Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти

– Не лучше, майор! Не лучше! – вальяжно рассмеялся Хардман. – Знаю я этих евреев. С ними невозможно разговаривать, они непременно вывернутся, выскользнут и первые доложат в объединенный штаб, что у морской пехоты процветает дезертирство. Тактика известна. Но зато перед кулаком они сразу делают в штаны. Выполняй, Джейсон!

– Слушаюсь, сэр, – без энтузиазма отозвался Дениз и поехал в расположение батальона.

Конечно, известному в военных кругах НАТО генералу многое прощалось, в том числе и подобные забавы. Хардман намеревался бить французов с единственной и очень важной для него целью: спустя сутки после эксцесса он обязательно поедет в объединенный штаб, разыщет там командира французского контингента миротворческих сил и, потягивая пивко, как бы между прочим, извинится за своих горячих парней и с циничной улыбкой предложит взять под охрану часть их зоны, подменив, таким образом, французских солдат, выбывших после драки из строя.

Он и развлекался оригинально… На сей раз Хардману позабавиться не удалось. Джейсон застал в батальоне тревожный ажиотаж, а дежурный офицер начал докладывать, не дав ему выйти из машины.

– В зоне засекли группу сербов! Ведут беспорядочный огонь из леса со склонов горы Сатвы и брошенного селения. Высланы группа снайперов из четырех пар и два бронетранспортера со штурмовой группой.

– Ты можешь мне вразумительно объяснить, – уподобляясь генералу – его спокойствие непроизвольно заражало всех, кто с ним говорил, – тихо промолвил Джейсон, – каким образом и когда сербы проникли в разделительную зону, если три часа назад всю территорию прочесали?

– Не могу, сэр, – признался офицер. – Патрульные группы на автомобилях курсируют постоянно, возможен только прорыв…

– А прорыва не было.

– Не было, сэр.

– В таком случае это не группа сербов. – Дениз поймал себя на мысли, что снова и непроизвольно копирует генерала, теперь его логику.

– Если не сербы, то кто, сэр?

– Французы, – усмехнулся Джейсон и легко запрыгнул на бронетранспортер. – В зону!

А в зоне на самом деле творилось что-то непонятное. Время от времени из леса барабанил пистолет-пулемет «Штайр АУГ», причем куда-то по кронам деревьев – в оптику видна была сбитая листва, и изредка на вершине горы хлопали гранаты из подствольного гранатомета. Стрелявший все время передвигался, и создавалось впечатление, что в зоне орудуют два-три человека. Штурмовая группа лежала на земле под прикрытием брони, снайперы скрывались за открытыми дверями – никто не стрелял в ответ, поскольку не видели цели, а поливать склон из пулеметов не имело смысла: загадочный этот серб после каждой очереди менял позицию, и пехотинцы ждали, когда у него закончатся патроны, чтобы без напряжения и риска взять голыми руками.

Джейсон махнул рукой сержанту Макнилу.

– Как ты считаешь, из какого оружия стреляют? – хладнокровно спросил он.

Сержант дождался очереди, прислушался.

– Кажется, из «штайра», сэр.

– Теперь подумай, у кого в руках может оказаться эта игрушка?

Он думал минуту, поправил на голове «ночной горшок».

– Вся штурмовая вооружена «штайрами», сэр. Но если хотите сказать, что там – Питер Уайн, то это не логично.

– Почему?

– Зачем ему бегать и стрелять? Не вижу смысла.

– А зачем он собирал цветы? В цветах ты видишь смысл?

Макнил подумал еще минуту, согласился:

– Это логично.

– В таком случае пойди и приведи сюда этого парня, – распорядился Дениз.

– Нет проблем, сэр, – мгновенно ответил сержант как настоящий вояка, ибо здесь он мог не думать. Прихватив с собой пару бойких ниггеров, он перебежками достиг леса и надолго упрятался под его непроглядной пеленой.

Скоро бестолковая стрельба прекратилась, но прошло более получаса, прежде чем появился Макнил со своими пехотинцами. Но без Питера Уайна и без кого-либо еще.

– Там никого нет, сэр, – доложил сержант не моргнув глазом.

Генеральское спокойствие оказалось не такой уж прилипчивой штукой. Джейсон почти взревел от негодования, приказав еще раз полностью прочесать зону силами пехотинцев, свободных от службы, причем в пешем порядке. Ясно было: если стрелявший с горы – Питер Уайн, значит, он сошел с ума. И его следует немедленно выловить и эвакуировать, пока об этом не узнали французы.

Вечером поиск пришлось прекратить: уставшие парни валились с ног, а некоторые начали собирать цветочки. На ночь Дениз усилил патрульные группы, а в зону выслал несколько наблюдателей с ночной оптикой. Хардман, выслушав его доклад по радио, невозмутимо заметил, что подобное случается в армии и что это еще одно доказательство полного непрофессионализма армейских психологов.

Наблюдатели засекли Уайна в половине второго, в самое темное время: несчастный спустился с горы в долину и принялся… рвать цветы. Поднятая по тревоге штурмовая группа проникла в зону, прорезав проход в ограждениях, отсекла Питера от леса и стала медленно приближаться, сжимая полукруг. Следовало отрезать его еще и от минного поля вдоль спиралей колючей проволоки. Но несчастный заметил облаву и внезапно бросился бежать в сторону минного поля. Перехватить его уже было невозможно, получилось, что штурмовая сама загнала своего товарища на мины! Приехавший на место происшествия Джейсон видел все сам, наблюдая картину через прибор ночного видения. Несомненно, это был Питер Уайн, только почему-то совершенно голый. Он летел по минному полю, как хороший спринтер, причем вдоль него, вероятно, стараясь обойти левый фланг облавы. В эфире бухтел бас сержанта, управляющего операцией: Макнил гнал парней к подножью горы, чтобы перерезать путь отхода Уайна, однако те, зачарованные бегом своего сумасшедшего товарища, стояли на месте и ждали, когда прогремит взрыв.

Поразительно, но несчастный одолел полукилометровое расстояние и не зацепил ни одной растяжки! Благополучно обойдя штурмовую, он сделал бросок к лесу и скоро там исчез.

Больше Питера Уайна в зоне не видели. Зато через четыре дня начали поступать сообщения от рыщущих по хорватской территории Боснии агентов ЦРУ, что солдаты и местные жители стали встречать в самых разных местах совершенно голого парня, по внешним данным весьма похожего на пропавшего морского пехотинца. Эти сведения поступали к Хардману через объединенный штаб и, естественно, становились достоянием всех миротворческих сил в Боснии. Несчастному Уайну дали прозвище «Цветочный призрак», и солдатские языки тут же начали складывать о нем всевозможные небылицы и легенды. Хардмана никто пока не задевал, по крайней мере это было незаметно по его виду, однако французы из сопредельной зоны развлекались тем, что при появлении янки кто-нибудь снимал штаны и, зажав ягодицами цветок, поворачивался к морским пехотинцам.

Спустя две недели после этого происшествия сержант Макнил снова постучался к Джейсону, на сей раз под утро, прервав самый сладкий сон.

– Плохие вести, сэр, – доложил он. – Час назад в зоне исчез наблюдатель из группы по борьбе с сербскими снайперами.

Майор Дениз молча швырнул в него баллон дезодоранта. Сержант перехватил его на лету, понюхал, демонстративно сунул себе за пазуху и выпустил большое облако, так что запахло по всей комнате. Задавать лишние вопросы – искали, не искали – было бессмысленно. За фанерной стенкой урчала бронетехника, бегали пехотинцы, поднятые по тревоге.

– Перекрыть всю зону! – приказал Джейсон. – И стоять, пока этот наблюдатель не окажется в смирительной рубашке.

Он представлял, как веселятся французы, но другого выхода не было. Судя по справке, доставленной капралом, пропавший Пол Экстон служил в морской пехоте девятый год, участвовал в операции «Буря в пустыне» и дважды в составе миротворческих сил побывал в Африке. С мозгами у него было все в порядке, этот не пойдет собирать цветы: в колледжах не воспитывался, образование получил в негритянских кварталах.

Батальон сутки простоял на ногах в оцеплении, пролежал в засадах и секретах, а результаты оказались плачевными. Пол Экстон не стрелял, не бегал по зоне и никак себя не обнаруживал до глубокой ночи, пребывая неизвестно где. Ночью наблюдательный пост на вершине горы Сатвы засек его сидящим на высоком дереве: беглец тоже оказался раздетым и безоружным. Высланная штурмовая группа тщательно обследовала территорию, где был замечен «Черный призрак» – как его сразу же окрестили пехотинцы, – и ничего не обнаружила.

К концу целых суток беспрерывного поиска пришло сообщение от французов, что в их зоне был замечен чернокожий голый человек, который на заре перешел минное поле и пропал, оставив лишь след на росной траве. При этом ограждение из колючей проволоки, уложенной спиралями в пирамиду, оказалось неповрежденным.

Генерал Хардман на сей раз сам приехал в расположение батальона Дениза.

– Я договорился в объединенном штабе, – невозмутимо сообщил он. – Мы сбагрим эту чертову зону французам.

Буквально через десять часов батальон Дениза погрузился и передислоцировался, обосновавшись в сорока километрах от злополучного места. А еще через пару недель, благополучно закончив вахту, Дениз со своим батальоном отбыл в Штаты на отдых, в полной уверенности, что никогда больше не попадет в Боснию.

Отпуск и так был кратким, всего пятнадцать дней, но шесть из них украл Хардман, внезапно вызвав его телеграммой на базу бригады в Форт-Лодердейл. Джейсон отдыхал у родителей в пригороде Сан-Франциско. Они перебрались сюда всего четыре года назад из Мемфиса, переехали по настоянию матери, пожелавшей остаток жизни провести в родных местах и в родном доме, когда-то давно полученном по наследству и долго простоявшем в запустении. Построил его в двадцатых годах прадед Джейсона: по его заказу дом срубили из толстых, до полуметра, стволов красного дерева – секвойи. Огромный, в три этажа и П-образной формы, по архитектуре он напоминал европейскую классику. Два года дом ремонтировали и приводили в порядок, а когда восстановили его первоначальный облик – так захотела мать, – оказалось, что он имеет совершенно другой вид. Это было типичное «дворянское гнездо» средней полосы России: красное крыльцо, портик с белыми колоннами и чистые бревенчатые стены без всякой обшивки.

Мать Джейсона была внучкой белоэмигранта – русского офицера Михаила Москвитина, дворянина из Костромы. Он осел в Сан-Франциско только потому, что здесь была православная община еще первых русских американцев. Отец же был истинным англоамериканцем, предки которого ковбойствовали в северных штатах. Всю жизнь он прослужил в береговой охране и вышел в отставку в звании полковника.

После европейского вояжа покой в обновленном доме напоминал загустевший мед – сладкий и тягучий. Поэтому телеграмма генерала прозвучала как хлесткий ночной выстрел. Джейсон вылетел во Флориду в тот же день, наскоро простившись с домашними и совершенно не подозревая, какая судьба его ждет. Как всегда он готовился к худшему: обстановка в мире в любой момент грозила новой «Бурей».

Хардман сидел в штабе, и по его виду невозможно было понять, какое важное событие произошло, если так экстренно отозвали на базу. Генерал посасывал трубку и блаженствовал под прохладой потолочного вентилятора.

– Ничего не спрашивай, Джейсон, – сразу предупредил он. – Сам в полном неведении. Получил приказ подготовить твой батальон к отправке. А куда?..

– Именно мой?