Квадрат для покойников

– А может, фиг с ним, с Ильичом, пускай в кочегарке вечно жить остается. А? – сострил Алексей и загоготал нетрезво.

– Ты, Леха, сядь, посиди немного, – посоветовал Захарий. – А то мы тебя в вытрезвитель сдадим.

Алексей послушно уселся и откинул назад голову.

– А нельзя так, чтобы… – Николай улыбнулся, как бы извиняясь, – так, чтобы Владимира Ильича здесь в кочегарке оживить, а в Ленинград пускай своим ходом с нами едет. Чтобы с ним не таскаться за зря…

– Так не выйдет, – авторитетно заявил медик Захарий. – Везти в таком виде, как есть, нужно.

– Короче, хватит разговаривать – вывозить нужно. Поезд через час, пошли упаковывать, – сказал молчавший все время разговора Казимир Платоныч. Он выпрямился. – Плевать на армию. Ты, Захарий, проходные дворы знаешь?

Захарий хотел ответить, но не успел – в комнату вошел Антисим. Судя по залихватскому виду, настроение его после посещения танка не ухудшилось, а даже наоборот.

– Ну бабы! – хохоча восклицал он, подкручивая чапаевские усы. – Ну дают. Вы-то, небось, передрейфили. А, недоросток?

– Ты насчет чего, Антисим?

– Ну дают бабы. Это ж они танк наняли, чтоб меня напугать! Думают, я им всем алименты со своих кочегарских заработков платить стану! Ну дают бабы!

Все, кроме задремавшего Алексея, уставились на Антисима.

– Так это к тебе танк приезжал?! – первым оправился от изумления Захарий.

– А к кому же? Бабы – народ изобретательный, с фантазией. Они на меня в суды разных районов подавали. Ментов засылали. А однажды террористический акт совершили: бомбой дверь взорвали, ворвались с дубьем… баб, наверное, семь было. Еле через крышу по пожарной лестнице ушел. А сейчас танк наслали. Думали, я им теперь алименты всем платить стану. Глупый народ. Попробуй вдолби им, что они великому делу – борьбе с жидо-масонами – служат. Им алименты дороже родины.

– Ну вот и хорошо, – сказал Казимир Платоныч, подходя к двери. – Ехать пора.

– Ты нас, Антисим, обрадовал, – сказал Захарий. – А мы уж думали…

Он вышел вслед за Казимиром Платонычем.

– Друг-то слаб к алкоголю, не привык еще, – сказал Антисим Николаю.

Разбудили Алексея. Захарий, посвистывая, вынес из котельной сверток, стилизованный под ковер, в котором (как без труда догадался Николай) и лежал вождь мирового пролетариата. Жутковато стало Николаю от этой догадки. Он смотрел, как карлик бесцеремонно, без тени благоговения, управляется с драгоценным телом, и удивлялся, переставая вдруг верить, что в свертке Ильич собственной персоной. И если бы сам не видел и не потрогал пальцем его холодный безволосый лоб, то уж наверняка бы не поверил. Антисим вышел проводить отъезжающих гостей до подворотни. Они уже подходили к воротам, когда им навстречу попались три беременные женщины.

Женщины и Антисим увидели друг друга одновременно. Антисим развернулся и, не попрощавшись, рванул к дверям кочегарки. Женщинам на сносях бежать было труднее, поэтому Антисим успел вбежать в кочегарку и закрыться изнутри. Скверно ругаясь, подоспевшие дамы замолотили кулаками в дверь.

Впереди всех шел Эсстерлис, за ним посвистывающий карлик со своей ношей, затем Николай с сонным Алексеем.

Казимир Платоныч первым вышел из подворотни на улицу, но тут же метнулся обратно, наскочил на карлика, и тот чуть не уронил бесценный груз на асфальт.

– Назад, – выпучив глаза, проговорил он взволнованно. – Туда нельзя – милиция.

Вся компания сплотилась возле ворот.

– Спокойно, – сказал не теряющий самообладания карлик. – Попробуем пробиться, нам все равно на ту сторону переходить.

– А если милиция? – беспокоился Эсстерлис.

– Выкрутимся, – самоуверенно проговорил Захарий и двинулся к воротам, но Эсстерлис обогнал его и вышел первым.

То, что они увидели, сбило спесь у самого Захария. На улице стояли танки, бронетранспортеры, кругом было полно народу и милиции. Николай не мог себе представить, что пропажа из мавзолея могла вызвать такое оживление на улицах столицы. Прохожие имели вид угнетенный, милиция, казалось, тоже не знала, что делать, и шлялась между стоящими недвижно танками и бэтээрами взад-вперед.

Захарий, посмотрев вокруг с изумлением, первым оправился от шока.

– Вперед, – скомандовал он и, как ни в чем не бывало, распихивая прохожих, двинулся между танками на другую сторону улицы.

Они прошли между бронированными машинами по раскуроченному асфальту, направляясь к ближайшей подворотне. Но тут произошло неприятное происшествие. Из подворотни вдруг выскочила группа вооруженных автоматами солдат. Бежали они прямо к карлику. Увидев солдат, злоумышленники обреченно остановились. Но солдаты пробежали мимо, не обратив на них внимания.

– Я уже думал бросить его да драпалять, – признался бледный Захарий, когда они оказались во дворе.

В московских дворах Захарий ориентировался не хуже, чем в ленинградских. Скорее всего, его вело не знание пути, а какой-то дикий инстинкт, или он, как всякий житель страны советов, постиг внутренние закономерности проходняков и нелегальных путей. До вокзала они всего два раза пересекли крупные магистрали, полные милиции и бронированных машин. Исчезновение из мавзолея наделало в городе переполох. Однако им повезло – их ни разу не задержали по пути, хотя обалдевший от безнадежности Захарий, посвистывая, нагло пер прямо на представителей закона, так что тем приходилось сторониться. По пути злоумышленники не разговаривали, только у самого вокзала Захарий остановился, повернул ко всем бледное лицо с выпученными глазами.

– Не дрейфить, – сказал он и тряхнул тело спящего.

Они заняли купе, припрятали Ильича под сидение, расселись по местам и дожидались отправления безмолвно и не двигаясь. Когда поезд тронулся, уже протрезвевший Алексей вздохнул.

– Ну слава тебе… – он хотел продолжить, но прервался и, пугливо посмотрев на сидение напротив, оставил фразу без окончательного смысла. Словно испугавшись, что из-под сидения выскочит воинственный безбожник и сделает ему нехорошо.

Перестук колес утешал переволновавшихся злоумышленников. Когда за окном замелькали пригородные усадьбы, Николай совсем успокоился и, задумчиво глядя в окно, (хотя он никогда не испытывал к Ленину теплых чувств), почему-то ощутил гордость от того, что он, в прошлом никому не известный писатель, везет в колыбель революции вождя мирового пролетариата. Но вдруг в его невыспавшемся мозгу завелось сомнение, он даже причмокнул огорченно. А вдруг Ильича там, под ним, нету. Вдруг его, сладко спящего летаргическим сном, впопыхах забыли завернуть в ковер, и ковер пуст. Пот прошиб Николая. Он хотел предложить своим товарищам рассмотреть драгоценный груз и удостовериться в его целости. Но тут поезд на полном ходу резко дернулся, потом дернулся снова, снова и снова… Нет. Это дергался уже не поезд, а сидение под Николаем. Изнутри кто-то стучал, лупил, бился о крышку всем телом. Карлик уже вскочил и в испуге плюхнулся на противоположное сидение между Эсстерлисом и Алексеем. Но Николай в ужасе все еще продолжал сидеть, не пуская того, кто рвался на волю. Удары становились сильнее, Николай уже знал, что не удержится. Тогда он, подскакивая от ударов, выбрался из-за стола и вдруг рывком соскочил с сидения, под зад его больно ударила открывшаяся крышка… Николай повалился на друзей. Когда он в ужасе обернулся, то увидел, как из-под сидения с криком: "Вся власть советам!!" выскочил невысокий бородатый и лысый человек с толстым бревном в руках. Он воинственно махнул им перед лицами остолбеневших злоумышленников и выбежал из купе.

– Сам проснулся!! За ним!! – возопил Захарий, и все, кроме Николая, толкаясь, выбежали вслед за человеком с бревном.

Некоторое время Николай видел их в окно ловящими Ильича по платформе. Но он не давался, маша своим орудием направо и налево, сокрушая телеграфные столбы, водосточные трубы, стены, леса, дома и фабрики, города…

Поезд дернулся, остановился. Николай вздрогнул и осмотрелся. Карлик Захарий спал напротив, свернувшись крохотным калачиком, подложив грязный кулачок под щеку; над ним на верхней полке похрапывал Эсстерлис.

Увидев спящих, Николай снял куртку, скомкал хорошенько, подложил ее вместо подушки, улегся и уснул, окончательно выбросив из головы мысль о лежащем под ним вожде.

Сон был глубоким, без сновидений. Когда Николай проснулся, пассажиры купе бодрствовали.

– О! Колян проснулся. А мы только чай пить начали.

За окном моросил дождь, и лачуги пригородных жителей, изредка мелькавшие за окном, виделись совсем рассыпающимися, ремонту не подлежащими.

Чай был еще горячим, Николай выпил стакан с куском хлеба молча. Настроение после сна было мерзопакостное, разговаривать ни с кем не хотелось. Сейчас, когда события дня отошли на задний план, уже как-то не верилось во всю эту историю со спящим Ильичом. Все это представлялось малореальным. Он даже стал думать, что ничего этого не было, потому что не могло быть. Да, конечно, как возможно украсть Ленина из мавзолея? Ведь там охрана. Чушь! Наверное, приснилось. Бывает же такое…

– Может, достанем к обеду, – подавился от смеха Захарий, ставя стакан на столик и кивая на сидение под Николаем. – Как нормальные египтяне пообедаем. Вот ты, Леха, научный сотрудник смерти. Разъясни нам, когда человек труп, а когда еще не труп.

– Труп – понятие довольно субъективное, – глубокомысленно начал Алексей. – Труп, например, не имеет биополя, но это не показатель. Как известно, труп бездушен…

– Пойду в писсуар, – угрюмый Казимир Платоныч поднялся. – От ваших разговоров живот скрутило.

– Ты гляди, поаккуратнее там, – предостерег Захарий. – Смотри, бандюгам этим не давайся… Провожу тебя лучше, – он встал. – И на кой ты им сдался?

– Сиди, Захарий. Терпеть не могу, когда за дверью стоят.

После ухода Эсстерлиса Захарий сел и принялся ковырять спичкой в зубах.