– А генеральская форма откуда?
– В Ялте купил. Сейчас же все покупается и продается… Рынок!
Веселый опер глянул в свидетельство о браке, хмыкнул – о женитьбе ему было все известно – после чего стал снимать резинки с пачки удостоверений к наградам.
– А ты руки помыл? – с вызовом спросил Мавр.
Тот не ответил, развернул пленку и открыл первую книжечку.
Наждак включился с пронзительным, шипящим воем – обороты высокие, вся группа захвата вместе с санитарами от неожиданности качнулась, услышав непонятный звук и в первое мгновение не в силах объяснить его природу. Тонкий круг взвизгнул, и звено цепочки от наручников развалилось на две части. Мавр сделал шаг в сторону и показал руки с браслетами.
– Соберу награды – закуете! – и присев, поднял оторванный от колодки орден Ленина.
В следующий миг возник короткий и злой переполох: Мавра прижали стволом автомата к стене, стали искать другие наручники, но их не оказалось.
– А ну, сволочи, соберите награды! – крикнул Мавр. – Не позволю топтать! Если б за каждую столько погорбатились – не топтали бы!
Тесть стоял на одной ноге, как побитый петушок, и таращился на все происходящее с тихим изумлением. Молчаливый опер нагнулся и поднял юбилейную медаль, а веселый враз погрустнел, спрятал пачку удостоверений в карман и приказал выводить задержанных на улицу. Мавра схватили за руки автоматчики, санитары уцепились за тестя, но тут Василий Егорович вдруг обрел голос, заорал громко и решительно:
– Без протеза не пойду! Не имеете права брать инвалида без протеза! Есть закон!
Веселый распорядился надеть Притыкину деревянную ногу, и санитары принялись всовывать культю в ложе протеза. У них ничего не получалось, однако наручники со старика снять не решились, а он еще и мешал, капризничал – кое-как приделали деревяшку, затянули ремни поверх брюк и повели вперед.
– Ты меня прости, – вдруг повинился тесть перед Мавром, – я сдуру накинулся, вот нас и повязали под шумок. Перепутал я…
А спустя три минуты, когда ковылял по лестнице вниз, обвисая на руках санитаров, неожиданно похвастался:
– Эх, зятек, какую ногу я себе сделал! Мне один мужик с Украины болванку привез, старая акация. Кость, а не дерево! Не износить!.. Жалко, обуть не успел, замызгаю в грязи, размокнет…
Белая деревянная ступня ковыряла грязь, между аккуратно выточенными пальцами фонтанчиками выжималась снежная каша…
* * *
Их привезли в районный отдел милиции и посадили за решетку напротив дежурного. В клетке было еще человека четыре, сидящих по углам, будто рассорившаяся компания, но при появлении новичков все вытаращились, и кто откровенно, кто искоса, стали рассматривать увешанного орденами генерала. А они устроились на скамейке бок о бок с тестем, помолчали, осваиваясь в новом пространстве.
– Ты извини меня, – вдруг сказал Василий Егорович, глядя в сторону. – Обознался… С ментом одним спутал, энкавэдэшником. Здорово похож. Вот только забыл, на какой щеке у него шрам, – на левой или правой?
Клетка на него подействовала неожиданно: стал мягкий, рассудительный, враз исчезла нервность и скачки настроения. Он будто бы успокоился, угодив в привычное место.
– Сколько ты отбарабанил? – между прочим спросил Мавр. – Судя по наколкам, в авторитете был…
– В общей сложности тридцать один и пять ссылки, – с достоинством сказал и глаза больше не прятал под бровями. – И все в этих краях…
– Пятьдесят седьмая?
Тесть загадочно усмехнулся, взгляд потеплел – юность вспомнил…
– Ты-то, вроде, тоже… барабанил?
– Почти столько же. И до сих пор в ссылке.
– Ох, и не прост же ты, герой! Темнила… Извини, я тут камуфляж тебе немного попортил, – кивнул на оторванный погон. – И картавого оторвал…
– Пришьешь и приделаешь! Ты же у нас рукодельный.
– Выпустят – пришью, – пообещал он. – Как ты мыслишь, долго нам париться?
– Я ваших ментов не знаю. Скорее всего круглые дураки. Значит, ночь пропарят точно…
– Они тут не дураки! Далеко не дураки.
– Что же тогда хватают генерала, Героя Советского Союза, да еще в наручники?
– Я таких «героев» повидал. Мода вернулась, что ли?
– Какая мода?
– Под служивых косить.
– Да пошел ты… папочка!
Тесть отстегнул ремни протеза, размял культю руками.
– Ты вот что скажи мне, умник. До каких пор нас ломать будут через колено? Ведь уж никаких сил нет у людей! Ведь когда поднимемся – всем тошно будет.
– Это кто поднимется? Ты на деревянной ноге?
В это время к клетке подбежал опер с ключом, отомкнул замок, сказал звенящим голосом:
– Коноплев, на выход!
Мавр взял шинель на руку, надел фуражку.
– Завтра поезд утром. Смотри, не проспи. Накажи дежурному, чтоб разбудил в семь.
– Думаешь, выпустят? – безнадежно спросил тесть.
– Билеты купят и к поезду принесут.
– Жалко, так и не побываю в Крыму, в море не покупаюсь…
– Томила проводить придет на вокзал. – Он притворил за собой дверь и тут же очутился под опекой конвоиров. – Не проспи, я рано заеду!
На улице перед ним распахнули дверцу «Волги», помогли сесть на заднее сиденье, и Мавр увидел на переднем лысоватого, с тонкими рыжими усиками, человека. Он покосился на арестованного, задержал взгляд на орденах, сказал добродушно:
– Ну что, генерал, поехали?
– А вот фамильярности не люблю, – сказал Мавр высокомерно. – И неплохо бы представиться. Как положено.