Русский город Севастополь. Книга третья

– Не кланяться, ребята! – строго крикнул князь Урусов. – Стыдно должно быть туркам поклоны класть! Готовь лестницы и фашины!

Сапёры с лестницами и мостками двинулись ко рву. Их огнём прикрывали стрелки. Пушки за спиной и впереди гремели без передыху. Ядра гудели над головой, проносясь то в одну, то в другую сторону.

Вдруг к князю Урусову подскакал адъютант генерала Хрулёва. Переда приказ.

– Как? – гневно воскликнул князь.

Адъютант пожал плечами.

– Это что значит? Генерал Хрулёв так и приказал, лично? – вопрошал громко князь.

– Так точно, ваше превосходительство, – ответил адъютант. – Слово в слово.

– Бедлам какой-то! Разве так можно? – вспыхнул князь. Далее отдал команду: – Отставить атаку! Левое плечо, кругом, марш!

– Ваша светлость! – невольно воскликнул прапорщик Зарубаев. – Куда?

– Не спорить! – раздражённо крикнул князь.

Солдаты не хотели отступать. Один натиск – и они в городе.

– Вертайся ребята, – требовал прапорщик Зубарев. – Слышали приказ? Левое плечо, кругом, марш!

Батальон отступал неохотно. Старики недовольно бурчали. Вслед летели ядра. Чугунные шары скакали, оставляя на заиндевелой земле тёмные штрихи.

– Ваша светлость! – вновь окликнул князя Урусова Зарубаев. – Как же это? Почему отступаем?

– А я почём знаю? – раздражённо ответил тот. Обернулся к артиллеристам. – Вали, всё, что есть! Не зря же сюда гостинцы тащили.

Турки подумали, что русские бежали в панике, и решили контратаковать. Из ворот рысцой вытекла кавалерия. С улюлюканьем, размахивая саблями, конница бросилась в атаку. Артиллерия влепила несколько картечных зарядов в самую гущу. Улюлюканье сразу стихло, и конница быстренько убралась обратно в город. На поле остались лежать тела всадников и лошадей.

Князь Урусов ещё долго стоял на пригорке. В руках обнажённая шашка. Огненный взгляд его был обращён к Евпатории.

– Ваше превосходительство, войска уже отошли, – окликнул его адъютант.

– Какой позор! – в сердцах воскликнул князь и повернул коня.

***

Возвращаясь в Севастополь, Павел дорогой нагнал госпитальный обоз. Пять закрытых фургонов и штук двадцать телег растянулись длинной цепочкой по дороге к Бахчисараю. В крытых фургонах лежали раненые офицеры, в телегах – солдаты. Нагнав последнюю телегу, Павел удивился, узнав знакомую лошадку, а погонщиком сидел дед Михо. В кузове лежали два раненых грека, укрытых рогожей, а один сидел, кутаясь в полушубок, и о чем-то болтал на своём языке с дедом Михо. Этот грек был чем-то схож с дедом Михо: такой же высокий, с худым лицом. Борода седая. Глаза черные. Левая голень у него была перебинтована.

– Здравствуй дед Михо! – поприветствовал его Павел и поехал рядом.

– День добрый, Павел Аркадьевич, – ответил радостно старик.

– Как ты здесь оказался?

– Князь Меньшиков попросил греческий батальон встретить у Перекопа, да к Евпатории проводить. А теперь везу в госпиталь раненых. А это Христос, – представил он грека, сидевшего рядом.

– Здравие желаю, – еле выговорил грек, сняв красную феску с медным крестом.

– И откуда он?

– Родился в Афинах, говорит. Рыбачил. А потом воевал с турками всю жизнь. Их восемьсот человек Арестид Христовери собрал и направился на Дунай к князю Горчакову. Повоевали там славно. Южная армия отступила, так они теперь в Крым попросились.

Грек что-то громко и убедительно произнёс.

– Говорит, против России все страны ополчились, и только маленькая Греция не побоялась поддержать русского царя. Они верят в Россию. Он рассказывал, в прошлом году, в день Святого Николая, в греческих церквях вместе с иконами ставили портрет русского императора и украшали лаврами.

Грек опять жарко заговорил, помогая себе жестами.

– Когда узнали о победе в Синопе, самым лучшим пожеланием было: встретить Новый год в освобождённом Константинополе.

– Слышал из греков отличные солдаты, – сказал Павел.

– Это с какой стороны посмотреть, – не согласился дед Михо. – Воюют они отважно, но понятия не имеют, что такое дисциплина. Народ горячий. Пока привёл их к Евпатории, замучился. Как увидят татар, так вспыхивают гневом, будто солома. Объясняешь им, что это не турки, это такие же подданные русского царя. А здесь под Евпаторией они хорошо потрудились. Вон, Христос пятерых подстрелил, из них одного офицера.

– Да, да! – закивал грек. – Офицер!

– Правда, у них у самих человек сорок побило. Арестида ранило тяжело, командира их.

– Что ж, бывай, дед Михо! – Павел подстегнул коня

– Ага! И вам – Бог в помощь! – пожелал старик.

Отставка Меншикова

Тотлебен застал Меньшикова за сборами. Ординарец укладывал в огромный дорожный кофр книги. Чемоданы с вещами стояли в готовности у двери. Сам князь застыл у небольшого окошка, заложив руки за спину, и угрюмо взирал на гавань.

– Позвольте, Александр Сергеевич? – спросил Тотлебен.

Меньшиков обернулся, нехотя ответил:

– Проходите, Эдуард Иванович. У вас есть ко мне вопросы?

– Есть, Александр Сергеевич.

– Простите, но я уже не главнокомандующий.

– Я поэтому и пришёл к вам.

– Ах, вот оно что? В таком случае, я полон внимания. Простите, не могу вам предложить чаю. Выезжаю через пять минут.

– Я узнал, что вы сами попросились в отставку. Как же так?

Меньшиков жестом приказал ординарцу удалиться. Тот вышел, плотно прикрыв дверь.

– Даже если и так, – спокойно сказал князь. – Вы, наверное, подумали, что я испугался после поражения под Евпаторией и решил позорно бежать, как это сделал Паскевич из-под Силистрии?