Арвары. Родина Богов

Анпил не спеша встряхнул мокрый плащ, распахнул его и пошел, ничуть не выдавая озноба, смешанного с горячим любопытством и внутренним смятением.

Девятнадцать лет, как только Варий взошел на престол, легат служил в северной провинции, окруженной варварскими племенами, находясь тут, по сути, в опале. Император разослал по дальним землям всех, кто когда-то был рядом с ним и помнил его в иной ипостаси, нежели божественная, и более не допускал не то что к собственной персоне – не позволял даже приблизиться к городу Ромею. И такой оборот можно было считать за благо, ибо кое-кто из прежних сослуживцев, жадных или несдержанных на язык, вовсе поплатился жизнью.

Появление Вария на Рейне тоже не сулило Анпилу ничего хорошего, потому как префект в тот же час предупредил легата, что император по-прежнему не желает его видеть, тем паче, командование легионами берет на себя, а ему, старому сослуживцу по конной гвардии, лишь следует выстроить войска к назначенному часу, и как только божественный властелин выйдет из шатра, в тот же миг покинуть эти места и отбыть в британскую провинцию.

Император готовил поход на правый берег Рейна, чтоб наконец-то выйти к недоступному Варяжскому морю, где, по его сведениям, жили многочисленные дикие племена физически сильных и выносливых варваров, пригодных для рабского труда, и потому за легионами Вария шел из Середины Земли отряд маркитантов. Кроме того, божественный властелин Ромеи тешил надежду захватить корабельные верфи варваров, где строят необычные парусные суда, способные выдержать любую бурю и неким чудесным образом ходить против ветра, а то и вовсе без него, не используя ни весел, ни гребцов. Прослуживший здесь почти два десятка лет, Анпил не раз видел эти стремительные, будто летящие над водой корабли с изображением Гелиоса на парусах и по велению Вария делал несколько попыток захватить хотя бы один. Угнаться за таким судном в открытом море было невозможно, а все засады в проливах терпели неудачу, поскольку рослые и сильные варяжские мореходы отчаянно сопротивлялись, стреляя огнем из своих трубчатых баллист, и при малейшей опасности пленения безжалостно топили свои корабли или поджигали вместе с собой.

С виду деревянные, они горели настолько сильным пламенем, что на глазах плавилось и стекало в воду железо. Это наводило страх, ибо ничто не могло так гореть на открытом воздухе.

Скорее всего, император принимал их жесткость, крайнее безрассудство и презрение к жизни за дикость варваров, но опальный легат слишком хорошо знал нрав варяжских народов, населяющих берега северных морей, и оценивал их отвагу и бесстрашие по достоинству, тайно восхищаясь высшей и благородной самоотверженностью. Пленить варварский корабль Анпил старался изо всех сил, зная, что будет поощрен и, может, переведен даже в Ромею, но императору так и не досталось ни одного целого судна, а по тем обломкам, поднятым со дна морей и отправленным в Середину Земли, нельзя было понять, каким образом достигается летучесть варварских судов.

Пленные правобережные герминоны говорили, что у арварских хорсов, как и у людей, есть сердце и живая кровь.

Теперь же, помня старую обиду, легат внутренне радовался, что Варий, презревший его опыт и знания, недооценивает противника и сам поведет легионы на правый берег. И никому не дано предугадать, что может там случиться, поскольку варвары непредсказуемы, а их войска, называемые дружинами, действуют вне всяких законов ведения войн и не знают поражений.

Свита растворила перед легатом войлочную занавесь шатра, и Анпил вошел с опущенной головой, уставившись себе под ноги, поскольку всегда помнил о своем тайном лишении.

– Салют тебе, мой господин! – в пол поприветствовал он императора.

Легат не видел Вария, однако почувствовал дух, исходящий от него – знакомый, неистребимый, въевшийся с младых ногтей и навечно, какими бы благовониями его ни натирали и ни окуривали, – дух конского пота. Ромеи ездили верхом, плотно обхватывая ногами конские бока, поскольку не знали седла и стремян, отчего на внутренних сторонах бедер и на седалище образовывалась толстая и всегда трещиноватая мозоль, а кости выгибались в наружную сторону, так что всадника можно было всегда узнать по неуклюжей и нелепой походке, будто между его ног волочется бревно. Лишь в последнее время, много воюя с северными варварами, они стали брать седлами дань с покоренных и научились ездить со стременами, да и то сию роскошь мог позволить себе не каждый.

Вероятно, император теперь скакал в седле, если приходилось садиться на лошадь, однако его кривоногого кавалерийского шага уже ничто не могло изменить.

Варий минуту взирал на своего старого сослуживца, но не испытание было в его взгляде, а некая растерянность.

– Подними голову, Анпил, – вымолвил он наконец. – Я позвал тебя, чтобы ты посмотрел на этих людей.

Легат без всякого усилия оторвал взгляд от пола и прежде увидел изрядно постаревшего Вария. Ему было уже сорок пять лет – можно сказать, возраст глубокого старца, однако выглядел он бодрым и подвижным, и еще блестел его тяжеловатый, пристальный взор.

– Ты смотри на них, а не на меня, – указал ему император.

В шатре оказались еще два пегобородых варвара в одинаковых синих плащах, связанных за руки спина к спине. По возрасту им было лет по девяносто, если не больше, и легат всегда изумлялся этой несправедливости – век варваров был вдвое, а то и втрое больше, чем век благородных ромеев. Создавалось впечатление, что у диких северных народов не только свой календарь, но и особый отсчет времени, будто живут они не на Земле, а на другой планете. Впервые узнав о таком долголетии, Анпил решил, что они используют таинственные эликсиры или плоды, известные как молодильные яблоки, обновляющие и продляющие жизнь. Однако посланные к варварам лазутчики ничего подобного не обнаружили, а эти яблоки приносили мешками, и легат ел их сам, посылал в дар императору, выращивал из семян деревья, но ничуть не отодвинул старость. Тогда он приказал выкрасть у варваров старика и отдал его эскулапам, которые тщательно изучили его живого, а затем, умертвив, исследовали плоть. Вывод ученых мужей был неутешительным и неприемлемым: чтобы обладать таким долголетием, нужно было родиться и жить в этой студеной стране, занимаясь тяжелым физическим трудом: своими руками строить жилище, корабли, воевать, добывать пищу и, самое главное, почти круглый год бороться с вездесущим холодом.

– Ты знаешь этих варваров? – что-то заподозрил Варий, наблюдая за легатом.

– Нет, август, но они все похожи друг на друга. Под наметанный глаз старого добытчика попали их широкие кожаные пояса, обрамленные тяжелой чеканкой по золоту, и золотые же фибулы-пряжки на плащах, увитые искусной сканью. А чуть поодаль, на ковре, лежали отнятые у пленных варварские забавы – гусли и причудливо изогнутая арка с серебряными струнами, напоминающая ромейскую арфу, только малых размеров.

– Кто эти люди? – поторопил император.

– Варвары, мой господин, – просто ответил Анпил.

– Я сам вижу, что это варвары! – раздраженно произнес Варий. – Кто они и какого племени?

– Это расы, – со знанием дела объяснил легат. – Они родственны диким варяжским племенам русов и росов…

– Русов и росов я знаю! Но почему ничего не слышал о расах?

В свите императора был первосвященник храма Марманы и философ Марк Сирийский, следовавший за ним неотступной тенью, поскольку отмечал в фастах каждый шаг августа, а кроме того, служил самым приближенным советником и астрологом. Этот влиятельный и ученый летописец наперечет помнил не только звезды и созвездия, но и все народы, народности и племена, населяющие четыре стороны света.

Если император не слышал о расах, значит, и Марк Сирийский не знал о них.

– Но ты слышал о расенах или этрусках, мой господин, – покорно напомнил легат, зная, что это может вызвать гнев, ибо этруски возглавили восстание италиков, на усмирение которых трибун Варий водил свою конницу.

Однако же гнева не последовало: вероятно, годы затуманили неприятные воспоминания императора.

– Этрусков больше не существует, – как-то отрешенно проговорил он.

– Они произошли из одного корня, – пояснил Анпил и постарался тут же отвлечь внимание августа. – Здесь же расов называют – калики перехожие.

– Что это значит?

– Калики – это особый клан посвященных жрецов, способных переходить из мира живых в мир мертвых и возвращаться обратно, сохраняя человеческую суть.

Варий отступил на шаг и встряхнул головой.

– Подобное невозможно, Анпил!

– Невозможно, август! – с готовностью подтвердил легат. – Но варвары верят, ибо дикие и имеют смутное представление о мироустройстве.

– Почему они ходят по моим провинциям, как по своей земле?

– Калики не признают рубежей и лимесов, мой господин. Они и в самом деле обладают способностью проникать всюду, куда им захочется.

Император приблизился к старому сослуживцу и открыто посмотрел ему в глаза.

– Ты хочешь оправдать свою пограничную стражу? Или напугать меня противником?

– Нет, мой господин, – легат выдержал его взгляд. – Стража будет предана военному суду.

– А почему они ходят без оружия, а только с музыкальными инструментами?

– Из всех варварских племен расы самое мирное племя. Их главное искусство – веселить людей музыкой, песнями и танцами. По образу жизни они напоминают бродячих актеров, мой господин.

В голосе императора зазвучал сарказм:

– Но я не просил веселить меня. Я намеревался принять парад моих войск. Моему уху приятнее музыка маршей, а не варварские гимны!

– Войска выстроены и ждут тебя, император!

– Мне известно, чем занимаются бродячие актеры, – вдруг жестко произнес тот. – Во все времена они были лазутчиками! А этих поймали неподалеку от моей ставки! Ты знаешь их язык?

– Да, мой господин. Калики говорят на том же наречии, что и иные варварские племена.

– Тогда спроси их, зачем они пожаловали на левый берег Рейна? Кто их послал и зачем?

Бывший всадник и трибун конницы не только постарел внешне; все его недостатки молодости – нетерпение, горячность и подозрительность сейчас обрели скрытую жестокость, которой чаще всего обладают несмысленные юнцы и глубокие старики, готовые казнить походя и без всякой вины. Легат почуял резкий дух опасности, по силе схожий с духом конского пота, и дабы не возбуждать у императора слишком ярких ощущений, стал спрашивать расов негромким и бесцветным голосом.

Но услышав их ответ, похолодел и на минуту замер.