитью на швейной машине, я бы, наверное, утопился, или повесился. Но еще в школе меня мама научила строчить на швейной машине и это меня спасало. Кроме всего я научился гладить и натренировался в детстве так утюжить мои школьные штаны, что об них можно было порезаться,– брал простое мыло и намыливал те места, где должна быть стрелка, а потом через тряпку гладил. Эти стрелки держались месяца три, и не было заметно, что брюки были мне коротки.

В институте я начал носить джинсы и мне постоянно хотелось их погладить. Но я отдергивал свои руки от утюга и вскоре привык к тому, что их не надо было гладить. Но шнурки я иногда гладил, потому что после стирки они закручивались, а ходить в веревках мне не нравилось. Потом, когда в институте началась военная кафедра и мне надо было носить в среду рубашку с галстуком, я начал гладить рубашки. Женское население земли не представляет, сколько труда у мужчин уходит на то, чтобы погладить одну рубашку, а когда я работал в женском коллективе, за компьютером, мне следовало погладить не одну, а минимум пять рубашек, чтобы не мозолить нашим женщинам свой вид одной рубашкой в течение целой рабочей недели.

Положение осложнялось тем, что рубашки стали делать из смеси натуральных и искусственных волокон. Я привык к тому, что у меня почти все рубашки были из хлопка и когда они этого требовали, я их просто кипятил, потом гладил, и все было нормально. Но когда я прокипятил одну свою любимую рубашку, а она после этой процедуры стала походить на куртку из мятого шелка, для меня настали трудные времена, – я просто не мог допустить, что кипячением испортил свою любимую рубашку и изо всех сил пытался привести ее в идеальное состояние. Я ее гладил целыми днями с неделю, пока не выгладил до такой степени, что на ней не было заметно следов кипячения и складок. При этом один из рукавов стал короче на несколько сантиметров, но это меня уже не волновало: – я быстренько укоротил у себя одну руку, а главное заключалось в том, что сейчас она была немятой и в ней можно было сходить на свидание, или на работу.

Потренировавшись на этой рубашке, я понял, что теперь мне надо было смотреть, из чего сшита моя одежда, и не кипятить вещи с искусственными волокнами. Но часто на этикетке было написано одно, а на деле оказывался другое. Я не помню, где взял толстую зеленую рубашку, в которой мне всегда было тепло, и я носил ее везде, как пиджак. На этикетке у нее было написало, что она из хлопка, но на самом деле она была на сто процентов из синтетики. При этом она грела в лютые морозы мое тело так, что мне не надо было шерстяной джемпер. Ее не надо было кипятить, так как она была темно-зеленого цвета, а все остальные рубашки я кипятил, и даже вскипятил мою любимую весеннюю куртку бежевого цвета. Была бы моя воля, я вскипятил всю одежду, которая у меня была, – после этого она была бы такой чистой, что в ней можно было ходить несколько лет. Но не все можно было кипятить, и меня это раздражало.

Все рубашки после этой процедуры кипячения я выгладил, несмотря на их отчаянное сопротивление, кроме одной, которая сопротивляется уже два года, а куртку я не стал гладить – пока. Это было так же трудно, как, допустим, выгладить кожаную куртку, которая сморщилась после того, как провисела на солнце все лето. Намучившись в своей жизни с одеждой, я стал собирать книги, в которых было написано, как отстирывать пятна и ухаживать за одеждой. Чем старее была книжка, тем она была ценнее для меня, так как в ней находились такие бесценные советы, как отчистить одежду от чернил, ржавчины и варенья и как погладить и стирать разную одежду.

Скоро у меня собралась целая библиотека таких книг, и я понял, что мне пора открывать свое дело: – я умел стирать, гладить, шить все на свете, а летом у меня было как минимум несколько тонн дождевой воды, и мне не надо было за нее платить: – она падала с неба и была бесплатная. Когда у меня не было стирки, я начинал стирать свои ковры и паласы, постельное белье, шторы и все, что можно было постирать: – тряпки, сапоги, шапки, дубленки, – на все предметы одежды, на которые падал мой взор. А уж рабочую одежду я держал в такой чистоте, что после дня, проведенного в ней в огороде, я ее стирал, гладил и вешал на плечики.