Сдаться и разоружиться
Золотопогонникам,
Срезать царские погоны, с вами счёт другой».
Все молчали. Ультиматум?
Что за разговорчики?
Это им скомандовал какой-то нижний чин?!
Кто-то выразился матом,
Но переговорщики
Уходить не находили видимых причин.
Когда вышли офицеры
Из оцепенения,
Закричали: «Всех их к стенке, тут же расстрелять!»
А в ответ: «Вы на прицеле,
Поезд в оцеплении,
Господа вашбродия, и мы могём пулять».
Супротив, по воле судеб,
И враги, и пленники.
Не у немца на чужбине – в собственной стране.
Трибунал, где в роли судей
Свои соплеменники.
Приговор грозил фатальный с истиной в вине.
Их вели к лесной опушке
Сквозь ряды неплотные,
Офицерскую колонну охранял конвой.
По пути считали пушки,
Точки пулемётные,
И готовились к прорыву в свой последний бой.
Есаул рванул к тачанке,
С ним корнет с поручиком.
Остальные подхватили к действию сигнал.
Под «Прощание славянки»
Смяли караульщиков,
С ходу лихо захватили целый арсенал.
Этот бой был скоротечным,
Но не как в германскую.
Русский против русского – пощады не видать.
Под двойным огнём картечным
Началась Гражданская,
Но без правил, без науки братьев побеждать.
Мрачен цвет кровавой бойни
С жертвами напрасными.
Было дело – защищали Русь плечом к плечу.
Места нет в одной обойме
Белым вместе с красными,
Также как не стать трёхцветным флагом кумачу.
Солнце близилось к закату
Дымкой багровеющей,
Догорал разбитый в щепки воинский состав.
Непомерную утрату
Полк понёс слабеющий: