Зомбосвят

– Я не знаю, – признался он, поскольку так и не смог принять решение.

– Ты подумай, – посоветовал Костя. – Если уйдем вместе, будет легче. Вдвоем проще выживать, чем одному.

– Да подожди ты, – быстро сказал Павел, торопясь остудить разгорячившегося товарища, который уже принялся планировать их совместный уход. – Глядишь, все устроится. Мы ведь еще с Андреем не переговорили.

– Переговорим, – согласился Костя, – обязательно переговорим.

Но по нему было видно, что в удачный исход грядущего разговора с начальством он не верит. Павел, что интересно, тоже сомневался в том, что Андрей, едва они обратятся к нему, тут же назначит их на хлебные должности. И, тем не менее, он надеялся на это.

Но запланированному разговору не суждено было состояться, поскольку на следующий день случилось событие, круто изменившее судьбы Павла и Кости.

Глава 5

День начался буднично, не предвещая никаких значительных событий. С утра пораньше Павел и Костя проснулись, умылись, закинули в себя по тарелке пшенной каши в общей столовой, запили оное дивное кушанье спартанским чаем без сахара и, считай, без заварки, после чего, полные сил, отправились в поле. Их ждала очередная ожесточенная битва за урожай.

Прибыв на место, дружно перекурили всем коллективом, вяло перебрасываясь дежурными фразами и ежась на свежем осеннем ветерке, а затем взялись за дело. Павел с Костей успели отвезти к прицепу четыре тачки с урожаем, когда увидели бегущего к ним человека в камуфляже. Тот мчался от ворот Цитадели, и в нем вскоре опознали одного из княжеских гвардейцев.

Сборщики картофеля нешуточно встревожились. В Цитадели давно и планомерно велась борьба с внутренними врагами, в числе которых мог оказаться абсолютно любой. Выявленных врагов под белы рученьки уводили в теремок радости – некое заведение исправительно-пыточного типа, где из несчастных выколачивали признательные показания во всех смертных грехах старыми добрыми методами физического воздействия на организм. Еще не было случая, чтобы в теремок радости угодил невиновный. Туда попадали одни злодеи. То есть, до входа в теремок многие из них думали, что они не злодеи, и произошла чудовищная ошибка, но, уже очутившись внутри, быстро осознавали, что да, злодеи, и страшные злодеи. Каялись взахлеб, скороговоркой, так что палачи не успевали за ними записывать. Тех же, кто умудрялся пережить посещение теремка, а таковых оказывалось наперечет, либо одаривали исправительными работами, после которых люди становились инвалидами, либо публичными карами, вроде порки кнутом и прочей средневековщины.

В последнее время борьба с внутренними врагами приобрела особую остроту, и на то имелась причина: в Цитадели завелся матерый диссидент. Как и полагалось диссиденту, коварный супостат развернул активную подрывную деятельность, с целью пошатнуть непоколебимый авторитет княжеской власти и лично помазанника. Террористическая активность оппозиционной гниды главным образом выражалась в сочинении мерзких стишков и начертании оных угольком на стенах. Но после проведения порционной реформы, в ходе которой произошло научно обоснованное и экономически оправданное урезание пайков у низших слоев населения, притом урезание затронуло, в основном, мясную продукцию, агент влияния перешел все границы. Он подлым образом нацарапал на самом видном месте в Цитадели – на стене единственного на всю крепость стриптиз-бара, следующее подрывное четверостишие:

«Как-то вышел на крыльцо лидер всенародный,

Показал народу он орган детородный.

– Не хотим же мы, – сказал, – как в Италии,

Так что вот вам, вместо мяса, гениталии».

Оно бы может и удалось замять эту возмутительную злодейскую выходку, но в то утро, как назло, сам князь проснулся чуть свет, и отправился побродить по своим владениям. Ну и, естественно, увидел собственными венценосными очами сию поэтическую диверсию во всей ее экстремистской красе.

Что там было! Крик. Шум. Угрозы запороть и водрузить на кол. В великую ярость пришел князь, потребовал немедленно изловить сего возмутительного рифмоплета и доставить оного в пригодном для терзаний виде в теремок радости. И вот с тех пор вся княжеская гвардия, сбиваясь с ног, искала злодея, да все как-то безуспешно. Впрочем, совсем без побед не обошлось. В ходе поисков выявили и выпытали пятерых внутренних врагов. Те, конечно, во всем сознались, и в том, что стишок сочили, тоже, но все же было ясно – нет, не они это. Так что и поныне тайный враг бродил на свободе, а потому все со дня на день с содроганием ожидали от него новой подлой диверсии. В прошлый раз на стене стриптиз-бара стишок намалевал, а теперь, чего доброго, и княжеский терем своим творчеством осквернит. А после такого злодейства точно головы полетят, притом в буквальном смысле. Князь, при всем своем эпическом величии и легендарной доброте, обладал вспыльчивым характером и склонностью к собственноручному расчленению опечаливших его подданных.

За время, проведенное в Цитадели, Павел успел досыта наслушаться об этом князе, хотя сам его лично до сих пор не видел. Князя Цента уважали и любили, но еще больше боялись. Судя по описаниям, это был весьма свирепый и неудержимый человек. Что, впрочем, не удивляло. Иной бы просто не смог занять власть в общине. Это в прежние времена люди подчинялись кому попало: тому ли, кого над ними начальником назначат, или тому, к кому привыкли за десятилетия. Но в нынешние времена беззаконья и дикости, оказаться на вершине социальной пирамиды могла исключительно эпическая личность, способная буквально на все. Случайный человек туда взобраться попросту не мог, а если бы каким-то чудом и взобрался, то ненадолго.

А потому, когда подбежавший к уборщикам картофеля запыхавшийся гвардеец сообщил им, что сегодня поле посетит сам верховный лидер, Павел заинтересовался. Ему было любопытно взглянуть на того, кто олицетворял собой успешного человека в реалиях зомби-апокалипсиса. По крайней мере, князь может послужить неким ориентиром, дать понять, к какому идеалу теперь следует стремиться. А то Павел так и не сумел разобраться в новых порядках, и не понимал, каковой модели поведения следует придерживаться, чтобы достичь определенного успеха. Возможно, тот факт, что они с другом Костей до сих пор являлись чернорабочими, был обусловлен тем, что они делали что-то неправильно. Глядишь, явившийся князь прояснит ситуацию.

Косте тоже стало любопытно – он, как и Павел, еще не имел великого счастья воочию созерцать правителя Цитадели. А вот остальные уборщики картофеля, в частности старожилы, проведшие в крепости много месяцев, особой радости не выказали. Больше других ее не выказал прыщавый мужчинка, тот самый, которого Костя тщетно пытался разговорить минувшим днем. Едва услыхав, что сегодня им стоит ждать высочайшего визита венценосной особы, тот быстро ушел в самый дальний конец поля, присел на корточки, и стал торопливо рыть окоп. Остальные ударники остались на месте, но лишь потому, что понимали – от лидера нации не сбежать и не спрятаться.

Прибывший гвардеец собрал вокруг себя всех новичков, кому еще не выпадало счастье лично общаться с князем, и объяснил им, как следует вести себя в присутствии столь эпической персоны. Во-первых, надлежало улыбаться, широко и оптимистично.

– Не вздумайте хмуриться, – наказывал гвардеец, обращаясь к столпившемуся вокруг него электорату. – Князь депрессивный контингент на дух не переносит. Никакого уныния, только улыбки, полные счастья и радости.

Во-вторых, запрещалось подходить к князю и докучать ему вопросами.

– Спрашивать ничего не надо, – втолковывал гвардеец. – Князь и так все знает, ибо всеведущ.

В третьих, под страхом великой кары воспрещалось обращаться к правителю с просьбами.

– И самое главное, – закончил инструктаж гвардеец. – Если вдруг князь к вам подойдет, и сам что-то у вас спросит, отвечайте, что всем довольны, счастливы, пребываете в достатке и довольстве. Никаких жалоб!

Он обвел тружеников суровым взглядом, и те невольно втянули головы в плечи.

– Еще раз повторяю – никаких жалоб! – замогильным голосом произнес гвардеец. – Все ясно?

Ударники заверили, что да, все им ясно. Яснее и быть не может.

– Ну, хоть какое-то развлечение, – заметил Павел, когда гвардеец удалился, и они вновь вернулись к работе. – На князя поглядим. Мне даже любопытно, какой он. Про него столько всякого рассказывают. Даже если половина всего, это вранье, и тогда выходит неслабо.

– Да, неслабо, – рассеянно отозвался Костя.

После того, как им сообщили об ожидаемом визите верховного правителя, Костя стал каким-то странным, рассеяно-задумчивым. Казалось, он что-то замыслил, или, хуже того, на что-то решился. Павла это встревожило. Он опасался, что друг выкинет какую-то глупость, за которую впоследствии может пострадать. Он попытался выведать у Кости его планы, но тот упорно твердил, что делать ничего не собирается, так что пришлось оставить его в покое.

За работой время летело быстро, и как-то незаметно подошло к полудню. А князь, меж тем, так и не явился своим ничтожным подданным. Павел уже решил, что тот передумал, и ему не доведется сегодня полюбоваться на человека, являющегося вершиной социальной пирамиды в Цитадели. Его это скорее обрадовало, нежели огорчило, поскольку он был уверен, что Костя точно что-то задумал, и это что-то было связано с предстоящим визитом князя.

Но едва время перевалило за полдень, как из ворот Цитадели показалась большая группа людей. Вышла, развернулась, и направилась в поле.

– А вот, похоже, и князь, – заметил Костя, смахивая со лба пот тыльной стороной ладони.

– Ага, – согласился Павел, наблюдая за приближением делегации.

Самого князя он разглядеть не мог, да и разгляди, не узнал бы. Зато видел, что свита местного властелина целиком состоит из гвардейцев, и гвардейцы те при оружии. Затем он узнал Андрея – тот выделялся на фоне прочих своим ростом и статью. Но даже его телесные параметры меркли в сравнении с человеком, что шел рядом с ним. То был огромный широкоплечий мужик с толстенными руками, бычьей шеей и густой черной бородой. Одет он был не в камуфляж, как все прочие, а в черную кожаную куртку, а голову его прикрывала черная кожаная кепка. От этого человека веяло былинной мощью и целым букетом уголовных статей. Павел попытался вспомнить, кого ему напоминает этот субъект, и вскоре он сообразил. Дядя выглядел как типичный бандит из девяностых. Только не простой рядовой бык, а не менее чем лидер сплоченной и многочисленной преступной группировки.

Судя по всему, это и был князь Цент, властелин Цитадели и вождь возрождающегося человечества.

Уборщики картофеля побросали работу, сбились в кучу и стали поджидать начальство. Павел заметил, что многие старожилы явно напуганы, а прыщавого мужчинки вообще нигде нет. Похоже, тот спрятался от княжеских глаз в своем окопе.

Вот делегация приблизилась к труженикам и гвардейцы расступились. Павел и Костя получили возможность разглядеть князя во всей его красе. С близкого расстояния открылся ряд подробностей, таких, например, как свирепая рожа, враждебно взирающие на все вокруг глаза, огромные крепкие кулаки и диковинный топор, заткнутый за княжеский пояс. Об этом топоре Павел уже слышал прежде. Поговаривали, что это какое-то волшебное оружие из древних времен, способное убить любого мертвеца одним ударом. Верить в это, или нет, Павел не знал. Но раз уж князь таскал этот топор с собой, он явно представлял для него немалую ценность.

Цент остановился, огляделся, после чего, повернувшись к уборщикам картофеля, громким властным голосом спросил:

– Ну, хлопцы, богат ли урожай?

Уборщики, оробев, замешкались с ответом. Никому не хотелось лезть на передовую, дабы случайно не ляпнуть лишнего в общении с князем. Это было чревато. Все старожилы прекрасно помнили страшный случай, имевший место быть минувшей весной. Тогда князь тоже пошел в народ, дабы пообщаться с подданными лично. Подошел он, значит, своей самодержавной персоной к группе тружеников, занятых рытьем канавы, да и поинтересовался у пролетариата, как продвигается работа. А работа продвигалась скверно. В те дни шли дожди, канава на четверть заполнилась грязной водой, плюс выданный труженикам инструмент оказался не самого лучшего качества, и ломался с удручающей частотой. Ну и одного землекопа прорвало. Он то, как потом уверял, честно хотел ответить князю так, как его на инструктаже учили, но много в нем накипело недовольства, и вот весь этот накипевший ушат он на княжеские уши и выплеснул. Как начал жаловаться на жизнь, как начал…. И кому! Самому князю! Ладно бы где-то на кухне, в кругу семьи и друзей, это бы ему еще можно было простить, но нельзя же самодержцу венценосному все это прямым текстом вываливать.

В общем, князь тогда очень расстроился, и, выслушав жалобы народные, в глубокой печали удалился. А ночью пришли за жалобщиком. Увести – увели, а обратно не вернули. Но потом по Цитадели еще долго ходили слухи, что жалобщику тому в теремке радости эпически перепало. Проучили его, значит, до смерти, чтобы другим была наука, как князю на жизнь жаловаться.

Так и не получив ответа, Цент повторил свой вопрос:

– Эй, народ! Как, говорю, урождай?

Тут уже гвардейцы стали, незаметно для Цента, делать уборщикам картофеля разные знаки, дескать, не молчите, дурни, отвечайте что-нибудь. Наконец, набравшись храбрости, выступил вперед тот самый пятидесятилетней мужик, что трудился в паре с прыщавым мужчинкой. Видимо, решил, что свое уже отжил, и если чем прогневит начальство, то не многое потеряет.

– Урожай хороший, – робко промямлил он, со страхом взирая на огромного князя. – Картофель крупный….

И замолчал, не зная, что еще можно добавить к этому исчерпывающему докладу. Но князь, похоже, от него большего и не ждал.

– Ну, и то хорошо, – сказал венценосец. – Картофель, это основа кормовой безопасности. За возобновляемыми растительными пищевыми ресурсами будущее. Потому как консервы да сухари конечны, а нужно смотреть в перспективу.