Кровь угасит мысли, мысль угасит кровь.
Даже чувство дружбы как-то сиротливо —
Я любить желаю всех, иль никого;
Одинокий колос, колос, а не нива —
Дружба недостойна сердца моего.
Я всегда чуждаюсь страстного прилива —
Чувство к одному я прогоняю прочь —
Одинокий колос, колос, а не нива —
Дружба, сладострастье есть не день, а ночь.
Мне противны звуки одного мотива,
Полюбивши друга, я забуду всех —
Одинокий колос, колос, а не нива…
Дружба над любовью есть глубокий смех.
Мудрость
Череп!
Мудрость глядит из зияющих впадин глазных,
Тихо гниющая лобная кость говорит без тумана:
Нет наслаждения правдой в волненьях пустых,
Нет красоты и ума вдохновений в пожаре обмана.
Ряд обнажённых зубов, искривлённых тоской,
Грустно смеётся над тем, что мы славим и нагло позорим…
Избранных эта насмешка зовёт на покой
Без упоения призрачным счастьем, иль видимым горем…
Правда – в недвижном одном замираньи, в гниеньи одном!
Тайна – нирвана; получит блаженство в ней ум безнадёжно-бессильный…
Жизнь – есть святое затишье, покрытое сном…
Жизнь – это мирно и тихо гниющий от света могильный
Идеал
Тем идеал священен и велик,
Что мы достичь его вершин не в силах,
Но юноша, и дева, и старик
Перестают томиться им… в могилах.
Как радуга сияет идеал:
Мы знаем все, что радуга виденье,
Но идеал так мощно б не блистал,
Когда свои мы поняли стремленья…
Он навсегда б, как метеор, угас,
Когда б мы все пришли к его вершине:
И вера в жизнь и свет исчезла в нас,
И мы все умерли б, тоскуя о святыне.
Расплата
Топчи моё имя в грязи!
Позор и бесчестье прощая.
Любовь пусть замучит меня!
Топчи моё имя в грязи,
Я юность твою погубил, извлёк из обителей рая,
Топчи моё имя в грязи и смертью меня зарази!
Казни красотою своей, бросаясь на грязное ложе…
В объятьях безумных ночей казни красотою своей,
И тело богини моей на падаль пусть будет похоже!