Русский город Севастополь. Книга третья

***

К вечеру с Северной стороны на баржах подвезли туры, мешки и инструмент. Сгрузили все в Троицкой балке. Пустые баржи поставили в Килен-бухту и через них соорудили мост для удобного сообщения с Корабельной стороной. Пароходы «Владимир», Херсонес» и «Громоносец» встали в Килен-бухте для прикрытия работ артиллерийским огнём.

Как только начало темнеть, и перестрелка на линии поутихла, генерал Хрущёв двинул в ротных колоннах Волынский полк по сапёрной дороге. Дойдя до места за Килен-балкой, первый батальон рассыпался в цепь и затаился. Остальные два батальона встали за цепью в атакующих колоннах.

Следом двинулись через Килен-балку три батальона Селенгинского полка, неся с собой туры и инструмент. Все происходило тихо, быстро и в полном молчании. У четвёртого бастиона в это время завязалась перестрелка. Охотники Волынского полка устроил отвлекающую вылазку.

Поднявшись на место будущего редута, солдаты приступили к работам. Штабс-капитан Тидебель указывал, где надо вкапываться, а где возводить бруствер. Павел помогал ему. Слой земли оказался тонким, а под ним скальный грунт. Пришлось усиленно поработать кирками. Шесть рот копали ров, две роты ставили габионы, ещё две роты заложили траншею. Остальные подносили туры, фашины, мешки. Старались не шуметь и не разговаривать. С вражеской параллели постреливали на стук кирок. Как только пули начинали жужжать и петь вокруг рабочих, тут же все затихали и ложились на землю. Вскоре вновь брались за инструмент. Со стороны противника пытались подкрасться разведчики, но натыкались на пластунов. В темноте вспыхивали короткие схватки, лязг металла, вскрики, несколько выстрелов – и вновь всё тихо.

К утру поставили туры на контрэскарпе и наполнили их землёй. Перед редутом выкопали ложементы для стрелков. Утром Павел отвёл рабочих на второй бастион. В это время за спиной разгоралась жаркая перестрелка. Враг поздно заметил новые укрепления. На смену по мосту через Килен-балку спешили солдаты Селингинского полка.

В следующую ночь Павел вновь привёл солдат на работы. Туры уже стояли в два ряда, присыпанные землёй. Надо было оборудовать площадки под орудия, устроить банкеты для стрелков и вырыть пороховой погреб. Вражеские штуцерные неистовствовали. Но рабочие были прикрыты, а наши пластуны отвечали метко из ложементов.

Вскоре подошёл штабс-капитан Тидебель с ещё одной ротой. Ночь выдалась безлунная. Приходилось работать в полной темноте. Вдруг впереди подняли тревогу. Участилась ружейная стрельба. Неожиданно справа зазвучали французские команды и шум боя. Зуавы прорвались к работам, их тут же встретили в штыки. Генерал Хрущёв вовремя подоспел с резервом. Французов погнали обратно к траншеям. Павел с двумя солдатами подполз почти вплотную к французским окопам и подпалил фальшфейеры. Тут же из Килен-бухты начали бить пароходы по позициям противника. Сражение вспыхнуло нешуточное. Французы наседали. Их отбивали, гнали обратно, потом сами отступали под напором свежих вражеских сил. С нашей стороны подходило подкрепление. Опять кидались на французов, сходились с ними в штыки. Расцеплялись. Устраивали перестрелку и опять – в штыки.

***

Среди ночи затрещала частая ружейная пальба. Александр выбежал на палубу. На баке собрались все офицеры во главе с капитаном Бутаковым. Влево от Сапун-горы, между Георгиевской и Килен-балкой полыхала огненная линия.

– Никак, работы наши штурмуют перед Малаховым, – сказал Бутаков. – Боцман! Боевая тревога!

Александр спустился к машине. По телеграфу получил команду «Малый вперёд!» Вновь высунулся на палубу. «Владимир» шёл к Корабельной стороне, шипя и шлёпая по воде лопастями. Бутаков пытался подобраться, как можно ближе к берегу. Комендоры заряжали орудия. Пальба впереди стихала, вновь разгоралась. Слышалось «Урррааа!»

Подойдя к удобному месту, застопорили машину и сбросили якоря. Сквозь разорванные облака проглянула луна, озаряя поле боя. Кровавыми огоньками вспыхнули фальшфейеры, обозначая цель. Две серые стенки напирали друг на друга, сталкивались, смешивались, расходились. Слышались крики, стоны, лязг металла, и опять частая дробь ружейных выстрелов. Фальшфейеры разгорелись ярче. В их свете был различим строй синих французских мундиров и строй наших серых шинелей. Две живые стены редели, колебались, кидались друг на друга.

Пароход вздрогнул, посылая заряд в неприятеля. Рядом заговорили орудия «Херсонеса» и «Громоносца». Описывая огненные дуги, бомбы точно падали во французские колонны. Вспышки разрывов озарили сражение. Раздалось протяжное «Урррааа!». Синие мундиры отхлынули назад, а серые шинели стали на них напирать.

Вскоре всё смолкло, лишь иногда трещали выстрелы. Вдруг ожили батареи на Зелёной горке, засыпая наши новый редут снарядами. Им тут же ответили с бастионов.

– Пошла потеха! – весело крикнул с мостика Бутаков. – Заряжай ядрами по Зелёной горке!

***

К рассвету канонада замолкла. Туман нехотя растворялся, открывая поле, усеянное телами. Слышались стоны раненых. Двое пластунов змеями ползли средь низкого голого кустарника, волоча за собой офицера в окровавленной шинели. Скатились с ним в ров. Офицер вскрикнул. Павел со своим отделением сапёров подобрали раненых из редута и понесли их ко второму бастиону. Сам он вёл пехотного юнкера. Его саданули штыком в бок. Юнкер лёгкий, худой. Лицо мальчишеское, бледное. Иногда у него срывался стон, но он крепился. Всё повторял:

– Жив ведь! Выдержал! – и улыбка играла на его обескровленных губах.

– Молчите, – требовал от него Павел. – Силы зря теряете.

На бастионе юнкера уложили на носилки.

– Спасибо вам огромное, поручик, – сказал он, перед тем, как его унесли. – Я обязательно напишу матушке, как вы меня спасали.

– С Богом. Выздоравливайте, – пожелал ему Павел.

– Да, уж, – натужно вздохнул рядом ефрейтор Козлов. – Вряд ли он выживет. Эх, жаль мальчишку.

– Ну, зачем ты так? – воскликнул в отчаянье Павел. Ему очень хотелось, чтобы хоть этот юнкер остался жив. Без того народу полегло без счёта. Хотя бы у этого мальчишки была бы надежда. Выписался бы из госпиталя, приехал на родину героем, встретился с матушкой….. У Павла всё в душе заныло. Неужели и он умрёт?

– А я что? – обиделся Козлов. – На то Бог есть.

Над вражескими позициями показался белый флаг, требуя перемирие. В ответ над нашим редутом подняли такой же. Солдаты встали в цепь. Появились носилки.

Павел поднялся на банкету. Смотрел, как собирают тела.

– Чего, братцы, мож сходим, с французами потолкуем? – предложил один из стрелков.

– Брось, – отмахнулся другой. – Что с ними нонче толковать – они злые, по зубам получили.

– Смирно! – раздался звонкий голос сигнальщика. И тут же у дальних орудий грохнуло: «Урррааа!».

Все повскакивали, принялись поправлять одежду. Павел соскочил с банкеты посмотреть, что там твориться? Мимо орудий, в окружении многочисленной свиты, на бастион шли великие князья Михаил и Николай. На мундирах ни пылинки. Шнуры золочённые. Сапоги блестели. Как-то не вписывались их новенькие приталенные мундиры с золочёными висюльками в грязную, кровавую картину бастиона. Унтеры тут же выстроили солдат.

– От имени батюшки-царя, огромное вам спасибо! – воскликнул великий князь Михаил.

Тут же весь бастион гаркнул «Рады стараться!» и трижды – ура! ура! урраааа!

Почему-то у Павла не возникло никакой радости в душе при виде царских детей. Зачем они здесь? – подумал он. – Толку от них? Вон, какие холёные, чистенькие. И свита такая же. А нет! Среди свиты выделялись местные офицеры: серые лица, серые шинели, стоптанные сапоги….

Великий князь Михаил, осматривая бойцов, внимательно взглянул на Павла. Чем-то он его заинтересовал. Они не раз с ним встречались на военных смотрах в училище. Сейчас Михаил его не узнал. Лицо Павла огрубело, взгляд потерял юношеский задор. Кожа потемнела. Самому великому князю Михаилу исполнилось двадцать два. Статью он напоминал своего отца: прямая осанка, вечно вздёрнутый подбородок. Движения резкие. И взгляд такой же холодный и унылый, как у государя.

– Поручик, мне кажется, я вас где-то видел. Вы из Петербурга? – спросил Михаил.

– Никак нет, ваше высочество. Я из Воронежской губернии. Поручик Жернов, – зачем-то соврал Павел. Зачем – сам не понял.

Михаил Николаевич обернулся к адъютанту.

– Обязательно занесите в наградной список поручика Жернова. – И все направились дальше.

Павел встретился с суровым, осуждающим взглядом полковника Тотлебена. Да пошло оно всё, – махнул рукой Павел и отвернулся. Перед глазами стояло бледное лицо раненого юнкера, который никогда уже не повзрослеет.

***

Тотлебен дал Павлу день отдыха. После трёх суток, проведённых в редутах перед Малаховым курганом почти без сна, его качало от усталости. Иногда он проваливался куда-то в забытьё. Однажды даже заснул на ходу, ведя солдат через Килен-балку. Упал, скатился по склону, чуть шею себе не свернул. Солдаты подумали, что его подстрелили. Пытались на руках донести до бастиона. Но Павел пришёл в себя. Ему стало стыдно за свою слабость. Тотлебен приказал выспаться и помыться.

Павел еле добрел к своей квартире. Замёрз до чёртиков. Самылин помог ему стянуть промокшие сапоги с распухших ног. Обмотки протёрлись до дыр, и смрад от них исходил невозможный.

– Ох, не знаю, что с шинелькой делать, – недовольно сказал Самылин. Шинель была вся в грязи, прожжённая пулями, в нескольких местах изодрана штыками.

– Где же другую взять? – пожал плечами Павел.

– Попробую залатать, – вздохнул Самылин. Повертел шинель в руках. – Попробую.

Матрос принёс тазик с тёплой водой. Павел опустил с блаженством в него ноги. Тут же язвы на пальцах защипало, зажгло. Самылин вышел чистить шинель, а Павел, сидя на кровати, опершись спиной о холодную стену, сразу же потонул в сладкой дрёме.

Вдруг он почувствовал, как в комнату кто-то вошёл. Это не Константинов. Шаги лёгкие, словно вплыло облачко. Он действительно, где-то в грёзах увидел белое пушистое облачко. Ему показалось, или на самом деле пахнуло ароматом весенних цветов. Разноцветные искорки разбегались во все стороны. Павел делал усилие открыть глаза, но никак не получалось. Чувствовал спиной и затылком холодную стену, тёплую воду в ногах, треснутое стекло в окне дребезжало от выстрелов, сквозняк шевелил волосы на голове, но тело ему не подчинялось. И сознание никак не хотело всплывать. Ну и ладно! – сдался Павел. Кто бы там ни был, я сплю. Вдруг он почувствовал нежное прикосновение горячих пальчиков к его небритой щеке. Такое нежное, что в душе все сжалось и захотелось заплакать. Ему что-то снилось, но сон мешался с явью. Кто это? Лили? Маленькая Лили? Нет, это не она. Кто-то в белом. Ангел? Неужели? Тёплые губы коснулись его лба. Да, это именно губы. Он хотел позвать Лили, но только что-то слабо промычал и окончательно утонул в неге.

***