Квадрат для покойников

Когда блюстители закона ушли, Владимир Иванович еще делго сидел одинокий в обстановке комнаты, кроме босоножек ничего не видя, потом встал и, сунув руки в карманы, прошелся по комнате. Достав из кармана завязанный узлом клетчатый платок, остановился, вспоминая повод… Но так и не вспомнил. Тогда он подошел к шкафу, открыл… и отпрянул.

Глава 13

Некоторое время я сидел, уставившись на исписанный лист, голова не работала. Это чувство опустошенности мне известно: оно приходит неожиданно и на некоторое время полностью отключает сознание. Будильник с потертым циферблатом показывал два часа ночи. Нарезвившиеся за день мухи спали на стенах, мебели, потолке… За три дня жизни в квартире Эсстерлиса я возненавидел этих крылатых насекомых всем существом, и сейчас, когда какая-нибудь из них жужжала, ища место, где бы прикорнуть или падала во сне с потолка, даже находясь в отупленном и расслабленном состоянии, я инстинктивно искал глазами мухобойку.

Роман временно отвлек меня от жизненных неприятностей. Но сейчас я почувствовал, что былая тревога возвращается. Припомнился морг, Эсстерлис, перебирающий покойников, карлик… Одно дело карлик, придуманный мною, а другое – настоящий… Я бросил взгляд на темное окно. "Кто же прошлой ночью там стоял? Или действительно померещилось?.."

Я встал и взял из угла швабру – малонадежное, но, пожалуй, единственное оружие, которым я мог защищаться. "Эх, зря кирпич с собой с улицы не прихватил. Эх, зря…"

За дверью вдруг что-то звякнуло, тихо, нежно. Я вздрогнул, задержал дыхание, постояв несколько мгновений в полной тишине, на цыпочках подкрался к двери и стал слушать, что происходит в прихожей, но ничего не услышал.

Сейчас, прислонившись ухом к двери, я проклинал себя за то, что легкомысленно остался на ночь в этой ужасной квартире и знал наверняка, что не усну ни за что на свете и что завтра же соберу вещи – и пропади она пропадом… Вместе с ее покойниками и…

Дверная ручка медленно опустилась… Я в ужасе отпрянул от двери. Так же медленно и бесшумно ручка вернулась в прежнее положение, потом опять вниз… За дверью кто-то стоял и, наверное, так же, как и я, прислушивался. Кто?! Зачем он хочет войти без спроса?!! Труп в прихожей!! Боже мой! Боже мой!! Неужели настала моя очередь?! Как же я сразу-то не догадался? Ведь они следили за мной! Они знают, что я видел покойника… И теперь… Я свидетель! Боже мой!!

За дверью кто-то кашлянул, постучал тихонько, потом посильнее.

Я крепко до боли сжал швабру: кроме себя мне не на кого было надеяться.

– Николай, ты не спишь? – раздался за дверью голос Эсстерлиса. – У тебя свет горит.

Я не отвечал.

– Николай, мне очень нужно с тобой поговорить… У меня к тебе дело. Срочное! Слышишь?! Николай…

Я вдруг почувствовал, что больше не могу таиться и не отвечать, напряжение достигло своего пика.

– Ну что? Кто там?! Что надо?! – бодрясь, как можно более грубым голосом, крикнул я. – Уже ночь! Я сплю!

– Мне нужно поговорить с тобой, обязательно.

– Давайте, Казимир Платоныч, завтра утром поговорим. Уже два часа ночи.

– Да нет, Николай, я хочу объяснить кое-что, это очень важно для тебя…

Голос у Эсстерлиса был ласковый, даже умоляющий. Он продолжал говорить, и я, слушая его через дверь, почему-то начинал верить в важность этого разговора. В голосе его ощущалась располагающая к доверию сила, которой я не мог противостоять.

– Только недолго… – наконец, согласился я. – Я спать хочу…

– Конечно. Верь мне, Николай. Но это важно, очень важный разговор, – обрадованно бормотал Эсстерлис.

Все еще сжимая на всякий случай палку швабры, я подошел к двери и открыл замок. Дверь раскрылась на всю ширину, и Эсстерлис быстрыми шагами вошел в комнату. Увидев его, я тут же пожалел, что поддался уговорам.

Он был в майке, волосы взъерошены, глаза горели, он очень напоминал безумца. Невозможно было представить, что несколько мгновений назад он так ласково говорил со мной через дверь.

– Чего ты боишься? – увидев, что я закрыл дверь на замок, спросил Казимир Платоныч. – Кого здесь можно бояться, а?!.. Ну ладно, твое дело. Видишь ли, мне нужно с тобой поговорить, – Казимир Платоныч, держа за спиной свою бамбуковую палку, не тая, скорее, для удобства, заходил по комнате, на меня не глядя. – Да ты сядь, сядь! – властно и громко скомандовал он.

Испугавшись его вида в первую минуту, я уже слегка успокоился и, незаметно поставив швабру в угол, сел на диван.

Некоторое время Эссерлис ходил мимо меня молча, я не нарушал его молчания. Я знал, что он сам начнет говорить, когда придет время.

– Видишь ли… – медленно заговорил он, ни на мгновение не прекращая и не замедляя свой шаг. – Я оживляю покойников…

– Что?! – заорал я, в ужасе вскочив. – Каких покойников?! Что вы говорите?!!

– Тихо!! Сидеть!! – еще громче моего заорал Эсстерлис, выпучив на меня свои страшные глаза и грозя бамбуковой палкой. – Сидеть!! – Я, снова потеряв волю, опустился на стул. – Зачем же так орать? – проговорил он уже спокойнее. – Не знал я, что ты орать, как умалишенный, будешь. Даже меня напугал. Что же тут страшного?.. Подумаешь, покойников оживляю…

– Что вы такое говорите?! – воскликнул я снова. – Вы в своем уме?!

Эсстерлис, опять начавший взад-вперед маячить по комнате, вдруг резко остановился, сделал крутой поворот на каблуках и уставился мне в глаза.

– Ты мне про ум не говори… – с ненавистью проговорил он. – Ты сам сумасшедший. Понял?!

– Да я не в этом смысле… Я же не говорю, что вы сумасшедший, – заоправдывался я.

– Да ладно, не в этом дело, – примирительно махнул он рукой и продолжил свой путь по комнате. – Тут в другом, в другом дело… Если бы я их не оживлял, тогда кто же?! Кто же их оживлять будет, а?! Вот ответь.

– Да я не знаю. А зачем их оживлять-то? – слегка успокоившись, сказал я. – Умер человек и умер себе… Зачем оживлять-то?

– Это если сам умер – если сам, тогда понятно. А если не сам?! Если помогли ему, а?! – Эсстерлис остановился у окна, улыбнулся, и мне опять сделалось не по себе. – Если не сам? Как тут тогда быть? В том-то и дело, – остановившись, было, он опять заходил от окна к двери, от окна к двери… – Если не я, то кто другой? Да и потом дар, ведь от него никуда не денешься. Иначе жить уже не можешь. Вот я тебя и притянул. Помощник мне нужен.

Я следил за тем, как Казимир Платоныч ходит по комнате, и не мог понять, что он такое говорит. Верить ему или… все это бред его?.. Или мой? Я находился в том состоянии, когда реальность теряет четкие контуры и вот-вот сольется с бредом или сном, как вдруг взгляд мой упал на окно. Я закричал и вскочил на ноги.

С улицы в комнату глядела старуха в мотоциклетной каске. Она почти касалась стекла, ее бледное, словно мертвое, лицо было освещено светом направленной в ее сторону настольной лампы. Глаза не моргая смотрели в комнату, но будто бы не видели ничего, да, наверное, и не видели; я был уверен в том, что меня старуха не видит, что она слепа.

Остановившийся от моего вопля Эсстерлис проследил за моим взглядом, решительно подошел к окну, задернул занавеску, устранив с глаз старуху.

– Когда я тебя увидел, то подумал сразу, что ты и есть тот человек… – Как ни в чем не бывало, он опять заходил по комнате, продолжая свою мысль.

– Там!! – Указал я пальцем на окно. – Там стоит кто-то!..

Эсстерлис остановился.

– Где стоит?! – Он недоуменно вскинул брови.

– Там, за окном. Стоит же кто-то.

Эсстерлис подошел к окну и отогнул края занавески концом бамбуковой палки.

– А! Это Марфа Семеновна. Она же сомнамбул. Ты что, не знал? Она каждую ночь по карнизам ходит и в окна заглядывает. Она же спит. Неужто ты лунатиков никогда не видел?

– Что же она?.. Упасть ведь может… – пробормотал я растерянно.

– Это правда, может. Она каску и носит. Это ей врач один умный прописал, вылечить не смог, а каску вот прописал в целях техники безопасности. Не ходить по карнизам не может, так хоть технику безопасности пусть соблюдает. Верно? А ты не бойся. Она так каждую ночь… Неужто не замечал никогда?

Я опустился на диван, мне было дурно: кружилась голова, подташнивало.

– Бабуля тоже пострадала сильно. Ну да не в этом дело. Помощник мне нужен – покойников оживлять.