– Хватит, хватит… А то услышат ещё, влетит тебе.
– Никак нет, не влетит! В этот час у нас полное увольнение. Начальник караула, – «музыкант» понизил голос и оглянулся в мрачный сводчатый коридор, – в дежурной части в штосе играет.
– С кем? – удивился узник.
– А с барышнями, – просто ответил солдат.
Узник опять расхохотался, потом погрозил пальцем:
– Ох, распустил я вас! Дойдет до Ганецкого, а то и до генерала Гурко, – он тут наведёт порядки!
– Небось, не наведёт, – солдат вдруг насторожился: вдали раздался окрик часового и загремел замок.
Гармонист быстро поднялся, подхватил под мышку гармонь, другой рукой взял табуреточку и выбежал. Поставив табурет, сказал:
– Должно, и вправду, накликал…
И стал торопливо закрывать дверь.
Только щёлкнул замок, – раздался зычный голос:
– Что здесь такое? Что, чёрт возьми, у тебя в руках?
– Гармония, изволите видеть…
– Изволю! Ты что же это, государственных преступников игрой на гармони развлекаешь, а? Фамилия!
– Гудков!
– Так… Марш к начальнику караула. Скажи: Комаров приказал взять тебя под стражу до особого распоряжения. Понял?
– Так точно, ваше высокоблагородь!
– Да табуретку, дурак, прихвати!.. Распустили вас, скотов…
Дверь снова открылась. Полковник Комаров, одетый в статское – дорогое пальто, белое кашне, цилиндр в руке, – стоял в проходе, глядя на узника. Тот сидел в прежней позе, только взгляд стал другим – горящим, как у волка.
– Ну что, Нечаев, скучаете? – сказал Комаров, входя.
Он закрыл за собой дверь, прошёл к столу, сел на привинченный к полу стул.
– Нет, не скучаю, – каким-то неестественно весёлым голосом ответил Нечаев. – Видите, – мне тут «Камаринского» играют.
– Ну-ну. А почему «Камаринского»?
– А так… сердце-вещун. Вещует.
Комаров хмыкнул. Шумно вздохнул.
– Ну-с, а у нас есть новости.
– Так что же вы про «Камаринского» спрашиваете? – подскочил узник.
– Сидите, Нечаев! – довольно строго прикрикнул Комаров. – Новости есть, но не настолько важные, чтобы вскакивать… Из Вольского уезда Саратовской губернии секретное донесение поступило. Некто Соколов, живший в нигилистической «коммуне» под видом то ли мастерового, то ли офени, выехал в Петербург. И будто бы, согласно агентурным данным, собирается покушаться на жизнь Его Величества.
Нечаев сжал бледные узкие кулаки.
– Давно бы так… И когда?
– Про это бы и хотелось узнать. Да вы его, Соколова-то, знаете?
– Нет. Это кличка. Но я узнаю.
– Узнайте, сделайте одолжение. Да поскорей.
– Поскорей! – повторил Нечаев. – Это вам надо торопиться, а не мне! Мне-то здесь торопиться некуда!
– Ну, знаете что…
– Что?
Комаров натужно кашлянул.
– Соколов этот в наши планы никак не входит. Он тут такого может наворотить – вообще все планы рухнут.
Нечаев как-то весело пристукнул ладонями:
– А вы ему динамиту подбросьте! Это такая идея… Хотите – даже кусочек могу лично вам одолжить… Ну, немного – фунтов пять…
Комаров взопрел в своем пальто:
– И откуда же у вас тут, Нечаев, динамит? В крепости-то, а?
– А я из-за границы привёз, – просто ответил Нечаев. – Я ведь там с серьёзными людьми встречался, и учился даже! Вся Европа только бомбами с динамитом тогда и бредила! А уж после Орсиниевых взрывов…
Комаров сердито побарабанил пальцами:
– Покажите!
Нечаев деловито – будто только того и ждал – вынул из-под матраца тряпочку с глинистым на вид составом.
– Что это? – буркнул Комаров. – Глина какая-то…
Нечаев неожиданно поднёс к лицу Комарова тряпочку:
– Да эта тряпка экспресс с рельсов собьёт! Да вы на войне-то бывали?
Нечаев остановился в видимом волнении.