Исповедь чемпионки

Подходим к первой машине; перед нами старенький «Жигуль» не первой свежести. Основная масса машин, ожидающих клиентов, именно «Жигули» двадцатилетней давности.

Водитель, усталый от ожидания клиентов мужичок лет сорока, сидит с закрытыми глазами, и кажется, спит со вчерашнего дня.

– Добрый день, нам на кладбище, то, что около Коммуниста, и, если можно, нас там подождите с часок, а потом, привезите назад, – вежливо обращается муж к частному извозчику.

Мужчина вздрогнул, как пойманный на посту уснувший часовой, широко открыл заспанные глаза, будто увидел Деда Мороза с подарками, и с надеждой произнёс:

– Конечно, с большим удовольствием!

Мы неспешно загрузились в потёртую «Жигу» пятой модели и осторожно двинулись в сторону посёлка. Через пару кварталов асфальтированная дорога перестала выглядеть таковой, и теперь представляла собой просёлочную, с огромными рытвинами и буграми, ухабами и ямами. Совершенно точно: эту дорогу ремонтировали последний раз ещё тогда, когда на троне восседал Горбачёв. Однако таксист предельно аккуратно и мягко вёл машину, как будто транспортировал саму королеву Великобритании; а может быть, ещё и оттого, что мы стали его первыми клиентами за последнюю неделю.

Возможно, на наших лбах приклеена надпись, что мы иностранцы; поэтому проницательный водила, почти психолог доморощенный, задал провокационный вопрос:

– Откуда вы приехали?

Муж молчит, видимо, ему не хочется разговаривать с незнакомым человеком в чужой стране и в чужом городе. Но я ведь в родном городе, пусть даже и давно здесь не появлялась.

– Мы из Израиля. Я тут родилась и жила до восемнадцати лет. Вот, ностальгия замучила, решили приехать. Вообще ничего не узнаю. Всё так изменилось, – говорю я.

– Да уж.., – глубокомысленно произнёс водитель и ровно через две секунды принялся жаловаться на хреновую жизнь, отсутствие работы, при этом поливая помоями правительство, а заодно Витю и Юлю…

Хочу заметить, что все без исключения люди, с кем я общалась здесь, пели примерно одну и ту же горькую песню: ни слова радости и оптимизма, ни намёка на хорошую жизнь.

Таким образом, мы довольно скоро добрались до Коммуниста. Слева возвышался когда-то элегантный, с колоннами, ДК шахты «Коммунист», а теперь полуразрушенный призрак. Справа дышала на ладан единственная в этих краях действующая угольная шахта; видимо, доживающая свои последние дни.

Вот тогда первый раз у меня возникло щемящее ощущение полной разрухи, умело прикрываемой чиновниками всех уровней. В этой связи вспоминается высказывание мэра о том, что Харцызск – самый бурно развивающийся город во всём Донбассе. Я ему категорически не поверила на слово и оказалась права.

Итак, прямо перед нами распахнуты центральные ворота кладбища. Таксист остановил машину и твёрдо пообещал ждать нас столько, сколько нужно.

Не знаю, работали ли здесь специальные служащие, следящие за порядком: те, что подметают аллеи, убирают накопившийся мусор, сжигают сухие листья? Но на этом кладбище явно штатное расписание оказалось урезано до минимума, если не до нуля. Грязь и кучи всякого прошлогоднего барахла, старые венки и сгнившие деревянные надгробья вызывали гнетущее впечатление.

Кладбище выглядело невероятно огромным, со множеством свежих захоронений. Бросалось в глаза большое количество шахтёрских могил, появившихся сразу на следующий день с начала освоения месторождения угля.

Поскольку я давно не была на могиле у деда Ивана, то предполагала, что возникнут трудности с её поиском. Однако мои предчувствия, к счастью, не оправдались.

Я примерно знала участок где он похоронен, а это уже половина дела. Дойдя до нужного квартала, я повернулась и, как под гипнозом, направилась к могиле деда. Как это у меня получилось, до сих пор не пойму?

На старой могиле стоял скромный железный памятник, такой же, как у большинства.

Ну здравствуй, дедуля. Слёзы наворачивались на глаза и хотелось выть…

Дедуля стоял перед глазами, словно живой, и с укоризной смотрел на бабу Дуню, намеревавшуюся шлёпнуть меня за какую-то проказу.

«Только попробуй тронь Алёнку», – стоял в ушах его мягкий и одновременно твёрдый голос. В общем-то, если честно, то дедушка и бабушка не наказывали меня никогда, во всяком случае, я этого не помню.

Мы основательно прибрали могилку: помыли запылённый памятник, вырвали выросшие сорняки, поставили в воду привезённые цветы. В общем, сделали всё, что обычно делают люди в таких местах.

– Извини дедуля, что я такая сволочь, редко бываю на твоей могиле, – шептала я.

Ну вот, опять слёзы рекой, сердце бешено заколотилось, всплеск нахлынувших эмоций и лавина воспоминаний. Потом, сдерживая слёзы, я поведала дедуле, как живу и где мой дом, как моя семья, и какие славные у меня сыновья, где работаю и кто мой муж. Краем глаза я взглянула на мужа.

Мы живём вместе уже семь лет, а я всё ещё до конца не могу понять, почему он так трепетно и с уважением относится к моим родственникам, живым и мёртвым, ведь он их совсем не знает, а дедулю вообще не видел никогда?

Помянув дедулю, мы по традиции выпили по стаканчику вина, чем-то закусили, покурили, молча постояли несколько минут, опять покурили и двинулись медленным шагом к выходу. К моему удивлению, такси стояло на том же месте, как приклеенное.

Мы молча загрузились в машину и отправились назад в город.

Гнетущее ощущение несправедливости от того, что у меня нет возможности навещать деда чаще, не проходило; в горле стоял ком не сказанных в детстве любимому дедуле нужных слов. Я слишком увлекалась акробатикой, совсем мало времени проводила с дедом и совершенно не задумывалась о том, что он не вечный.

Какое счастье, что у меня до сих пор жива баба Дуня, хотя ей уже далеко за девяносто.

Заметив моё состояние, таксист не лез в душу с разговорами, а просто протянул визитку со словами:

– Если вам понадобится машина, звоните в любое время дня и ночи.

Муж дал водителю сто гривен, чему тот оказался несказанно рад, и мы распрощались.

Сделав большое, важное для меня дело, можно теперь заглянуть в родную школу, где я училась, расположенную в самом центре города, недалеко от дома, где я жила. Предстояло ещё одно волнующее, трогательное событие для моей издёрганной нервной системы.

Почему человека тянет в места его детства? Каков глубинный смысл встречи с детским садом, куда ходила, или посещение школы, где я, если по-честному, считалась круглой троечницей и совсем не хотела учиться?

А зачем так необходимо встретить хотя бы одну учительницу из моего детства?

Думаю, что ответы на эти непростые вопросы не такие уж однозначные.

Не стану философствовать обо всех людях, поделюсь лишь своим пониманием данного феномена. Лично меня, Елену Лешукову (Штайнер), тянет в места моего детства только потому, что я хочу ещё раз окунуться в атмосферу ярких, волнующих, незабываемых ощущений, в то время, когда все мои друзья и одноклассники были рядом!

Конечно, в каждом возрасте свои яркие впечатления и положительные моменты, но то, что я переживала в детстве, кажется самым запоминающимся и важным.

Быть может, именно по этой причине я смутно помню время, когда мне исполнилось 25—30 лет, но детство помню отчётливо.

Параграф 5. Школа номер один

Что касается школьных лет, то шестой, седьмой, восьмой классы вспоминаю смутно, а вот девятый и особенно десятый стоят перед глазами, как будто всё происходило вчера…

Тут я немного соврала, поскольку и восьмой класс помню отчётливо, ведь в это время у меня случилась серьёзная травма, наложившая отрицательный отпечаток на всю мою жизнь.

Шагаем по улице Октябрьской в сторону школы, а дальше – дом, где я жила.

Что, если школы уже нет и моего пятиэтажного панельного дома тоже нет? Может статься, их снесли по старости? Возможно, на месте школы построили очередной никому не нужный роскошный банк для отмывания наворованных денег, или красивый торговый центр для наглых нуворишей и их тупых жёнушек?

Чего это я вдруг такая злая??

До школы ещё метров двести, волнующих, мучительных двести метров.

О! Ура! Она на прежнем месте, как новенькая, скорее всего, летом сделали капитальный ремонт. Придётся новым хозяевам жизни, ворюгам всех мастей, подождать ещё лет двадцать, чтобы заполучить выгодное место в центре города…

Первое сентября 1974-го года. Я топаю в первый класс в нарядном белом фартуке, с огромным букетом цветов. Мама крепко держит меня за руку, не давая убежать в новую школьную жизнь.