Отчаянная и другие рассказы

– Думай, что ты говоришь, – села на кровать мать.

– В этом проблема, мама! Мне еще жить, крутить колеса, напоминать про Афганистан. Общество меня не хочет видеть. Всем плевать на меня.

– Сынок, давай поговорим! – просила мама.

– Нет, мама, мы не будем говорить сейчас. Я – долбаный дебил, что верил в любовь. Ладно, давай завтра поговорим.

– Не доводи меня до слез, сынок, успокойся.

Дмитрий подъехал к письменному столу и сильными руками перевернул его вверх дном. На пол с грохотом упал монитор. Рассыпались ручки и карандаши.

– Сержант, взвод построен! Смирно! Налево, шагом марш! – переходя на истерический крик, отдавал честь дрожащей правой ладонью Дмитрий.

– Боже, кем ты стал? Тебе помощь нужна, – заглянув в комнату, сказала мама.

– Мне не нужна помощь. Иди со своим боженькой…

Дмитрий увидел, как мать побежала в ванную, схватила махровое полотенце и вернулась в комнату.

– Что ты сказал мне? – кричала мать и била его по лицу полотенцем. – Во что ты превратился?

Потом она бросила полотенце на кровать и убежала на кухню. Дмитрий поехал за ней следом.

– Заткнись, ты всё уже сказал, – кричала мать. – Иначе я возьму сейчас сковородку и огрею тебя!

– Нет, мам, я еще не всё сказал, – произнес Дмитрий, – ты говорила, сходи в армию, отслужишь, станешь мужчиной.

Мать замахнулась сковородкой, но он знал, что она не ударит.

– Я не заставляла идти тебя в армию, – плача, говорила она.

– Заставляла! Бога нет, он мёртв, как мои ноги, – сорвался на крик Дмитрий. – А я – есть. И это инвалидное кресло тоже есть до конца жизни.

– Выйди отсюда, – крикнула мама.

– Да пошла ты! – Дмитрий резко поворачивает кресло-каталку и выезжает на улицу. Каталка отлетает в сторону, он ударяется носом об асфальт, а локтем – о бордюр. В районе переносицы слышен хруст. Кровь смешивается с дождём.

– Нет-нет-нет! – кричит мать, падая на колени рядом.

* * *

Что это, сон? Дмитрий на своём инвалидном кресле выезжает на пляж. Он жмурится от яркого солнца. Оно ослепляет его. Он смотрит на бегущие к берегу голубоватые волны, встаёт на свои ноги, шагает вперёд, потом ещё. И ещё. И бежит прямо к морю, забегает в него, ныряет, выныривает и плывёт вперёд. На его лице радостная улыбка. Только он слышит голос мамы, который зовет его. Дмитрий останавливается, встает на ноги в воде. Сзади волны сгущаются и накрывают его с головой, но он идет к берегу. Кругом почему-то темно, отдыхающих нет. А у самой воды стоит его инвалидное кресло.

– Прости меня, сынок, – слышит он сквозь дрёму и туман голос мамы.

Дмитрий открывает глаза, все двоится. Он лежит в отдельной палате. Рядом сидит мама. На лице – слёзы. Дмитрий трогает руками свои ноги, они по-прежнему мертвы.

Его отдельная палата была очень маленькой. Рядом с койкой справа стояла небольшая серая тумба. Слева – мониторы, которые показывали жизненные функции. Он лежал под системой. По мониторам ползла извилистая зеленая «гусеница». Справа находилось пластиковое окно. Оно было закрыто белой занавеской. В центре палаты под потолком висела небольшая люстра.

– Зачем ты это сделал? – спросила мать, увидев, что сын пришел в себя.

Дмитрия что-то кольнуло в нос, боль была такая, будто его ужалила пчела. Он дотронулся до носа и обнаружил на нём приклеенный пластырь.

– Мам, оставь меня в покое, – повернул он голову.

Мама достала из чёрной сумки носовой платок.

Дверь в его палату открылась, и зашла медсестра в белом халате. На подносе она несла два бутерброда и чай. Дмитрий появление завтрака проигнорировал и уставился в потолок.

– Вы знаете, ему нужен покой, и часы приема закончены, – подвезла тележку с едой медсестра.

– Да-да, я сейчас уйду, – встав с кресла, заспешила мама.

Чмокнула Дмитрия в щеку. И ушла.

Медсестра тоже вышла из палаты, и Дмитрий остался один наедине со своими мыслями. Он начал мечтать о летних днях, где он с красивой девушкой лежит под пальмой у моря. Ему хотелось хотя бы на один день забыть о реальности и поддаться иллюзии. Где он с красавицей гуляет по пляжу, где они целуются и под шум прибоя занимаются любовью. Но, переводя взгляд на люстру, он сразу возвращался в реальность и понимал, что его мечте не суждено сбыться. А на этой люстре он хотел вздернуться, он представлял эту «упоительную» картину…

Наступила ночь. Дмитрий долго не мог уснуть. Он не понимал, зачем и почему он живет или, скорее, существует в этом жестоком мире. Мир так жесток, все думают только о своей шкуре, о деньгах.

– Деньги. Деньги. Деньги, – повторил он вполголоса и продолжал размышлять вслух о том, почему у людей нет ничего святого. Думают, как бы уничтожить тебя, избавиться от тебя, у каждого второго в глазах ненависть, алчность, человек человеку волк, если не сожрешь ты – сожрут тебя.

Он закрыл глаза, но сна не было, Дмитрий повернулся на правый бок, потом на левый, но его мучила бессонница. Мысль о смерти занимала все его мысли. Наконец-то он уснул.

* * *

На следующее утро медсестра привезла в палату завтрак.

– Тебе надо поесть, ты уже третий день ничего не ешь, – подвозя к нему тележку с едой, сказала она.

– У меня нет аппетита, – в ответ буркнул Дмитрий.

Она развернулась и пошла к выходу из палаты.

– Постойте! – глядя ей вслед, крикнул Дмитрий.

– Что-то хотели? – остановившись и развернувшись к нему лицом, тоненьким голоском поинтересовалась девушка.

– Да, можете принести мне тетрадь и простой карандаш? – осведомился Дмитрий.

– Хорошо, принесу, – ответила она, хлопнув дверью.

Спустя десять минут медсестра принесла ему карандаш и тетрадь. Дмитрий открыл тетрадь и начал писать рассказ о дочери генерала, чтобы занять свое время и отвлечься от плохих мыслей. Он думал над каждым предложением. За день он написал целый… тетрадный листок. Потом начал его перечитывать и, перечеркивая, делал много исправлений, в конце концов листок был полностью перечеркнут.

Дмитрий вырвал его, смял в комок и выкинул в мусорную корзину, стоящую около двери.

«Завтра начну с чистого листа», – подумал он и лег спать. В этот раз он уснул быстро и не думал ни о чём.

На следующий день он написал тетрадный листок без исправлений. И так изо дня в день Дмитрий упорно писал что-то в тетради.