Год мертвой змеи

– Влад!.. Возьми себя в руки!

Не отвлекаясь больше ни на какие мысли, подполковник продолжал внимательно наблюдать за ведомым. Машину Владлена качнуло еще пару раз, после чего он, видимо, справился с собой.

– «Тридцать пятый», у вас... Все нормально? – позвали с земли секунд через десять. Голос диспетчера был напряжен: произошедший обмен репликами там явно не понравился.

– Нормально.

Ответить Олег постарайся спокойным голосом, при этом он, не переставая, оглядывался через плечо – на месте ли гордость Советского Узбекистана, боевой летчик и верный товарищ, внезапно показавший, что то ли и он сделан не из железа, то ли не столь умелый пилот, как Олег считал раньше. К сожалению, это произошло не вовремя. Если командир и начштаба полка не перемудрили с интуицией, сегодня у них будет шанс подраться со штурмовиками, когда те будут нагружены до предела.

«МиГи» продолжали набирать высоту. Как обычно, даже несмотря на подвешенные под ними огромные баки, этот процесс сопровождался совершенно восхитительным ощущением того, что твой собственный желудок уменьшается в размерах до некрупного яблока. Ничего сходного с этим истребителем в отношении скороподъемности Олег до сих пор не встречал. Если они столкнутся с палубниками американцев второй день подряд, те будут к этому уже готовы – а ведь возможно, что только эта неготовность врага им вчера и помогла.

Забавно, как повторяется и перекручивается история. В 1944-м молодой и злой старший лейтенант Лисицын дрался с авианосными «Хеллкетами» над ледяной Атлантикой, отчаянно и навсегда удивляя их именно горизонтальной маневренностью своего выкрашенного в темно-серый и синий «Яка-третьего». Сейчас, спустя восемь с половиной лет, он, возможно, дерется с теми же самыми бойцами, тоже постаревшими и заматеревшими, пересевшими с «Адских кошек»[96 - Дословный перевод. На самом деле «Hellcat» означает «мегера», «ведьма».] на «Пантеры». Но на этот раз он способен удивить их маневренностью вертикальной – и с достаточно заметным успехом это делает.

Несколько успокоенный, он отвернулся от машины Владлена, сконцентрировавшись на аэронавигации: на такой скорости несколько градусов погрешности за минуты уведут их из нужного «коридора», а учитывая расход топлива, это недопустимо. На земле рассвет только собирался наступать, но с высоты казалось, будто они летят прямо в расплавленный, сплюснутый сверху шар солнца. Свет контрастно выделил вершины наиболее высоких сопок, и они казались сейчас ярко-белыми островами в море туманно-серого полумрака с проплешинами и вкраплениями черного и бурого – в основном лесов и пожарищ. «Остров» по-корейски – «сиом», как остров сам по себе. Но если у него есть название, то это уже не «сиом», а «до» – таких составляющих Олег, как штурман, насмотрелся на картах больше, чем необходимо. Забавно, что «море» по-корейски – «баба». Чуть ли не единственная корейская «баба», которую они здесь увидели, причем тоже впервые с момента прибытия. Ну, теперь пойдет. И море, и все остальное. Сбивший палубный «Скайрейдер» во вчерашнем бою молодой старший лейтенант будет представлен к ордену – такие на этой войне правила, так командование пытается поощрить агрессивность своих летчиков. Но если командующий корпусом пошел на то, чтобы разрешить их полку пересечь береговую черту и даже драться с кем-то именно над морем – это значит очень много. В частности, катапультироваться из подбитых машин они в такой ситуации тоже не имеют права – потому как подобравшим спасшегося летчика почти со стопроцентной вероятностью окажется американский геликоптер или гидросамолет, а не какой-нибудь корейский сампан, желанная цель для любого вражеского воздушного патруля или сторожевика.

Значит... Значит, проигрывать нельзя. Да только когда это было можно?

В 7 часов 40 минут утра 4 марта 1953 года с аэродрома Аньдун был произведен групповой взлет четырнадцати истребителей «МиГ-15Сбис» из состава 1-й эскадрильи и звена управления 913-го ИАПа. Это было не больше, чем решили поднимать на удар позавчера. В ходе обсуждения итогов дня, когда были измусолены последняя разведсводка и ставшие известными задачи корейской авиации, эту деталь плана было решено оставить прежней.

Вторая эскадрилья, уходившая прикрывать корейских моряков, давно растаяла в небе, когда из «кармана ожидания» вырулили машины Марченко и его ведомого. В небе повисла еще одна зеленая ракета, в шлемофонах рявкнуло голосом Разоренова, сегодняшнего руководителя полетов, взвыли двигатели, и в течение следующих минут каждые десять—пятнадцать секунд в небо поднималась очередная пара. Сначала взлетели шесть самолетов ударной группы, за ней – два четырехсамолетных звена группы прикрытия. Эскадрилья Семёнова, назначенная прикрывать последних, осталась на земле в «готовности № 1» – ждать.

Вырабатывая топливо из подвесных баков и продолжая набирать высоту, «МиГи» шли на максимальном режиме двигателей. Полет с 600-литровыми баками не имел ограничений по скорости, она была за 800 километров в час, и вместе с разгоном весь путь до последнего крупного ориентира перед целью, обозначающего начало снижения, занял полчаса. В 8 часов 11 минут утра «МиГи» 1-й эскадрильи сбросили подвесные баки – те, кувыркаясь, сгинули в скользящем внизу тумане. До подхода к линии фронта оставались уже минуты. Разорвав строй из четырнадцати стремительных машин, способных оставить на экранах вражеских радиолокаторов один слитный след, прикрывающая группа снова начала набирать высоту.

Было еще не полностью светло, и видимость затруднялась отдельными полупрозрачными облаками, опустившимися до высоты почти полутора тысяч метров, а также достаточно густым туманом, обычным для этих мест. Туман скапливался в виде отдельных пятен и полос, также затрудняя навигацию, но все же совершенно не делая ее невозможной. С земли эскадрилью и «штабную» пару, лидирующую ее третье звено, вели непрерывно, удерживая на двух разделившихся но вертикали группах самолетов внимание сразу нескольких радарных станций с опытными операторами.

– Отработали ребята, отработали, уходят... – отчетливо прозвучало в наушниках шлемофонов. – Зенитный огонь ожидается слабый. По крайней мере одна автоматическая пушечная установка в две пятьсот-три к юго-западу от точки. «Тринадцатый», осторожнее на выходе, осторожнее...

И через минуту: «Авиации противника в воздухе не наблюдается...» Этого командир идущего в острие строя своей группы и ждал. В 08:13 он увидел далеко впереди и справа мерцающее пятно пожара. Примерно через 20 секунд такое же пятно мелькнуло и впереди-слева, но тут же исчезло. Выход на цель судя по всему был осуществлен абсолютно верно и отличался от запланированного времени лишь на несколько минут. Любой другой исход столь прямолинейного в целях экономии топлива маршрута был бы позорищем и для него, и для штурмана полка, готовившего маршрут, и для летчиков. Поэтому здесь не было даже повода испытать удовлетворение – в отличие от осознания факта, что ранее ночные бомбардировщики из смешанной авиадивизии ВВС КНДР, нанесшие удар десятью минутами раньше, сработали абсолютно точно.

Немедленно после этого все до единой мысли исчезли у майора Марченко из головы – остались одни рефлексы.

– Я «Тринадцатый», начинаем! – выкрикнул он в ларингофон, бросив несколько коротких, напряженных взглядов по сторонам. Радары радарами, но собственным глазам любой из пилотов того поколения всегда доверял как минимум не меньше, и майор исключением до сих пор не был.

– Цель вижу! «Девяносто третий»?

– Я «Девяносто третий», цель вижу!

– «Семьдесят первый», цель вижу!

Это были капитаны Федорец и Хойцев. Больше ничего ждать не было нужно.

– Работаем! – выдул он сквозь зубы, уже переводя свою машину в пикирование с углом тангажа 30 градусов. Курс упирался прямо в цель – темное пятно, располагающееся ровно посередине условной прямой линии, если провести ее между двумя очагами пожаров. За сколько-то там минут до их выхода на цель корейские «По-2», никогда не имевшие проблем с точностью бомбометания, уложили по нескольку мелких зажигательных бомб в свои собственные цели, давая истребителям нужный ориентир. «Целью», насколько было известно, являлось предположительное расположение штаба лисынмановского батальона. После некоторого обсуждения было решено, что даже просто попытка ударить по нему, вне зависимости от того, убьют они кого-то или нет, принесет гораздо больше пользы, чем прочесывание пушечным огнем какого-нибудь большого отрезка траншей. Опять же, если даже забыть о том, что простое появление «МиГов» над линией фронта должно было стать шоком для противника.

Штурмовка в подобных условиях была совершенно необычной задачей для советских реактивных истребителей в Корее. Но это – если забыть об их с Лисицыным предположении о том, что полк, возможно, должен сыграть роль приманки в чем-то, что имеет большее значение, нежели все их возможные потери. Это давало некоторую свободу действий и было если не приятно, то остро. Так, как бывало раньше.

Снизу гроздьями взлетели сигнальные ракеты – сразу с нескольких сторон. Предупрежденные свои войска указывали на цель склонением их пологих дуг, а лисыимановцы, вероятно, пытались обозначить себя, так и не поверив, что стремительно приближающийся строй ревущих реактивных машин – это не свои.

– Ат-така! – взвыл майор, вжимая затянутой в тонкую кожу перчатки левой рукой сначала кнопку «передачи», а затем, уже правой, – располагающиеся на ручке управления тугие кнопки управления огнем авиапушек. «МиГ» отчетливо вздрогнул в воздухе, когда заработали 23-миллиметров-ки, и буквально ахнул, когда 37-миллиметровка выплюнула свой первый 765-граммовый снаряд.

Угол пикирования был небольшим, поэтому целиться оказалось почти комфортно, однако видимость все еще была не слишком хорошей, а приличной цели так не появилось. После пары коротких, на три-четыре снаряда, очередей из обеих «HP» и нескольких выстрелов из «Н-37Д» (майору вполне хватало опыта, чтобы не увлекаться), ему показалось, что в верхнем углу прицела что-то мелькнуло. Высота по его подсчетам была уже метров 350, поэтому он начал вывод и одновременно открыл огонь из всего оружия, в первой с начала атаки длинной очереди выпустив сразу около двух десятков снарядов. В ту долю секунды, когда неясное пятно ушло под центр светящейся на отражателе сетки, прицел осветился яркой, будто магниевой вспышкой – во что-то он все-таки попал. Дальше майор Марченко ничего не увидел.

Вжавшись в спинку катапультного сиденья, он выводил «МиГ», чувствуя, как послушный его воле двигатель продирает стонущую от напряжения металла машину сквозь дымный воздух, наполненный кисло-сладким запахом пороха.

Земля, закрытая брюхом его истребителя, снова ушла вниз, потом извернулась вбок, когда он заложил вираж, крутя головой – все ли на месте. Справа-сзади, чуть ближе, чем это могло понравиться, висел ведомый: мандраж заставил майора взять себе в качестве «щита» одного из лучших – помощника по тактике воздушного боя и воздушной стрельбе. Вторая пара была еще правее и дальше. Третью пару ударной группы, ведомую капитаном Хойцевым, майор сразу не заметил; он увидел ее только когда выровнял машину, положив ее на такой курс, чтобы помешать обнаруженной корейцами автоматической зенитной установке дать по выходящим из атаки «МиГам» пару прицельных очередей с действенной дистанции. Что эта установка спаренная, можно было догадаться самому – других у американцев здесь вроде бы не было. А при некоторой доле везения такая может сбить кого угодно.

Тройка корейских штурмовиков, насколько он знал, должна была практически одновременно с ними наносить удар на несколько километров глубже линии фронта, что позволяло задействовать на ее дальнее прикрытие продолжающую набирать высоту восьмерку капитана Бабича. Но корейцев майор не увидел – слишком далеко. Несколькими короткими резкими командами он снова собрал эскадрилью в сравнительно компактный строй, именуемый «змейка пар», все так же продолжая подниматься и постепенно плавно доворачивая к северу. В первом заходе он истратил более трети боезапаса к 23-миллиметровкам и, может быть, четверть к 37-миллиметровой пушке. И все это ради чего-то там вспыхнувшего... Возможно, это был полевой сортир штаба батальона – и таким образом боевому духу лисынмановских марионеток нанесен невосполнимый урон, то есть задача выполнена с блеском. Это могло быть и что-то другое, столь же значительное, но в любом случае второй заход бесполезен. В итоге он оказался прав, пойдя лишь на частичный компромисс в отношении того, что ему предлагали с самого начала: удара полной эскадрильей. Шестерки было достаточно. А теперь пора уходить.

– «Первый», я «Тринадцатый», задание выполнено. Как воздушная обстановка? – запросил майор «землю», снова начав напряженно оглядываться. Они уже пересекли линию фронта и сейчас отходили на север, но то, насколько легко все прошло, ему не очень нравилось. Возможно, то, что прикрывающая восьмерка 1-й эскадрильи пошла вместе с ними, было ошибкой. Топлива она потратила меньше, поскольку до сих пор, наверное, вырабатывает его из подвесных баков, но лишние 15 минут в воздухе – это не такая уж большая разница, учитывая радиус действия новых «Сейбров», которые могут уже ждать их над Корейским заливом. Как и то, насколько близко к берегу базируется 913-й ИАП.

– «Тринадцатый», ВПУ вас наблюдает, – отозвались снизу голосом, в котором без труда читалось облегчение. Над линией фронта нижняя граница радиолокационного поля составляла от 4000 до 6000 метров. Все, что ниже – не видно, но они уже были выше. И в то же время облегчение в голосе Разоренова майору не понравилось. Вылет еще далеко не кончился, а рассказов о сбитых при возвращении домой, сбитых уже на посадке он слышал столько, что хватило бы на толстый том.

– Продолжайте полет прежним курсом.

– А я что делаю?.. – буркнул майор про себя. Машинально он понизил голос, хотя стесняться здесь было некогда, – во-первых, если не трогать рацию лишний раз, она работала только на «прием», а во-вторых, в радиусе ближайшей сотни километров он был старшим по званию среди всех советских военнослужащих.

Полет продолжался совершенно обычно, но напряжение не уходило. Внимательно наблюдая за воздухом, время от времени корректируя положение ведомых в строю короткими указаниями и каждые пять минут обмениваясь с «Первым» несколькими словами, он, тем не менее, испытывал неприятное ощущение, что что-то не так. Поскольку в кабине «МиГа» был только он один, выражение на лице майора не могло никого удивить. Лоб, рассеченный глубокой вертикальной морщиной, оскаленные зубы, выглядывающие из-под сведенных гримасой губ, – изображать бесстрастного, всегда уверенного в себе «Рекса» ему здесь было не перед кем.

Ему было страшно. Он слишком давно, более трех недель, не ходил в настоящие боевые вылеты и еще дольше не вступал в воздушный бой, не ждал каждую секунду, что на него спикирует из неба ощетинившийся сполохами ведущих огонь скорострельных авиапулеметов «Сейбр». Но он был слишком горд, чтобы признаться в этом кому-либо, кроме себя самого. Более того, пока майор был моложе, он отлично умел заставлять себя делать то, что было нужно. Великая Отечественная, в которой, не щадя себя, воевали все, кто имел право называть себя мужчинами, а с ними значительная доля женщин, научила его многому. В частности, тому, что твой собственный страх не имеет никакого значения, если ты понимаешь, что делаешь и ради чего борешься с собой.

Майор искренне завидовал бесстрашным людям, понятия не имеющим, что они ощущают. А таких вокруг него было много и тогда, и теперь. Достаточно успешно копируя их поведение, бесстрашию он на самом деле завидовал даже больше, чем собственно летному таланту. Но даже осознавая, что ему никогда не записать в свою летную книжку ту впечатляющую цепочку побед, которая имелась у Лисицына из его собственного полка, Михина из 518-го, Уткина из 535-го[97 - Кмарту 1953года М. И. Михин, летчик 518-го ИАП 216-й ИАД имел 8 воздушных побед (7 «F-86 „Сейбр"» и 1 «F-84 „Тандерджет"»; всего в Корее 9 воздушных побед), В. А. Уткин, 535-й ИАП – 3 (всего в Корее сбил 4 и подбил 4 «F-86 „Сейбр"»).], самого старого из всех них, – даже понимая это, майор продолжал делать то, что позволяло ему жить в относительном ладу с собственной совестью. Изредка подниматься в небо и вести за собой полк тогда, когда это было особенно нужно, отдавая себе отчет в том, что с каждым разом это становится все тяжелее.

В 8 часов 52 минуты шестерка ударной группы совершила посадку. Два звена группы прикрытия, подойдя к аэродрому с некоторым отставанием, продолжали кружить над Аньдуном еще около десяти минут, после чего также благополучно приземлились. К этому времени севшие первыми машины были уже рассредоточены по капонирам. Когда последняя машина 1-й эскадрильи чиркнула колесами шасси по шероховатой бетонке взлетно-посадочной полосы, техники и вооруженны из состава экипажей и «эскадрильских групп» вовсю работали над уже севшими. Дозаправка топливом, пополнение боекомплектов к пушкам – все необходимое, чтобы истребители могли подняться в воздух снова.

Командир полка каждые десять—двадцать секунд поглядывал на часы и одновременно носком ботинка рисовал на земле схему захода на цель для находящихся «у машин» пилотов 3-й эскадрильи, еще не поднимавшихся сегодня в воздух. Он понимал, что нервничает, но не мог с собой ничего поделать. Подбежал с докладом начальник штаба: машины полка ушли в заслон на восток к Йончхону и к Додуну-Чон-годону, но обещанное непосредственное прикрытие Аньдуна в виде китайских «МиГов» не появилось.

Что это могло означать, комполка пока не знал. Лишь после того, как сначала последняя автоцистерна покинула край аэродромного поля, где находились капониры с вернувшимися истребителями, ему немного полегчало.

– Тихо! – скомандовал он, и переговаривающаяся между собой молодежь замолчала. С секунду комполка прислушивался, потом помотал головой.

– Показалось, – объяснил он глядящим на него летчикам. – Будто рокочет далеко на юге или юго-востоке, как артиллерия. Но просто показалось: все-таки слишком далеко.

– Это триста километров... Думаете, корейцы перешли в наступление? – неуверенно спросил кто-то.

– Вряд ли, – отмахнулся майор. Из того, что сказал ему инженер—старший лейтенант, как он выразился; «обеспечивающий операцию разведгруппы», можно было сделать не так много далеко идущих выводов. Но на действительно крупное наступление, артподготовку к которому можно услышать из располагающегося за 350-400 километров от линии фронта Аньдуна, это не походило. Да и то... Услышать отголоски взрыва атомной бомбы – еще куда ни шло. Скорее всего, корейцы действительно производили какой-то особо важный разведпоиск, и если еще раз «скорее всего», то им действительно требовалось не прикрытие, а отвлечение внимания на себя. Конечно, исключая морскую составляющую этого сумасшедшего плана... Если американцы будут знать, что где-то здесь крутятся «МиГи», то они уже не смогут с такой безнаказанностью утюжить все то, что поднимает голову на линии фронта. Тем не менее, задействование авиаполка таким извращенным образом было весьма необычным. Оставалось лишь гадать, что за задача стоит перед разведгруппой, если для ее выполнения совершается перегон десятков боевых самолетов, причем такого типа, который достаточно редко встречается в Союзе[98 - Всего в Советском Союзе было построено 49 истребителей «МиГ-15Сбис».] и до последней недели ни разу не появлялся в Китае и Корее. И вдобавок – переброшенные к Мукдену дополнительные зенитки вместе с многочисленными обеспечивающими их службами, от автотранспорта до медиков.

Наверху загудело, затем завыло и через десяток секунд небо наискосок перечеркнуло ракетой, пущенной от домика, из которого управляли полетами – сигнал зенитчикам, что подходят свои. По времени было пора: 2-я эскадрилья, даже с подвесными баками, имела не такой уж большой резерв топлива. И вот сейчас она возвращалась от Йонгдьжина. Командир полка опять с неудовольствием подумал, что вылет полной эскадрильи, пусть даже из восьми машин, – это слишком много для таких хлипких результатов. А ведь это всего лишь утро. Если так будет продолжаться, то к середине дня они не только сожгут пол-эшелона топлива, но и устанут, как ездовые собаки.

– Молодцы, – с чувством сказали за спиной майора, когда последний «МиГ» сел. – Все дома.

Не выдержав, он обернулся. Это был Скребо, ВСС их дивизии. Майор происходил из той же «весовой» и даже возрастной категории, что и сам комполка, и только это удержало Марченко и не дало ему сорваться. Потом он вспомнил, как два дня назад майор сам ругался на его оговорку, и решил не сдерживаться.

– Неплохо, Владимир Андреевич, – признал Скребо, когда Марченко замолчал, ощутив заметное облегчение.

– Лучше не скажешь. Но все равно молодцы. Ну и что, что даром, зато моряков никто не тронул. Прикрытие есть прикрытие – задача считается выполненной. Нам в ПВО за сколько-то десятков таких «безрезультатных» вылетов ордена давали. Пойдем встречать?

Еще раз поглядев на часы, комполка кивнул, обвел суровым взглядом тех, кто мог решиться пойти за ними, и зашагал вслед за майором. Ему опять показалось, что воздух на юге шевелится, отражая рокот работающей артиллерии, но и в этот раз, остановившись на секунду и прислушиваясь изо всех сил, он решил, что ему почудилось. Уши после посадки восьмерки «МиГов» в паре сотен метров от него еще не «отложило», и ничего странного в том не было, но он просто не любил быть настолько неуверенным в мелочах.

Идти пришлось минут десять, и это доставило командиру полка неожиданное удовольствие. Ветер унес удививший его утром туман, теперь воздух был чистым и почти хрустящим от прозрачности. Скрип снега под ногами создавал смутное впечатление чего-то приятного: то ли оставшееся с детства, то ли уже с тридцатых годов, когда командование его училища вдруг полюбило устраивать курсантам многокилометровые, на три-четыре часа бега, лыжные марш-броски со ждущей на финише горячей едой и несложными призами для показавших лучший результат рот. В итоге к отведенной 2-й эскадрилье зоне рассредоточения майор подошел с настроением, радикально отличавшимся от того, какое у пего было час назад.