– Нет, в гастрономе с ним никто возиться не станет, а вот в благополучную состоятельную, но бездетную семью, пожалуй, можно.
– А почему в бездетную? – возразил Владимир Иванович. – Может, наоборот детную. Пусть детишки с ним играют, ползают по нему.
– Нет, дети его бояться будут, – аргументировал Захарий.
– А бездетным Ильич не нужен, – заявил Владимир Иванович. – Они его наверняка голодом заморят.
– Леха, может, у тебя семья благосостоятельная на примере имеется.
– Зачем его подкидывать? Давайте ко мне в институт смерти стащим. Буду его кормить.
– Нужно Ильича прежде, чем тебе отдавать, осмотреть сначала, не подпортили ли его крысы. Может, его тело ремонта требует.
Захарий очистил стол от посуды, составив ее куда придется – в основном на пол – но в беспорядке, царившем кругом, оказавшаяся на полу посуда выглядела на месте. Алексей с Николаем нехотя помогали карлику. Владимир Иванович не пожелал принимать в раздевании участие.
Вернулся Казимир Платоныч и, усевшись на стуле возле окна, стал смотреть в уличную тьму.
На освобожденный стол взгромоздили сверток, и недоверявший никому Захарий принялся освобождать Ленина от покрывал.
Костюмчик и даже белье вождя были сильно поедены грызунами, но тело выглядело не тронутым, свежим. Захарий, из приличия, вовсе обнажать его не стал, а только внимательно глядел в неровные, оставленные крысиными зубами дыры и иногда для верности, засунув в них пальцы, щупал. Николай и научный сотрудник смерти, стоя вокруг стола, следили за действиями Захария, исследовавшего спящего революционера.
– Глядите! – воскликнул Захарий. – Ботинки-то без шнурков.
И правда, тщательно начищенные ботинки Ленина не имели шнурков, вернее, шнурки были, но ненастоящие – фиктивные, для виду.
Захарий подергал за башмак, стараясь сорвать его с ноги, но тот не давался, словно приклеенный.
– Чудно, – заключил Захарий, оставив бутафорские ботинки в покое.
– Ты что?! Ты зачем здесь?! – Владимир Иванович вскочил с дивана. – Иди к себе, спать сейчас же!
У двери в трусах и майке стоял Ленинец-Ваня и изумленно оглядывал спящего на столе Ильича. Из приоткрытого рта его тянулась струйка слюны и, проскользив по белой груди, впитывалась в майку.
– Иди спать, – Владимир Иванович вытолкал больного человека за дверь и, закрыв ее на ключ, вернулся на диван.
– Ну все, – сказал Захарий, хорошенько осмотрев и ощупав тело через поврежденные части костюма.
Завернув в покрывало, они положили тело на старое место, под стол, и завалили платками.
Сели ужинать. За едой Захарий рассказал легенду о священной старухе, и, со слов Захария, легендарная старуха как две капли воды совпадала с Марфой Семеновной – соседкой Эсстерлиса; и что якобы иностранные граждане, до судорог страшась старухи, не могут проникнуть в квадрат двора, чтобы выкрасть Эсстерлиса и тетю Катю, потому что за ней тоже японцы охотятся. Когда-то побывала их делегация в самом сердце двора, но с тех пор ни ногой, говорил он, неутомимо денно и нощно несет вахту священная старуха. Она многократно делает обход своих владений. Кровавая старуха несет лом мщения, ненавидит богатых и хочет ломом добиться равенства и братства между народами. Страшен мстящий лом в ее руке. Много самураев погибло от этого лома, многие не желающие равенства не вернулись. Карала их страшная старуха смертью. Была она когда-то молодой здоровой кровавой бабищей, много на земле крови пролила. Да состарилась и несет теперь бессменную вахту, оберегая квадрат от чужеземцев.
Наверное, приврал Захарий, придав Марфе Семёновне большее сходство со сказочной старухой, но японцы действительно почему-то боялись проникать во двор…
Поужинав, утомленная компания улеглась спать. Николай заснул мгновенно, а когда открыл глаза, в комнате было светло. Откуда-то взявшийся луч солнца воткнулся в стол с грязной оставшейся после ужина посудой. Все спали. Николай закрыл глаза и снова уснул.
– Вставай, Колян.
Он открыл глаза, увидел перед собой изъеденное оспой лицо карлика и почему-то испугался.
– Ты Ильича не брал?
– Что?! Какого Ильича… – Николай поднял голову от подушки.
– У нас Ильича стыбзили.
– Как "стыбзили"?!
Николай проснулся окончательно и сел.
– А фиг знает как. Вот Казимир с Лехой искать отправились. Японцы, наверное, для музея.
Место, где лежал Ильич, было пусто, платки были раскиданы в разные стороны.
– Ведь вот же япошки дают – и старуху проигнорировали. Настырный народец. Помнишь, как вчера, аж в канализацию за нами бросились. Не то что американцы. Опять япошки их обскакали.
Вернулся Эсстерлис с Алексеем.
– Точно, японцы. На лестнице нашли.
Казимир Платоныч протянул Захарию какой-то мелкий предмет. Сидевший на диване Николай не разглядел что.
– Возможно, и японцы. Только почему они тебя спящего не вытащили? Придушили бы нас подушками, а тебя забрали.
– Он ценнее, – сказал Эсстерлис.
– Ну и ладно. Возиться не нужно будет, – махнул рукой Захарий.
А в это время Ленинец-Ваня сидел, запершись в своей комнате на защелку. На дворовый плац маршировать он сегодня не пошел. Конца своему восторгу он не видел. На его столе лежал Владимир Ильич Ленин! Тот самый гениальный вождь, книгу которого Ленинец-Ваня читал уже многие годы и не мог прочитать. Под воздействием тома он вступил в партию коммунистов и даже заплатил из своей инвалидной пенсии взнос, который (как ему пообещали) пойдет на продолжение дела Ленина и всемирной революции. И он ощущал всю свою ничтожность перед священным мыслителем, когда-то додумавшимся до всемирного счастья. Но сам Ленинец-Ваня до такого счастья, как иметь главного вождя у себя в комнате, додуматься никак не мог.
Что с ним делать и как использовать в своем идеологическом хозяйстве, Ленинец-Ваня пока не знал, но всем сердцем чувствовал, что приобретение это очень нужное. И мама-Катя, увидев утром украденного Ильича, махнула мозолистой рукой. "Пусть живет… – и, подумав, добавила: – Вечно".
– Дядя Володя! Дядя Володя! – кричал кто-то с улицы.
– Что тебе? – высунулся в окно Владимир Иванович. Под окном стоял негритенок Джорж.
– Там Собиратель опять умер. Какой-то мужик с гондонами на руках приходил. А он потом и умер! Скажите дяде Казимиру, пусть идет оживит! А то его в морг увезут!
– Опять Труп объявился, свидетелей убирает. Пойду оживлять, – Казимир Платоныч поднялся со стула, взял из угла бамбуковую палку. – Мировое равновесие держать нужно.
Он вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
– Извечная проблема на Руси. Кто-то пакостит в свое удовольствие, а другие потом ходят исправляют, исправляют… И я пойду тоже, – сказал Захарий. – Я, видно, уже не нужен, и дома давно не был. Увидимся еще.
Он пожал всем руки и вышел из комнаты.
В открытую дверь Николай увидел Леночку. В нем проснулся истосковавшийся мужчина.
– Леночка, ты здесь! Откуда?!