Ослаб не дослушал, подманил бородой Кудреватого.
– Ножик верни.
Отрок ослушаться не посмел, однако недоумённо и нехотя вынул из-за голенища нож, подал старцу.
Тот опять бородой мотнул.
– Не мне – ему отдай.
– Да ты что, батюшка? – возмущённо и громко изумился Сергий. – Виданное ли дело? Мало, потакаешь разбойнику, коня своего дал. Ещё и нож давать!..
Конокрад выхватил засапожник у послуха, насадил на пальцы и сжал кулак. Лунообразное жало хищно блеснуло на солнце, вызывая скрытое восхищение в волчьем взоре. Ослаб это заметил, добавил с задумчивым удовлетворением:
– Владей, коль признал.
А тот готов был его к горлу приставить.
– Где добыл? Скажи, не буди лиха!
Отшельник и глазом не моргнул.
– Ты сперва испытай, вострый ли ножик. Не затупился ли с той поры, как пуп резали.
– Как испытать? – гоноша на засапожник воззрился, и вновь пробудилась хищная зелень в глазах.
– Сбрей волчью шерсть.
– Да нет на мне шерсти! Звериную шкуру на себя натягивал…
– Дикий пух с лица убери – борода начнёт расти.
Отрок лицо огладил, примерился и провёл лезвием по щеке. Молодая поросль наземь облетела. Подивился, оценил остроту, но поскрёбся неумело, на ощупь, потому кое-где клочки оставил.
– Говори, старче, откуда ножик?
– Сперва ты сказывай: как имя твоё? И кем был наречён?
Оборотень несколько смутился.
– Помню, матушка звала Ярмил, ещё во чреве… Так имя и приросло.
– Ярмил, говоришь? – старец помедлил, верно вспоминая что-то. – Ну, добро… А год от рождения какой?
– Не помню точно. Кормилец сказывал, семнадцатый пошёл, как меня принесли…
– Похоже, год прибавил… Ну да не важно. Отныне нарекаю тебя Пересветом.
– С какой бы стати? – Ражный встрепенулся. – Мне свычней Ярмил!
– Вырос ты из имени своего, ровно из детской рубашки. Всюду коротко… А новое даю на вырост.
Оборотень вдруг интерес потерял.
– Мне всё одно, хоть горшком назови… Матушка меня под иным именем помнит. Ты лучше мне ответь: откуда засапожник?
– В дар достался, – просто признался старец и переступил немощными ногами. – В утешение. Тебе наперстным засапожником пуп резали, а меня калечили… Ну, довольно, коня моего возьми себе, коль вывел, и поезжай.
– На что мне конь? Вот если бы крылья дал!..
– Покуда тебе и коня необъезженного хватит. Наших кобылиц отпусти и поезжай, куда хочешь.
Оборотень волчьим махом заскочил на красного жеребца, взвил его на дыбы и ускакал не дорогой – лесом, оставив на кустах дерюжку.
Сергий от негодования на минуту дара речи лишился.
– Не уразумел! – наконец-то признался звенящим голосом. – Ты почто, старче, отпустил вора? Он наши скитские ристалища прорыскал! Потешные бои зрел!.. Ежели выдаст?!
Ослаб помедлил, проговорил нехотя:
– Ражных проще отпускать, нежели неволить. Позрел, что со стойлом сотворил? Дурная сила, пустой ещё отрок…
Игумен не сдержал негодования:
– Сказывай толком, старче! Кто такие – ражные?
Старец вопроса не услышал, зато сказал с мечтательным сожалением:
– Эх, как сгодится ещё сей гоноша для воинства! Коль исполином возвратится. Ты позри в Книге Нечитаной, пророчество там есть. Кто огонь небесный принесёт.
– Позрю, старче… Да ныне об ином речь веду! Может, вернуть его? Обловить окрестности? Покуда не ускакал далеко?
– Даже и не пытайся. Нет у тебя араксов, которым поймать его по силам. Пешего едва изловили, а верхового и вовсе не достать.
– Конокрад про араксов всё изведал! Всю подноготную знает! А ежели он – лазутчик от татар? Или, хуже того, фрязины заслали?
Ослаб передвинул посошки, будто уйти собирался, однако мотнул бородой в сторону братии. Сергий знак понял.
– Ну что таращитесь? Ступайте по местам, на послушание! – прикрикнул и подтолкнул Кудреватого. – А ты поди посмотри, вернёт ли коней…
Иноки и послушники повалили гурьбой, унося с собой недоумение.
– В Засадном полку ему место, – заключил старец. – Да ныне рано ещё, не изготовился. Сам прибежит, когда ощутит силу исполинскую…
Игумен спросить что – то вознамерился, но вдруг прикрыл уста ладонью.
– Спрашивай, – позволил Ослаб. – Чего примолк?
– Да почудилось мне, – смутился тот. – Ты как-то по-отечески беседовал с конокрадом…