Навсегда запомнился.
Ждал поручик участи: погибель или плен.
Вести вдруг пришли благие:
Подоспела конница;
А в тылу, как оказалось, ждали перемен.
Петроград свобод добился,
Поднялось восстание.
На его защиту встала тьма солдатских масс.
Фронт германский развалился,
Началось братание.
Не об этом ли Вертинский с болью пел романс?
Пел о тех, в кого стреляли —
В поросль невоенную,
Без причины погубили классовой враждой.
Среди тех, кого послали
На погибель верную,
Был и младший брат корнета, юнкер молодой.
Над пустой солдатской церквой
Крест стоял надломленный.
Перед ним к присяге новой был благословлён
Полк особый офицерский,
Полуобескровленный,
Сформированный к отправке в сводный эшелон.
Есаул, корнет, поручик
Не случайно встретились —
Вся их доля ратная друг к другу привела.
Им теперь втроём сподручней
Окунуться в летопись,
В ту, что, в войнах создаваясь, кровью истекла.
Но пока они не знали,
Что в эпоху новую
Мир стремительно несётся, где им места нет.
Ветры прочь куда-то гнали
Листики кленовые,
И стучал состав по рельсам в ритме кастаньет.
Они ехали в вагоне
Душном, дымном, копотном.
Усмирять восставший Питер с фронта полк везли.
На последнем перегоне
Поезд встал как вкопанный.
В дверь прикладом постучали, а потом вошли.
В полутьме, в нехватке света
Фитиля фонарного,
Появились два матроса и простой солдат.
«Мы из реввоенсовета,
Я теперь за главного», —
Тот, кто был в шинели серой, предъявил мандат.
«Эшелону разгрузиться.
Классовым сторонникам
Подтвердить свою лояльность поднятой рукой.