Я вижу: выбор был худым.
Я вижу путеводный дым
Отечества! Цирцея, впредь мы
С тобою – врозь! Я – недруг ведьмы,
И враг несмысленных свиней.
А дым клубится все черней…
Спеши, воспрянувший пловец,
Поскольку дым речет: конец
Настал Содому и Гоморре!
Спеши! Теперь Улисса ждут
И стольный град, и вольный люд,
И девушка в церковном хоре.
25 сентября 1989. Москва.
2 мая–2 июня 2001. Харьков
Жалоба римлянина
Имперские поруганы останки,
Былого блеска некому сберечь…
На стогнах – готы, а в чертогах – франки.
Все как один корежат нашу речь.
Несмысленным извергнутые лаем,
Витают получуждые слова,
А мы понять отчаянно желаем,
И сдерживаем гнев едва-едва.
Воинственны, безжалостны и тупы,
Вандалы пьют ячменную бурду,
Латинских слов изглоданные трупы
Выхаркивая в яростном бреду.
И тонут падежи в безумье пьяном,
Спряженья гибнут под нестройный гул…
И, как под слоем лавы Геркуланум,
Под слоем пыли кроется Катулл.
Но снидет новый век. И будет Хлодвиг,
И будет песнь, звенящая, как сталь,
И Нибелунги выступят на подвиг,
И двинется Роланд на Ронсеваль.
Заискрятся изысканные вина,
Заплачет лира в варварской руке…
И зазвучит Commedia Divina
На нашем искаженном языке.
8 октября 1992
Факсимиле
…?. Тютчевъ; И. Анненскiй…
Как азбуку в расход ни выводи –
Она восстанет буквою литою.
Вот – имя: улыбается фитою,
Иль салютует точкою над i.
Наш век смахнул, что крошки со стола,
Наследие отвергнутого класса,
И позабыла литерная касса,
Где ижица прописана была.