Колесников осел. Подземных переходов в городе не было, да и цокольных этажей поблизости не наблюдалась, а церковь вот она – рядом. Под грохот новых прилетов и уханья в ответ нашей артиллерии подъехали к краснокирпичной ограде церкви.
– За мной! – крикнул Штанько, выскакивая из машины.
Он на ходу перекрестился и резво побежал, но не ко входу в собор, а вокруг здания. Мешков едва поспевал. Майор нашел бойца ЧВК сидящим на земле спиной к алтарю. Плюхнулся рядом, обхватил колени и спросил:
– Веришь в защиту бога?
– Мы за алтарем, а лупят с запада. Собор высокий, стены толстые. Коль будет прилет, то за оградой. Нижние осколки посекут забор, а верховые нам пофиг.
Подбежавший Колесников продолжал цитировать инструкцию:
– Не подходят для укрытия стены домов. От взрывной волны сверху будут падать стекла!
Штанько рывком усадил парня к стене:
– Побачь, шо над нами.
Колесников вывернул шею. Вместо окна в декоративном проеме, заложенным кирпичами, красовался иконописный лик Николая Чудотворца. Мешков вынужден был согласиться с бывшим другом, между солидной стеной и кирпичным забором он чувствовал себя в безопасности.
Колесников подсчитывал звуки прилетов и сетовал:
– Бронник в кабинете оставил. С ним неудобно.
– Неудобно кишки в живот заправлять, заблюешь с непривычки, – пошутил Штанько.
Никто не улыбнулся.
Обстрел с украинской стороны закончился. Российские артиллеристы еще некоторое время лупили для острастки. Когда стрельба стихла, сирену тревоги сменили серены пожарных машин. Жизнь продолжала бороться со смертью.
Мишка Штанько с детства проживал в одном дворе с Олегом Мешковым. Жил он с матерью Валентиной Ильиничной. Раньше Олег часто бывал у них. Всё изменилось после суда над Михаилом.
– Здравствуйте, Валентина Ильинична. Как здоровье? – поздоровался майор, заходя в квартиру.
Женщина увидела сына между двумя полицейскими и забеспокоилась.
– Миша, тока нынче приехал и уже набедокурил?
– Мать, то друг с проверкой. Служба у него такая.
– А-а, ну проходь Олег, проходь. Ботинки сымай. Тапки где, знаешь.
В распашной двухкомнатной квартире с маленькой кухней всё было на виду. Штанько сразу показал:
– Вот мой рюкзак. Остальное мамкино.
– Поглядим. Колесников, ты по углам загляни, а я…
Олег раздвинул молнию рюкзака, вытащил одежду. Под одеждой нашел пакет с пачками купюр. Сумма выглядела внушительной, несколько миллионов рублей.
– Откуда деньги? – спросил оперативник.
– Заработал. Я почти год в штурмах. И за ранение. Месяц в госпитале в Анапе провалялся.
– Миша, ты ранен? Где? – заволновалась Валентина Ильинична.
– Цел я, мам. Руки-ноги на месте. Гляди! – Штанько хлопнул себя по груди, присел и замедленными движениями изобразил танцевальный элемент из гопака. – Помнишь, в детский ансамбль меня определила?
Мама подняла взгляд на фотографию в рамке, где восьмилетний Миша танцевал в вышитой косоворотке, и зарделась:
– Такой хорошенький был.
– Вот! Пригодилось!
Штанько продолжал танцевать, двигаясь по комнате и постепенно ускоряя темп. Олег вытащил из рюкзака медаль.
– Твоя? За шо?
– Читать разучился?
– «За взятие Соледара». ЧВК Вагнер, – прочел Мешков.
– Мне еще медаль «За отвагу» полагается.
– А документы где?
Штанько хлопал себя по груди и коленям, распаляясь в танце:
– Бумаги в кармашке, как водка в рюмашке!
Мешков раскрыл малый карман рюкзака, развернул бумаги.
– Документ о помиловании. Никогда не видел. Сфотографирую.
Штанько отплясывал вприсядку.
– Убедился? Я чист! Мы снова друзья?
Олег схватил Михаила за плечо и остановил бешенный танец:
– Ты кренделями-коленцами меня не отвлекай! Хотел срубить денег по легкому и убил девчонку, у которой ничего в жизни не было! А сейчас мне медальку подсовываешь. Героем стал? Я еще проверю!
Мешков разжал руки и обратился к Колесникову:
– Шо подозрительное нашел?
Лейтенант развел руки:
– Оружия нет.