Зайцев снова кивнул. В руках у него была планшетка с карандашом, но он ничего не записывал.
– Прокурор… Лучше, если это будет Воробьёв. Я напишу записку сенатору Евреинову, попрошу об одолжении. А пока вот что. У Филиппова был свой несгораемый шкап…
Споткнувшись на слове «был», Маков хмуро взглянул на Зайцева. Зайцев в ответ слегка поклонился, при этом лицо его выражало нечто, отдалённо напоминающее административный восторг. Однако, учитывая резкость черт, восторг был скорее похож на отвращение.
«Гм! – подумал Маков. – Вот странный тип. То ли из мордвы, то ли из черемисов… А дослужился до статского. Молчалив, как Будда. Тем и ценен…»
Зайцев между тем разогнулся и, так сказать, разомкнул свои каменные уста.
– Ключ от шкапа господин Филиппов всегда носил при себе.
– Я знаю. А второй экземпляр?
– А второй… – Зайцев как бы нарочито обиделся: – А где второй?.. Об этом, боюсь, никто не знал. Возможно, только ваше высокопревосходительство.
«Дерзит! – вспыхнул Маков и угрюмо посмотрел на Зайцева. – Однако и хитрец же человек был Филиппов…» Вслух сказал, пересилив гнев:
– Да, я знаю. Возможно, сейчас этот ключ уже у судебного следователя… Если не в Охранке. Приобщён к уликам; но у меня есть слепок ключа. Потрудитесь, Иван Сергеевич, до этого шкапа пока никого не допускать. Даже если прискачет сам Дрентельн или градоначальник Зуров со своими горцами.
– Потружусь, ваше высокопревосходительство, – ответил Зайцев. – Вот только…
Маков поднял на него глаза.
– Вот только сюда уже приходили, – сказал Зайцев.
– Кто? – насторожился Маков.
– Подполковник Кириллов. Из столичной жандармской сыскной полиции. Показал запрос прокурора Особого присутствия и попросил, чтобы его провели к столу Филиппова.
– Что же вы мне сразу не сказали? – побагровел Маков. – Когда это было?
– Как раз когда вы на похороны Филиппова уехали… А Кириллов ничего не трогал. Только конторку осмотрел, шкапы и стол. Я наблюдал.
– Он взял что-нибудь?
– Нет.
В голосе Зайцева Лев Саввич уловил неуверенность.
– Взял?!
– Не могу знать! – выпрямился Зайцев, выпячивая грудь: вспомнил, видно, старорежимные порядки.
– Как это «не можете знать»?
– Кириллов только посмотрел бумаги, лежавшие на столе. Сказал, что это непорядок: бумаги государственной важности, а лежат в открытую, на виду…
Маков секунду смотрел в бесстрастное тёмное лицо Зайцева.
– Как вас прикажете понимать? Так взял он что-то или нет?
– Если и взял, то я… – с каменным лицом проговорил Зайцев. – Я не видел… С Кирилловым ещё жандармский офицер был, адъютант. Он Кириллова загораживал…
Маков приподнялся, сверля Зайцева взглядом.
– Ступайте, – проговорил ледяным тоном.
Зайцев помедлил. Потом развернулся, как солдат на плацу, и вышел деловой походкой.
«Странный тип, однако! И подозрительный, – подумал Маков. – И почему я его раньше не замечал?»
Затем он вызвал Павла Севастьянова. Это был главный, а может быть, и единственный доверенный помощник Филиппова. Но с Севастьяновым была ещё большая странность: Маков даже не помнил его в лицо.
Когда Севастьянов тихо вошёл… Нет, просочился в кабинет; Маков даже вздрогнул: именно такую манеру входить имел и Филиппов.
Севастьянов был молодой, почти юный человек с нежным ангельским лицом. Волосы у него были светлые, почти белые, и слегка завивались на концах. Пожалуй, не на ангела он был похож, – а на лубочного героя-простачка, любимого простонародьем Иванушку-дурачка.
Глаза у Севастьянова были прозрачными, ледянисто голубыми. Усики – почти незаметными на глаз. А румянец… Ну, прямо как у деревенской девушки.
– Садитесь, Павел… э-э…
– Александрович, – подсказал Севастьянов. И присел не в кресло для гостей, – а за стол для заседаний, вполоборота к Макову.
«Ну, уж нет, голубчик! Фокусов я твоих не потерплю», – подумал Маков и резковато сказал:
– Нет, не сюда садитесь, Павел Александрович. Вот сюда.
Севастьянов тут же пересел и добавил совсем простодушно:
– Называйте меня просто Пашей, ваше высокопревосходительство.
– Хорошо… Паша. К сожалению, взаимной любезностью ответить вам не могу, – ответил Маков довольно ядовито. – Так вот. Расскажите мне обо всём, что вы выполняли в последнее время по заданиям Николая Игнатьевича Филиппова. Только о том, чего нет в официальных рапортах Филиппова.
– Всё рассказать? – задумчиво проговорил Севастьянов. – Так долго же, ваше высокопревосходительство, рассказывать придётся…
– Это ничего. Я потерплю, – мрачно ответил Маков.
* * *
ПЕТЕРБУРГ. ПЕТРОПАВЛОВСКАЯ КРЕПОСТЬ, АЛЕКСЕЕВСКИЙ РАВЕЛИН.
Март 1879 года.
«Секретный государственный узник нумер 5» сидел на кровати, оперевшись о край руками. Дверь камеры была распахнута, а в дверях на табуреточке приютился солдат из крепостной охранной команды с гармошкой в руках.
– Хорошо! Молодец! А «Камаринского» можешь?
– Рад стараться! – ответил страж, оправил седые, вразлёт, усы и начал играть. Играл он, действительно, лихо. Пятый нумер даже в ладоши захлопал.