Но Густых, сделав усилие, стряхнул наваждение и продолжал:
– Но и это далеко не все. Четверо ребятишек, которых удалось спасти, утверждают, что во время начавшегося пожара видели волчицу-альбиноса. Именно на нее старший из детей, Алексей, направил струю газовой горелки, которая, кстати, и явилась главной причиной пожара. Трупа волчицы пока не найдено. И у меня есть основания предполагать, что она осталась жива. Как в случае с убийством губернатора, когда в нее попала пуля, – из ружья типа «винчестер» стреляла дочь Максима Феофилактовича. Камеры слежения этот факт подтверждают…
– Простите, – раздался голос Коростылева. – Убийца, вы говорите, в холодильнике. А где же ребятишки, о которых вы упомянули?
Густых развернулся к Коростылеву, взглянул на него с некоторым тайным интересом:
– Как – «где»? В больнице, конечно. Они довольно сильно отравились угарным газом, есть ожоги…
– В ожоговом центре военного госпиталя, – встрял флегматичный начальник облздрава Ковригин.
– А вас пока ни о чем не спрашивали, – сказал ему Густых ровным голосом.
Ковригин опустил глаза.
Густых снова повернулся к Коростылеву.
– У меня к вам, между прочим, тоже есть вопрос. Вы, как этнограф и любитель собачьей мифологии, можете как-то объяснить все эти факты?
Коростылев пожал плечами и почему-то сморщился.
– Науке известны многие факты, которые выходят за рамки реальных представлений, – туманно сказал он.
– А конкретнее?
– Ну, мифы об оборотнях, ликантропия, и прочее…
– Вы хотите сказать, что волчица – оборотень?
– Не знаю, Владимир Александрович. Возможно, она вообще не существует.
– То есть? – поднял брови Густых.
– Это нечто нематериальное.
Члены комиссии разом заговорили, замахали руками, кто-то даже тихонько засмеялся.
Густых восстановил тишину одним взглядом. Спросил, обращаясь ко всем сразу:
– А у вас есть другие объяснения?
– Объяснений может быть сколько угодно, – проворчал Ильин. – Психоз, галлюцинация. Фокус, в конце концов: выкрасили волкодава белой краской и натравили на Максима.
Повисло тяжелое молчание.
Густых прихлопнул по столу – в точности так, как это делал губернатор.
– В последние дни множество бродячих и бывших домашних собак покинули город, прячась по окрестностям. С них мы и начнем. Одновременно в районах области, где обнаружены волки, создаются команды лучших охотников, желательно из местных жителей, хорошо знакомых с местностью. Приказываю: операцию по отстрелу волков и бродячих собак начать завтра. Точнее, она уже началась. Но завтра вступит в решающую стадию. Есть вопросы?
– Некоторые частные предприятия в районах в технике и горючке отказывают, – пробурчал начальник штаба управления по ЧС.
– Действует мобилизационный план, – сказал Густых. – И он касается предприятий всех форм собственности. Список «отказников» у вас есть?
– Так точно! – начальник штаба вскочил и положил бумагу на стол перед Густых.
Густых глянул в список, передвинул его Кавычко и сказал:
– Андрей Палыч, займитесь немедленно. Обзвоните всех, из-под земли достаньте. Если будут отказывать – оформляйте обращение в военную прокуратуру. Теперь всё?
Члены комиссии молчали. Но Коростылев вдруг сказал скрипучим голосом:
– А как же быть с фантомом, Владимир Александрович? Ведь, как я понял, эта волчица сейчас в городе.
– С фантомами мы не работаем, – отрезал Густых. – Все патрули, военные, милиция, даже ветеринары оповещены.
– А есть ли предположение, где она, так сказать, дислоцируется? Надо же ей где-то скрываться, отлёживаться днём… – не отступал Коростылев.
– Предположение есть. Но пугать я вас не хочу, – загадочно отрезал Густых.
Коростылев встал, поклонился и сказал:
– А меня, Владимир Александрович, запугать не так-то и просто.
Густых снова поднял брови, а Кавычко наклонился к нему и стал что-то быстро шептать, поглядывая на Коростылева. Под конец он покрутил пальцем у виска.
И взглянул на Коростылева. А взглянув, вздрогнул: глаза этнографа за разбитыми стеклами очков внезапно вспыхнули пронзительным янтарным светом.
Когда все вышли, Густых сказал Кавычко:
– Не нравится мне этот Коростылев. Говоришь, пустая комната?
– Ну да. Холодина, иней на стенах прямо лохмотьями. А сам – в костюме и босиком на какой-то шкуре лежит.
– На какой?
– На белой.
Оба заметно вздрогнули и взглянули друг на друга.
После довольно долгой паузы Густых сказал:
– Ну, вот что. Надо поинтересоваться, кто это такой – Коростылев.
Кавычко просиял.
– Владимир Александрович, досье на Коростылева я начал готовить еще по указанию Максима Феофилактовича.
– И где оно?