Шалом

    NN

«Дьявольское отродье – это ребёнок, который ведёт себя, как ваш собственный, но родился в семье соседа».

    NN

– …Слышь, Колянчик, я чо разумею, надо бы новенького прописать чисто конкретно. Уж больно он борзучий и дерзкий, не успел, говнюк конопатый, нарисоваться, тут же за Танькой начал шмыгать, типа, глаз на неё кинул, а она мне ваще нравится…

– Санёк, ты не кипишись раньше времени! Вот на гульку (прогулку) выведут, там мы его и зажмём где-нибудь в уголке. Только я кумекаю, что из-за шмарёнки (девочки) новенького прессовать как-то не по понятиям. Надо бы ему предъяву (разъяснение) кинуть про обязательный взнос на вход…

– Ну ты, Колян, мозга в натуре! А чо предъявим?

– Пусть для начала какую-нибудь вкусняшку притащит…

– А если рыпаться начнёт? В пузырёк полезет? Или стучать побежит?

– Тогда прижмём его по взрослому, заодно и от Танюхи отвадим.

…Коля Ванюкин и Саша Шкодин ещё долго обсуждали свои поганые грязные делишки, делились впечатлениями о новом мультике, разрабатывали коварный план наезда на вновь прибывшего Серёжу Баевича.

Не знали хулиганистые кореша Санёк и Колян, что хлипкий на вид Серёжа почти два года посещал секцию капоэйры, к тому же его отец – бывший десантник, служивший в спецподразделении «Сапсан», а теперь инвалид по ранению, – обучал сына приёмам легендарной израильской борьбы «крав мага» (в переводе с иврита «боевое прикосновение»).

Давид Баевич не уставал повторять подрастающему сыну: «Серёжа, ты еврей, а значит, должен уметь защищаться, тем более в этой антисемитской стране, где тебя ненавидят все. Здесь люди живут не по законам, а по понятиям, – пойми меня правильно, – любая мразь жаждет тебя прикончить».

– Папа, а у меня что, на лбу написано, что я еврей?

– Во-первых, ты рыжий, а это само по себе уже вызывает у окружающих злобную неприязнь, поскольку ты не похож на всех, а значит, чужой. Чужаков не любят нигде! Во-вторых, тебя выдаёт нос. Еврейский нос – это особая примета, его не спрячешь за чёрными очками и не засунешь в карман. В-третьих, твоя фамилия не Иванов, не Петров и даже не Сидоров. Ты – Баевич! Гордись своим происхождением, где бы ты ни находился.

Кроме подготовки к будущей схватке с многочисленными антисемитами, Серёжа самоотверженно занимался музыкой (как и все еврейские мальчики, он каждый день мучил писклявую скрипку), по субботам посещал художественную школу, пытаясь научиться красиво рисовать, вечерами читал умные книжки Мишеля Монтеня…

– Светочка Юрьевна, умоляю тебя, подмени на недельку, я в Крым хочу сгонять, сил моих больше нету. Ещё пару дней, и я на своих воспитанников начну кидаться и орать; боюсь, что до выпуска не дотяну. С заведующей я уже переговорила; она в принципе не возражает. Светлана, ну хочешь, на колени перед тобой встану! Ты – моя последняя надежда!

– Лена, я даже не знаю? Почему я последняя надежда? Вон сколько воспитателей…

– В том-то и дело, Света, что все наотрез отказываются!

– Елена Игоревна, давай начистоту: что в подготовительной группе не так? Отчего все шарахаются от неё, как чёрт от ладана? Может быть, ты каким-то образом меня подставить хочешь? Пока ты в Ялте косточки будешь греть, южные сочные фрукты кушать, в грязевых ваннах здоровье поправлять, твои «любимые» подопечные меня без соли съедят? Пока не расскажешь, в чём дело, даже не заикайся о подмене.

– Светлана Юрьевна, ты не поверишь! Только не пугайся раньше времени, но в моей группе махровая дедовщина…

– Ты сама-то поняла, что сейчас сказала? Какая, к чёрту, дедовщина в детском саду?

– Ну вот, Света, я так и знала, что ты не поверишь! Никто не верит! Заведующая мне в лицо расхохоталась и из кабинета выставила. Я ей талдычу, что некоторые мальчики из подготовительной группы над другими детьми издеваются, данью всех обложили, прохода девочкам не дают, избивают одногруппников и младших, а она меня на смех подняла и пригрозила увольнением. Света, ты ведь в курсе, что я сына, оболтуса, из последних сил тяну, а непутёвой дочке и наряды, и косметику импортную подавай. Муж, гадёныш, нас давно бросил… Если меня уволят, мне труба! Кто меня в таком возрасте на работу возьмёт? Сама знаешь, кругом блат или взятки, а у меня каждая копеечка на счету…

– Лена, я сейчас разревусь! Все так живут!

– Да уж, Светлана Юрьевна! Мы не живём, а выживаем… Ладно, это всё эмоции. Так ты подменишь меня или нет?

– Смотри, Лена, я не воспитатель и не нянечка. Я всего лишь обычный логопед. Мне привели в кабинет ребёнка с дефектом речи, я с ним работаю по индивидуальной программе, а с трудными малолетними бандитами как-то не сталкивалась. У меня на занятиях все дети спокойные, послушные, даже порой испуганные. Ну разве только последнее время стали коррекционных добавлять… К хулиганам, пусть и шестилетним, особый подход нужен, тут детскую психологию надо бы знать, методиками владеть разными… Да чего я тебе, Лена, прописные истины втираю. Обратись к детскому психологу…

– Светочка, открой глаза: какой психолог? Специалисту платить надо раз в десять больше, чем тебе и мне! И на каждую группу по психологу ставить. Это даже в штате не предусмотрено. Если бы у тебя зарплата приличная была, ты пахала бы на две ставки? Или я терпела бы унижения от крутых родителей этих современных малолетних уродов, возомнивших себя «дедами»? Я не то что наказать их не имею права, я даже голос повысить не могу. А эти сопливые мразёныши чувствуют это и наглеют по полной! Ты себе не представляешь, Света, как они меня достали! Сил больше нет! Ну, подмени, пожалуйста, иначе я прямо здесь, в твоём кабинете, сдохну!

– Да, Елена Игоревна, видно, терпение у тебя на пределе, так и сорваться можно. Я ни в коем случае смерти твоей не желаю. Скорее всего, я тебя подменю на неделю; только мне нужны подробности, информация об этих «крутых» воспитанниках, о родителях, – в общем, всё, что тебе известно и, желательно, поподробнее. Я должна понять, как с ними общаться.

– Господи, Светочка, ты только что спасла меня от инфаркта, от депрессии, можно сказать, от тюрьмы…

– Как это?

– А вот так! Я уже готова была удавить этих ублюдков: Колю Ванюкина и Сашу Шкодина.

– Неужели всё так серьёзно?

– Ты, Света, это поймёшь ровно через две минуты, когда окажешься в моей подготовительной группе.

– Ладно! Выкладывай, что знаешь об этих мерзавцах. Меня интересуют любые мелочи, подробности поведения, как они общаются с другими детьми, как осуществляют свои гнусные деяния, как потом оправдываются, почему остальные в группе, как бараны на бойне, молчат, почему родители униженных ребятишек не бьют тревогу. Могу ещё сто «почему» назвать. Колись давай, Елена Игоревна!

– Объясняю по порядку, по мере поступления вопросов. Во-первых, о причинах этого уродливого явления: дедовщины в детском саду вообще. Я, конечно, не психолог, не аналитик, поэтому выскажу своё, сугубо личное мнение. Думаю, что детсад – это своеобразный срез нашего общества, такой же, как армия, школа, тюрьма, детский дом, больница, производство, даже наука. Везде и всюду процветают лизоблюдство, кумовство и телефонное право. Эти, можно сказать, правила игры по всей стране установил главный партайгеноссе, он же – царь, или, как говорят некоторые, «наше всё». Дети глядят на своих родителей, существующих, работающих, живущих по законам волчьей стаи и общающихся всё больше по фене. Ребёнок копирует в точности поведение папы и мамы. Он ежесекундно подсматривает за ними, поэтому поступает точно так же, как значимые для него люди – родители. Он ничего не изобретает, не выдумывает, не фантазирует, а просто считывает с листа свои действия, свою реакцию, своё поведение. Сексоты добровольно приняли условия жизни в стране, молча проголосовали за фальшивую стабильность, за повсеместное дружное «одобрямс», за вседозволенность для свиты генсека, за нищенское прозябание, за приоритет кумовства и блата, лишь бы не было войны. Поэтому их несчастные дети принимают те же условия жизни!

– Елена Игоревна, я погляжу, ты махровая диссидентка, тайный агент американского госдепа, активный член пятой колонны…

– Света, не говори ерунды! Я тебя давно знаю; уверена, что ты не станешь стучать на меня. Любой человек в нашей стране в душе рассуждает примерно так же, если, конечно, он не из неприкосновенной, непотопляемой своры партаппарата, не чиновник, не мент и не гэбэшник.

– Извини, что тебя перебиваю; продолжай по существу.

– Так вот, подонков, возомнивших себя паханами (лидерами), у меня в группе двое: Коля и Саша. Пацаны эти не по годам хитрые, жестокие, циничные: если надо кого-то оговорить, наврут с три короба, если решили кого-то наказать, то бить будут зверски смачно и долго, если необходима помощь родительской крыши, то сочинят невероятную историю о том, как их унижает воспитательница и издевается нянька. Короче говоря, мразь конченая! Кстати, по моим многолетним наблюдениям, именно такие пацаны становятся впоследствии клиентами детской комнаты милиции, а потом – прямиком на зону, в привычную систему ценностей и отношений.

– Ты, Лена, хочешь сказать, что эти двое терроризируют целый детсад?

– У них имеются свои сявки, шестёрки, исполнители; всё как на зоне.

– Ни фига себе! А я отпахала в детском саду уже двадцать лет и даже не подозревала об этих вопиющих безобразиях…

– Потому что ты обычный советский логопед, и не бываешь постоянно в группе.

– Лена, когда ты улетаешь?

– У меня билеты на послезавтра…

– Сделаем так: ты сейчас ступай к себе в группу, а то твои злобные питомцы, наверное, уже нянечку до психоза довели. Завтра, когда время будет, лучше всего в тихий час, заходи, дальше расскажешь. Я хочу быть подготовленной к встрече с «очаровательной» хулиганистой парочкой…

– Ладно, я ушла. Ещё раз тебе огромное спасибо!

…В это время продуманный и наглый мальчик Коля подгрёб к рыжему очкарику Серёже:

– Слышь, Серя, «в две пары глазеря», завтра притащишь конфет, чем больше, тем лучше, и один рваный (один рубль), – это твой членский взнос.

– Где я возьму столько денег?

– Это твои заморочки, сосунок! У предков своих по-тихому стяни…