Эшафот на пьедестале. В трёх частях

Иван всё же засомневался:

– «Пятерёнку» будет, конечно, тяжеловато провести, а вот «троёнка» пройдёт точно.

– Хорошо, загрузим одну маленькую лодчонку и вчетвером: ты, я, монах да Гаврилка завтра с утра и отправимся. Когда ты думаешь, ветер стихнет?

– Дня два, наверное, сушить землицу будет.

– Ну, вот и ладно. Пока озеро утихомирится, мы и обернёмся.

С вечера лодку загрузили, в основном бочонками с солониной, а утром перед походом атаман дал задание двоим самым глазастым приглядывать за Томасом, дабы не сбежал.

Путешествие по речке заняло почти весь день – путь неблизкий, да и лодку местами протаскивали с трудом. К вечеру прибыли на место. Зимнее логово оказалось в полном порядке, за почти двухлетнее отсутствие никто его не нарушил. К ночи затопили очаг, прибрались, сготовили похлёбку и завалились спать.

На рассвете Авдей поднял подельников:

– Хватить дрыхнуть, просыпайтесь, нам ещё бочки закапывать, да и к вечеру надо возвернуться.

Яму вырыли у подножья горищи, сложили бочонки, заровняли, присыпали листвой, чтобы глаз чужой не заметил. На обратном пути опять пришлось попотеть – уровень воды в речке заметно упал, и даже пустую ладью с трудом удавалось перетащить через незамеченные вчера препятствия. Почти в полной темноте прибыли на моховой остров и хотя ветер стих, решение всех остальных дел атаман отложил на завтра.

На следующий день вернулся посыльный с импровизированным письмом от Поганкина. Авдей долго рассматривал две ветки с насечками и понял, что на тракт выходить по-прежнему опасно, а товар любой Сергей Иваныч готов принять на одном из мест, где раньше производилась передача награбленного добра. В своём же послании трёхдневной давности атаман сообщал благодетелю, что прибудет туда-то, в такой день с грузом льняной ткани, и нужно столько-то подвод. Всё сходилось – теперь первоочередной задачей стала доставка с острова второй половины добычи. Помимо этого впереди предстояла переноска части продуктов в новый терем.

Разбойничьи дела шли подозрительно хорошо, но так долго без беды не бывает – один из тайных соглядатаев Авдея сообщил, что в шайке пошли разговоры о дележе награбленного. Дуванить сундучок с монетами предложил Сморчок, кличку которому дал сам атаман за мелкий рост и ядовитый характер. Его поддерживают те, кто недавно в ватаге – мол, так раньше всегда делали. Нежданная новость вонзилась в душу Авдея, как заноза в ногу – и идти не даёт, и не вытащить никак. Думы о том, как избавиться от этой напасти, засели в голову атамана надолго. Делёж добытого добра сгубил не одну разбойничью ватагу, о чём рассказывал ещё Чернобородый. Авдей решил жестоко наказать зачинщика, но повременить до первых открытых разговоров.

На вечерней заре все три ладьи вышли в озеро и направились к острову. Томас, сидя за веслом, думал о превратностях судьбы: «Разбойники его спасли, а теперь вряд ли отпустят, хотя могут оставить на острове, но туда до ледостава никто из соплеменников точно не приплывёт. Могут проходить мимо русские рыбацкие лодки или купеческие суда, но не факт, что они его заберут. Дома ждёт мать с младшими братьями и сёстрами – тяжело им придётся – отец сгинул в озере уже давно, а вот теперь двух старших сыновей нет. Сбежать в ближайшее время не удастся – догляд за ним постоянный. Что же делать? Остаётся ждать удобного случая, который наступит, очевидно, нескоро».

Луна выкатилась на небосклон в эту ночь позднее, но, как и в прошлый раз, помогла разбойникам отыскать остров. Атаман, прикинув время, проведённое в пути, решил не рисковать, а при лунном свете загрузиться и сразу же отправляться в обратный путь. До рассвета должны обернуться, да и ночной маршрут уже достаточно изучен.

Томас, предвосхищая возможный вопрос Авдея, сразу по окончании погрузки, сам подошёл к тому.

– Я пы хотелл остатся с фамми и стать распойникомм.

Атамана удивила решительность чужака, но это ведь нужное качество лиходея. И он согласился.

– Хорошо. Об остальном поговорим позже.

С первыми проблесками утренней зари караван из трёх лодок благополучно вошёл в устье речки, изрядно напугав бодрствующих сигнальщиков. Полдня разбойники отсыпались после ночной работы, а потом сытно поели Алёшкиной стряпни. В конце обеда, когда ложки застучали по днищам мисок, раздался шепелявый голос Сморчка:

– Хороша кашка, и впору чашка! Но ведь мы рисковали головами, да жилы рвали не только из-за жратвы. Хотелось бы руками пощупать копеечки, что лежат в купеческом сундучке.

Авдей сразу понял намёк и спокойным, но громким голосом, чтобы слышали все, повёл диалог:

– Ты что предлагаешь разделить содержимое того сундучка?

– Да хотелось бы. Раньше всегда дуванили добычу поровну между всеми, кто был на лихом деле.

– А что ты будешь делать с деньгами в шайке?

– Могу в кости проиграть, могу подать нищему или закопать до лучших времён.

– Нет, ты будешь беречь добро своё, у дружков выигрывать копеечки, а спрятанное ихнее отыскивать. А в конечном итоге вы все перелаетесь и перегрызётесь.

– Ну, тогда подамся на вольные хлеба со своей долей.

– Уйдёшь ты, загуляешь, а тебя и сцапают служивые людишки. Да на дыбу подвесят, и расскажешь ты про нас все подробности – как из себя выглядим, где хоронимся, как нас лучше словить.

– Не попадусь!

– А если?

– А если – чёрт в кресле!

– Ну ладно, уговорил. В том сундучке имеется десять тысяч копеек серебром, нас сорок морд, твоя доля двести пятьдесят монет. Так?

Сморчок сглотнул слюну и, не веря своему счастью, выдавил:

– Так.

Атаман, сидящий всё это время на колоде, достал из-за пазухи кожаный кошель и кинул его себе под ноги.

– Здесь как раз твоя доля. Иди, забирай.

Сморчок засомневался, чувствуя подвох, но жадность подняла его на ноги и повела к такому желанному кожаному мешочку. Нагнувшись, дрожащей пятернёй он схватил сокровище и хотел бежать, но Авдеева левая рука схватила его за волосы, а правая, выхватив нож из голенища, всадила лезвие в живот. Сморчок завизжал, как поросёнок, упал и забился в конвульсиях, а атаман всё тем же спокойным голосом спросил присутствующих:

– Кто хочет посмотреть, что этот Сморчок вчера кушал?

Повисла тишина, прерванная спазмами рвоты Томаса, очевидно, впервые увидевшего подобную сцену.

– Кто-нибудь ещё хочет свою долю получить? Подходите!

На следующий день вся ватага двинулась к условленному месту для передачи груза Поганкину. У каждого за спиной на верёвках было закреплено по паре рулонов льняной материи. К вечеру у многих на плечах появились кровавые мозоли, но роптать никто не стал, вспоминая вчерашнюю расправу Авдоши над Сморчком. Переночевав в лесу у костра, разбойники с рассветом продолжили путь и к середине дня добрались до намеченного места. Там уже их ждал человек от Поганкина, передавший на словах послание Авдею:

– Сергей Иваныч занемог и отправил меня. Просил передать, что на тракте по-прежнему неспокойно – лучше там не появляться. Спрашивал, будет ли какой ещё товар до зимы кроме этого, и что нужно привезти и куда, в качестве оплаты.

Атаман выслушал знакомого по тайному сбору главарей в Пскове приказчика, посвящённого в их дела, и перечислил всё, что надо его ватаге для очередной зимовки. Обратный путь лиходеев к моховому острову проходил налегке и напоминал прогулку, по сравнению с предыдущими двумя днями. На ночёвке Авдей подробно расспросил Томаса о его семье и житье на другом берегу Чуда-озера. После чего атаман сообщил своё решение:

– Не нужно тебе Томас становиться разбойником. Душа твоя ещё чиста, руки не запятнаны кровью, а посему забирай одну из лодок и отправляйся на родимую сторонку! Сам бы так поступил, да грехи тяжкие не пускают.

Последний предзимний переход с мохового острова к терему для разбойников выдался самым тяжёлым – и груза много, и расстояние неблизкое. К удивлению Авдея, в доме не оказалось двоих сторожей, оставленных весной. По следам их пребывания стало понятно, что они ушли сами и давно. Что могло случиться, или какова причина ухода, оставалось загадкой. Атаману стало неспокойно – а если они попали к служивым людям и под пытками покажут разбойничий терем? После первых заморозков пришёл обоз от Поганкина – зимовка обещала быть комфортной и сытной. Никаких сведений от благодетеля о какой-либо опасности не поступило, и Авдей несколько успокоился, хотя какой-то внутренний голосок подсказывал: « Надо бы уйти отсюда от греха подальше». Атаман уже стал обдумывать возможность перехода на логово в горищи, но обильный ночной снегопад перекрыл все пути.

* * *

Этой зимой Авдей затосковал не так как раньше, а как-то особенно томительно. Да, по-прежнему во снах приходила Марьяна, что-то говорила ему, но так тихо, что ничего слышно не было, только губы чуть приоткрывались. Тоска другого рода охватила разбойничью душу – а что же дальше? Как жить? Вся эта лихая кутерьма порядком надоела, но в будущем ничего нового не виделось. В такие отрезки времени атаман уходил в лес на поиски берлоги или брался за лопату. Всю зиму разбойники по переменке копали подземный ход, на случай если их обложат – и вот он готов – опять начинается длительное безделье.

В середине марта ударили крепкие ночные заморозки, а днём, под жгучими лучами солнца, верхняя часть снежного покрова плавилась. В результате образовался наст, который с утра не проламывало даже лошадиное копыто.

Однажды на рассвете разбойники услышали топот и ржание лошадей. Никто не мог поверить, что такое может произойти, а Авдей сразу соединил предательство сторожей и крепчайший снежный наст – и вот облава. Не раздумывая, он отдал команду:

– Всем в подземный ход, врассыпную и низинами к тростникам, там лошади будут проваливаться!