Народа нет! Да здравствует народ!
О господи, пусть будет проклят трижды
Октябрь тот, семнадцатый тот год.
24 июня 1990 год
О «вечном»
1.
Рука привычно шарит по щеке,
Заранее зная: то, что ищет, есть -
И неизбежно тянется за бритвой.
И та гудит рассерженно в руке
И рвёт, и бреет (по достатку честь),
И будит дом надсадным этим ритмом.
Встает жена затравленным зверьком,
И рядом оживает водопад -
Дуэт клозета с престарелой бритвой.
А вот и чайник – будто со свистком -
За выключенной бритвой невпопад
Выводит мелодическую приму.
А там, за ним, кастрюльный перезвон,
Как символ пробуждения от сна,
О пустоте желудка вдруг напомнит.
Вернётся спудом головная боль,
И боковое зрение уснёт
В скорлупке нескончаемой тревоги.
И оживёт в ушах шальной прибой,
И мыслей груда задом наперёд
Сползёт в него бесстрастно и безвольно.
Пульсация в задавленный висок,
Подстать кривым превратностям судьбы,
Безжалостно и больно постучится.
И станут стрелки значимей часов,
И дню, не доходя, прошедшим быть,
И путаница неизбежна чисел.
2.
Но не замедлят свой минуты ход.
Шнурок же рвётся чаще в тот момент,
Когда уж вечность пожралА все сроки:
А что осталось, то ушло вперёд.
И те в ладони несколько монет -
Лишь пот и слезы, в коих нету проку.
А всё ж спешишь, поверив в чудеса,
Не видя глупости в движениях лица,
Распространяя, словно грипп, нервозность.
И слышатся в сознаньи голоса,
Где меж собою спорят два глупца,
И так, и эдак сотрясая воздух.
Война же – передел, грызня собак.
И это всякий знает назубок,
Боясь до дрожи нудной волокиты,
И потому воюет про себя.