Караим усмехнулся:
– А помнишь – молодыми были? Ты мне контрабанду из Турции привозил.
– Помню, помню, – закивал дед Михо.
– Ох, и бесстрашным ты был, Михо! Через всё море на ялике….
– Сам, как вспоминаю, – жуть берет. Отправляешься в путь и не знаешь: доплывёшь или нет. Бывало, в бурю попадал – одними молитвами спасался.
– У меня просьба к тебе, – перешёл на шёпот старик. – Вывези отсюда мои деньги. Боюсь, что случится: уйдут англичане, тут же ограбят меня мои же соседи.
– Вывезу. Не беспокойся. Сохраню, – пообещал дед Михо.
***
После полуночи Павел открыл один из мешков с овсом. Под зерном был спрятан другой мешок, из которого он извлёк форму французского офицера. Переодевшись, осторожно вышел на улицу.
Порт шумел даже ночью, но в переулках – ни души. Павел пробрался узкими проходами между кривых стенок к оборонительным веркам. Здесь кипела работа. Горели костры. Возвышались горы свежей вынутой земли из рва. Кучи фашин и туров. Караульные не задерживали Павла. Патрули из английских матросов отдавали ему честь.
Осмотрев батареи, Павел возвращался к дому караима другим путём, через нижнюю часть города. Попал в оживлённую улицу. Здесь на постой остановились турецкие солдаты. Многие спали прямо на земле, невзирая на холод, увернувшись в войлочные плащи. Другие были заняты какой-то настольной игрой. Курили. Варили свой вечный кофе. На Павла никто не обращал внимания.
Проходя мимо богатого дома, он заметил высокого плотного человека в проёме широких ворот. Когда Павел поравнялся с ним, услышал знакомый голос:
– Я-то думаю, где мог видеть этого молодого офицера? Ох, мальчишка, ты и сюда пробрался!
Павел не мог в темноте разглядеть лица, но голос узнал. В воротах стоял Мусса. Павел весь похолодел: деваться было некуда. Он же не побежит. Улица узкая. Кругом турецкие солдаты.
– Заходи, дорогой, чаем угощу, – дружелюбно, но настойчиво пригласил Мусса. Посторонился, пропуская Павла в дом.
В просторной комнате на коврах сидели татары, человек десять, пили чай и вели неторопливую беседу. У всех за поясом длинные ножи. У стены стояли ружья. Мусса провёл Павла на деревянную веранду, выходившую в тёмный двор. На полу веранды лежали подушки. Мусса приказал слуге принести чай и фонарь.
– Все укрепления осмотрел? – спросил Мусса, когда они уселись.
– Ты меня выдашь? – напрямую спросил Павел.
– Зачем? Если надо было тебя выдать, я бы это сделал ещё днём. Мне доложили, что дед Михо приехал в город, а с ним какой-то юноша. Я сразу понял, что это ты, сын Теккея. То, что Меньшиков задумал брать Евпаторию, уже давно известно каждой вороне. Ты же видел, что сотворили с городом? Не город – камень!
– Видел.
Слуга принёс поднос с высоким медным чайником и маленькими стеклянными чашечками. Подвесил масляный фонарик на столб веранды.
– Отговори своего крёстного брать город. Зря вся эта затея, – продолжал Мусса. – Не видать вам Гёзлёва. А коль даже возьмёте, английские корабли пушками сотрут его в песок. Жалко. Да не вас жалко, а город.
– Так ты меня отпустишь? – осторожно спросил Павел.
– Отпущу.
– Почему?
– Много вопросов.
– И ни одного ответа.
– Ох и настырный ты! – Мусса молча пил чай. Через минуту мрачно сказал: – Обманули нас. Ты был прав: хотят отнять наши земли. Многих местных крымчаков заставляют уезжать в Турцию. Особенно тех, у кого земли было много. Почти все мои родственники уехали. Меня самого хотели отправить в Варну. Обещали большое поместье в Бабадаге.
– А ты?
– Ни за что! – зло рыкнул Мусса. – Здесь моя земля. Никто у меня её не отнимет!
– Но ты до сих пор на их стороне, – упрекнул его Павел.
– А куда мне деваться? Идти на поклон к Меньшикову? Нет! Для меня, что турецкий султан, что русский царь, что английская королева – все едины, все хотят отнять у меня родину. Ты молод, и не поймёшь, что значит встретить старость на чужбине, где нет могил твоих предков, где всё чужое; где ты сам для всех – чужой…. Уж лучше умереть на родине в нищете, чем в роскоши, но в ином краю. Выкопай вольную сосну с горной вершины, посади в свой сад, поливай её, ублажай – всё равно засохнет. Так и я не вынесу чужого сада.
– Что же ты будешь делать?
– Не знаю. – Мусса поднял голову к звёздам. – Всевышний подскажет. Всевышний направит. Он мудрей меня, – ему решать, – как-то обречённо произнес он.
***
Меншиков очень внимательно слушал Павла. Иногда прерывал, прося уточнений:
– Сколько, говорите английских матросов?
– Приблизительно шесть сотен. С ними около пятисот французских солдат и офицеров, – отвечал Павел.
– Много военных кораблей на рейде?
– Насчитал восемь паровых.
– Подробнее уточните, как укрепили город?
– Все входы в город защищают каменные стены. Правда, стены кладут насухо, внутри подпирают турами. На дорогах к Перекопу и Севастополю возведены батареи. По границам города везде идут земляные работы. Насыпают вал. Перед валом глубокий ров. Здание карантина обнесено бруствером. С севера у мельницы возводят кронверк. На Сакской косе прорыли ров от озера до самого моря. Там же, напротив сидит на мели английский фрегат. Его артиллерия простреливают всю косу. В самом городе я насчитал тридцать четыре морских орудия. Видел ракетные установки.
– Кавалерии много?
– Всадники Искандер-бея – две сотни. Есть татарский эскадрон. Но татары разбегаются. Фуража нет, с поставками хлеба перебои, да ещё холера разгулялась.
Выслушав Павла, Меньшиков приказал вызвать генерала Хрулёва.
– Такое дело, Александр Петрович, – начал главнокомандующий мрачно. – От государя поступил настойчивый совет – взять Евпаторию. Сами знаете, совет государя равнозначен приказу. Генерал Врангель грозиться выйти в отставку, ежели я прикажу ему возглавить штурм. Он считает: взять город – затея невозможная и бесполезная. Мне не на кого положиться, кроме, как на вас.
– Осмелюсь согласиться с генералом Врангелем: задача сложная, – сказал Хрулёв.
– Но выполнять её придётся. Посмотрите, – Меньшиков пригласил генерала взглянуть на план города, начерченный Павлом. – Стена восстановлена. Вот обозначены батареи. А здесь турки выкопали глубокий ров. С флангов город не взять, – берег простреливается с моря кораблями. В самом городе на улицах устроены баррикады, а у карнитина вторая линия обороны.
– Нужно не меньше двух дивизий, – высказался генерал. – И усиленная артиллерия. Иначе силами нашего корпуса даже первую линию не прорвём.
– Две дивизии? – Меньшиков недовольно хмыкнул. – Две дивизии! Знаете что, Александр Петрович, – строго сказал Меньшиков. – Хочу, чтобы наш разговор остался в тайне. Поступим следующим образом: вы сделаете вид, что хотите взять город.