По заросшим тропинкам нашей истории. Часть 4

Пришло время сказать об остяках. Как я говорил выше, сегодня они называются в России хантами, поскольку это их самоназвание и на их языке означает просто «человек» («ха?нтэ»). В древности данный народ часто именовал свои те или иные племена в зависимости от реки, у которой они проживали. Так, например, «ас ях» означало «народ Оби», и есть версия, что именно на базе этого названия русские сконструировали своего «остяка». (Другие исследователи полагают, что слово пришло в наш язык из татарского «уштяк», то есть «варвар»[515 - См. Википедию, статью «Ханты».].) Можно много говорить об этом самобытном народе, но мне хотелось бы сказать о том, как удивительным образом его традиционные верования переплелись в повседневной жизни с навязанным русскими священниками христианством.

Как и многие коренные народы Сибири, ханты верили в природных духов. Замечательный финский учёный, один из первых и, несомненно, лучших знатоков этого народа Ку?ста Фредрик Карьялайнен (он жил в то время, когда Финляндия входила в состав Российской империи[516 - См. Википедию, статью «Карьялайнен, Кусто».]) писал: «У современных остяков мир духов очень богат, настолько богат, что, наверно, никогда никому не удастся выявить число и имена всех этих духов»[517 - Цит. по: А.А. Бычков «‘Исконно русская’ земля Сибирь», М., ООО «Агентство ‘КРПА ‘Олимп’», ООО «Издательство Астрель», ООО «Издательство АСТ», 2006, стр. 137–138.]. Дух у остяков был попросту у всего: у животных, рыб, птиц, растений, насекомых, рек, гор, камней, неба, звёзд и так далее, и так далее, и так далее. Отношение к ним было скорее как к равным. Мол, я тебе сделаю приятное, а ты тогда меня не трогай. Шанс на проживание духа в том или ином месте значительно повышался, если оно было на что-то похоже: лежащую женщину, голову какого-нибудь животного, человеческий нос – да мало ли ещё на что? Сюда приходили с ними разговаривать, сделать подарок и попросить не мешать, а то и помочь – поймать зверя, выловить рыбу, ослабить мороз и т. п. Где-то собирались только женщины, где-то только мужчины, а где-то и все вместе. В принципе, не запрещалось приходить туда и чужестранцам, но те – как современные невежественные туристы – зачастую не оказывали духам должного почитания, разговаривали непочтительно, а иногда даже забирали и съедали принесённые подношения. И ханты стали такие места скрывать.

Одним из самых уважаемых существ являлся медведь – «лесной человек» или «лесной старик», как они его называли. Когда-то он был младшим сыном бога Тору?ма, поэтому имел разрешение от своего отца вмешиваться в жизнь людей, наказывая нехороших и защищая незаслуженно обиженных. Не будет большим преувеличением сказать, что в каждом доме остяка хранился припрятанным для особых случаев медвежий череп. Обвиняемого в краже ставили перед ним, вкладывали в руку медвежью лапу, и он должен был, например, произнести: «Если я взял зверя из чужой ловушки, то ты, лесной старик, разорви меня вот этими когтями»[518 - Цит. по: op. cit., стр. 140.]. Человеку, убившему медведя, – а это в принципе не запрещалось – следовало попросить у него прощения во время специального медвежьего праздника. Глубоко почитался также лось. А растущая рядом друг с другом пара обособленных деревьев называлась дедушкой и бабушкой. Ханты разговаривали с ними, просили совета, приносили им подарки. Конечно, особо почитался огонь.

Русские священники, следуя указаниям свыше, принялись вовсю остяков крестить. Правда, по выражению первого русского историка Василия Никитича Татищева, они их скорее «/…/ перекупал[и], да белые рубашки наде[ва]л[и], и оное [за] крещение пощитал[и]»[519 - Цит. по: op. cit., стр. 144.], то есть относились к делу исключительно формально. И остяки – так же как, кстати говоря, и очень многие другие коренные сибирские народы, – надев крестик, продолжили общаться с теми, с которыми были лучше знакомы. С духами. Им было совершенно непонятно, как это Иисус Христос или его мама Богородица помогут найти им зверя или поймать рыбу. Ведь они же не знают ни этих мест, ни их обитателей! Кроме того, ханты считали, что все их умершие предки живут под землёй такой же жизнью, как и они, и никто там не мучается в аду и не бездельничает в раю. Все работают! И произошла невероятная мешанина старых верований с новыми. Так, например, уже упоминаемый бог Торум слился с любимым защитником русского человека – святым Николаем и получил имя Микола-Торум. А одна из самых почитаемых богинь А?нки-Пу?гос оказалась наделённой чертами Богородицы, но сохранила дар предвидения, потому что без этого дара «уважаемым человеком» она быть просто не могла. Мамонты, которые, по их мнению, тоже живут под землёй – ведь кости-то их находятся там! – да ещё иногда и плавают под водой, раньше могли проглотить из-под этой воды целый огромный корабль русских, а теперь, с приходом христианства, им под силу разве что только лодку перевернуть[520 - Цит. по: op. cit., стр. 145.]. Таких милых примеров по всей Сибири множество, и многие эти образы на удивление сильны до сих пор.

Ко времени правления Ивана IV Грозного часть сибирских земель уже прочно входит в состав русского государства. В 1577 году царский титул, в частности, гласит: «/…/ великий государь царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси и владимирский, московский, новгородский, царь казанский, царь астраханский, государь псковский, /…/ у?дорский, обдо?рский, ко?ндинский и всея Сибирские земли и всея Северные страны повелитель и иных многих земель и государь и обладатель»[521 - Цит. по: «Герб и флаг России. X–XX века», отв. редактор Г.В. Вилинбахов, М., издательство «Юридическая литература», 1997, стр. 180.]. Ну, со «всея Сибирскими землями» да «всея Северными странами» царь, конечно, погорячился, а вот с более конкретными их частями был прав. (Справедливости ради следует, однако, отметить, что эти удорскую, обдорскую и кондинскую области в свой титул включил не он, а его отец Василий III[522 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 206.].)

Прилагательное «удорский» означает уже известную нам Югорскую землю: в те времена «ю» могло довольно легко меняться на «у», а «г» на «д». Обдо?рьем тогда называли низовья Оби, ну а река Ко?нда существует и поныне. Сегодня она протекает в основном по территории Ханты-Мансийского автономного округа и впадает в Иртыш, который сам, в свою очередь, является главным притоком Оби. Так что данными тремя понятиями Иван Грозный очерчивает просто огромную территорию вокруг этой великой сибирской реки.

Иван IV аппетитами на чужие земли обладал, как мы помним, просто безбрежными. Под его руководством наша страна только что захватила свои первые нерусские независимые государства – Казанское и Астраханское ханства. Это резко усилило её позиции на восточном направлении и, в частности, в Сибирском ханстве – одном из осколков распавшейся татарской империи Батыя. И вот в 1555 году[523 - М.К. Любавский «Обзор истории русской колонизации с древнейших времён и до XX века», М., издательство Московского университета, 1996, стр. 439.] хан Ядга?р[524 - В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 39.] или Ядкар[525 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 27–29.] (русские на свой манер называли его Едигером) жалуется русскому царю, что его владения подвергаются нападениям некоего «Шибанского царевича»[526 - Цит. по: Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 197.]. Это Кучум, чингизид, то есть прямой потомок Чингисхана. Он ведёт свой род от хана Шибана, внука великого строителя монгольской империи[527 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 44.] – поэтому, собственно, и называется шибанским царевичем – и считает свои претензии на управление этим сибирским государством вполне обоснованными (я ещё расскажу о нём). Ядгар просит Ивана взять ханство «в свою волю и под свою высокую руку»[528 - Цит. по: М.К. Любавский «Обзор истории русской колонизации с древнейших времён и до XX века», М., издательство Московского университета, 1996, стр. 439.], то есть под своё покровительство. Тот, естественно, соглашается и направляет туда переписчиков, которые насчитывают в ханстве 30.400 человек и накладывают на них ясак в 1.000 соболей в год[529 - Там же.]. Между прочим, если иметь в виду, что в те времена при подсчётах учитывались только лица мужского пола, да ещё и без стариков и детей, а соболей в лесах было хоть пруд пруди, то сбор такой дани представлял собой труд, прямо скажем, не обременительный. Так что Едигер (назовём его напоследок по-русски) мог быть вполне доволен.

Его, правда, наше покровительство не спасает, и Кучум вскоре своего соперника не только свергает, но и убивает. Несмотря на это, на первых порах отношения Сибирского ханства с Московским царством остаются прежними. Однако довольно быстро Кучум, увидев, что его формальный повелитель терпит в Ливонской войне поражение за поражением, начинает, как тогда говорили, пошаливать на русских границах, нападая на подвластные царю территории. Тот вынужден терпеть. Сил на широкомасштабный поход в Сибирь просто нет: всё брошено в Ливонию. Когда же в мае 1571 года крымский хан Девлет-Гирей задаёт Москве жару в самом прямом смысле этого слова[530 - См. Википедию, статью «Крымский поход на Москву (1571)».] (я писал об этом в своём рассказе об Иване Грозном), Кучум, выплатив «напоследок» ясак в тысячу соболей[531 - М.А. Кречмар «Сибирская книга: История покорения земель и народов сибирских», М., издательский дом «Бухгалтерия и банки», 2014, стр. 24.], прекращает и даннические отношения, а вскоре его родственник делает большую глупость и убивает в 1573 году царского посла, направлявшегося в Казахскую орду[532 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 51.]. Оскорбление Москве нанесено неслыханное, и месть за это – лишь дело времени.

И вот тут, совершенно неожиданно и для Кучума, и для Грозного, на историческую сцену выходит русский казак Ермолай Тимофеев.

Разгром Сибирского ханства

Откуда взялось слово «Сибирь», точно не знает никто. Ясно лишь одно – оно не русское, причём ни хан Ядгар, ни свергнувший его Кучум свои владения Сибирью или Сибирским ханством не называли[533 - Op. cit., стр. 17.]. Более того, один из наиболее авторитетных средневековых арабских историков тех мест хивинский хан Абу-ль-Гази[534 - См. Википедию, статью «Абу-ль-Гази; в источниках часто можно найти написание этого имени как «Абульгази».] термин «Сибирь» вообще не употребляет, именуя данные территории «Тураном»[535 - Он пишет о взятии русскими «Турана из рук Кучум-хана» (цит. по: В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 21).]. То есть арабам и тюркам это слово, судя по всему, известно не было. О таком именовании Сибири со стороны татар пишет и Василий Татищев, который поясняет, что «тура?» на их языке означает «город», а у остяков (хантов) – «роскошное или привольное обитание»[536 - Цит. по: В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 75–76.].

Среди учёных относительно значения этого названия единства до сих пор так и нет. Одни, ссылаясь на того же Абу-ль-Гази, который пишет о неких землях «Абир» и «Сабир» рядом «со страной кыргызов», считают, что он просто отделил друг от друга две части татарского слова «абил-сабил», означающее «безлюдье»[537 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 17.]. Другие тоже берут за основу своих рассуждений татарский язык, но выводят это название из слова «себер(у)», то есть «позёмка», «метель»[538 - См. Википедию, статью «Сибирь».]. Третьи ищут его происхождение в башкирском языке, в котором «сибэр» или «чибэр» означает «красивый»[539 - Там же.]. Так что версий много.

«Знаменитый историк Сибири»[540 - Цит. по: С.В. Бахрушин «Г.Ф. Миллер как историк Сибири» в книге Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 5.] Миллер, о котором я уже упоминал, – «крупный новатор в области исторической техники, человек с большим запасом здравого смысла и наблюдательности, добросовестный исследователь и выдающийся учёный»[541 - Цит. по: там же, стр. 54–55.] – высказал в своё время предположение о том, что этот термин русские узнали от своих соседей пермяков или зырян[542 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 195.]/коми, причём задолго до похода Ермака. Во всяком случае, впервые наши летописи упоминают данное название в 1407 году, отмечая, что татарский хан Тохтамыш – тот самый, от которого так стремительно убегал в 1382 году из Москвы князь Дмитрий Донской[543 - См. Википедию, статью «Нашествие Тохтамыша на Москву».] – был «убит в Сибирской земле /…/»[544 - Цит. по: М.А. Кречмар «Сибирская книга: История покорения земель и народов сибирских», М., издательский дом «Бухгалтерия и банки», 2014, стр. 18.]. Первоначально же Сибирью наши предки именовали территории только до Урала[545 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 16.], поскольку за «Камнем» земли были им практически неведомы – край Земли. Постепенно, однако, это географическое понятие расширялось, сначала было распространено на нижнее, заполярное, течение Оби, потом на одно из ханств, на которые распалось государство Батыя, и в конце концов добралось до Тихого океана, да так в этом смысле и употребляется до сих пор.

Ранняя история Сибирского ханства – назовём его этим, «русским», именем – окутана туманом. Известно лишь, что издревле землями по берегам Иртыша, а также его левого притока Тобола и правого – Та?ры правили то ли татарские князья, то ли ногайские[546 - В описываемое время ногайцы были многочисленным и могущественным народом, кочевавшим в степях между Волгой и впадающим в Каспийское море Уралом (он тогда назывался Яиком), а также на северо-западе современного Казахстана; сейчас они проживают в основном в России, главным образом на территории Дагестана и Ставропольского края (см. Википедию, статью «Ногайцы»).] ханы[547 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 189.]. Где-то в 1220 году эти края завоёвывает Чингисхан, но их правителя, некоего Тайбугу[548 - Op. cit., стр. 191.], он решает не менять и, после принятия тем клятвы верности, разрешает правление продолжить. Тайбуга вскоре строит себе столицу и называет её в честь своего благодетеля Чинкидином[549 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 25.] или, в русифицированном варианте, Чимги?[550 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 272.] (сейчас на этом месте располагается Тюмень[551 - Op. cit., стр. 192.]).

Правление потомков Тайбуги происходило с переменным успехом: кто-то справлялся с ним без особых проблем, кого-то свергали, да ещё и убивали. Один из ханов, Мухаммед или Махмет, решает переехать в новую столицу и делает ею уже существующее поселение Иске? Ур, стоящее на возвышенности на восточном берегу Иртыша. Иске Ур означает «старый въезд». С годами это название превратится в Иске?р[552 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 26.], а потом и вовсе переделается русскими в «царствующий град Сибирь»[553 - Цит. по: В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 53.], отчего они и станут именовать данное государство Сибирским ханством. (До наших дней Искер не сохранился, осталось лишь древнее городище, лежащее примерно в шестнадцати километрах от Тобольска вверх по Иртышу[554 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 195.].) Кстати говоря, если посмотреть на карту выше, то легко можно увидеть, что центр этого ханства находился не на таком уж и севере, как можно было бы подумать, услышав слово «Сибирь».

В целом жило оно с нашими князьями в мире, хотя, естественно, взаимные приграничные набеги то и дело случались. Ко времени нападения Ермака Сибирское ханство представляло собой вполне оформившееся государство, пусть и на более низком уровне общественного развития по сравнению с московским царством. Фактически оно даже было независимым, поскольку его руководитель хан Кучум от выплаты дани Ивану Грозному, если вы помните, отказался. Границы его, как видите, достаточно размыты – недаром они нанесены на карте либо пунктиром, либо неопределённой линией. На севере самоедь/ненцы, остяки/ханты да и вогулы/манси входят в его состав весьма условно: они если и платят хану дань, то лишь те, до кого его люди смогли добраться. На юге живут могущественные ногайцы, и здесь речь уже идёт о винегрете из дружбы и соперничества, ну а на западе и вовсе зловеще нависает Московия, только что подчинившая себе Казанское ханство и явно не простившая убийство своего посла.

Кучум свергает своего соперника Едигера в 1563 году[555 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 29.]. По местным понятиям, он вполне достоин этого титула. Новый хан не просто чингизид в тринадцатом поколении. Он представитель так называемого «золотого рода» – потомков его четырёх сыновей (Джучи, Чагадая, Угедея и Толуя), которые только и могут претендовать на то, чтобы их называли ханами[556 - В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 11.]. Ведь его предок был пятым сыном Джучи[557 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 46–45.]. Наконец, Кучум – внук хана Ибака, который правил Сибирским ханством в конце XV века и был свергнут предками Едигера[558 - В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 39–40.].

К моменту захвата власти новому хану исполнилось, по-видимому, 27 лет[559 - Op. cit., стр. 15.] – возраст по тем временам вполне зрелый. Он был казахом[560 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 46–47.], известно имя не только его отца (Муртаза[561 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 196.]), но и матери (Сылы?-Ханы?м[562 - В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 15.]). Главным делом его почти двадцатилетнего правления, несомненно, является внедрение в ханстве ислама как государственной религии. Ислам, естественно, был известен в этих местах и раньше, но Кучум поставил дело, так сказать, на официальную основу. Его мусульманское имя, кстати говоря, звучало как Кучум Мухаммед Бахадур-хан[563 - Op. cit., стр. 143.]. Он обращается за помощью к своему отцу, а также к могущественному бухарскому хану Абдулле II[564 - См. Википедию, статью «Абдулла-хан II».]. Первого он просит направить к нему войско, а второго – знатоков Корана. Но почему к Абдулле? Ну, во-первых, потому, что тот Кучуму родственник: оба ведут свой род от того же Шибана[565 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 54.]. Так что ранее два правителя вместе сражались с Казахской ордой[566 - В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 43.], потом бухарский хан оказал знатному сибирцу «родственную» помощь при захвате власти[567 - Op. cit., стр. 49.], и вот теперь содействует в распространении «истинной веры». Во-вторых, первичному проникновению ислама в Сибирское ханство содействовали именно бухарцы[568 - Там же:]: через этот город проходили их торговые пути, здесь они имели свои постоялые дворы – караван-сараи, здесь они, естественно, и молились. А как молиться без священнослужителя-муллы? Вот за купцами они и потянулись. Так что обращение Кучума по этому поводу к Абдулле Второму было вполне естественным. Что же касается дополнительной военной помощи от папы, то она понадобилась, потому что ни в одной стране ни одна новая религия мирно не приживается – вспомните, как жестоко князь Владимир крестил Киев.

В общем, с исламом всё пошло не так уж и гладко. Бухарцы, а также ещё приглашённые Кучумом казанцы увлеклись внешней стороной, сделали, в частности, излишний упор на обрезании, люди категорически не понимали, зачем им нужна эта болезненная процедура, повсюду то тут, то там начали вспыхивать бунты, дело доходило до убийств и самоубийств, и в результате данный процесс завершить не удалось не только тогда, но и до наших дней. А вот недовольство в своём государстве хан посеял существенное, и при походе Ермака это ему горько аукнется.

Придя к власти, Кучум, кстати говоря, долгое время в контакт с Москвой не вступает. Лишь через шесть лет, получив от Ивана Грозного грамоту с упрёками, – мол, предшественник твой был нам послушен и дань-ясак платил, а ты нет[569 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 48.], – он пишет ему первое письмо, но как равный к равному[570 - Я постарался изложить его на современном русском языке.]: «Аллаху акбар. Вольный человек Кучум-хан – великому князю белому царю. Известно всем справедливое правило: народы воюют, а не если не воюют, так мирятся. С нашим отцом твой отец в добром мире жил, купцы наши через границу ходили, потому что земли твои рядом; народы наши тоже жили в мире, зла между ними не было, а ныне, в наше с тобой время между простолюдинами спокойствия нет. Не посылал я к тебе грамоты, потому что война у меня была, и недругов я своих побил; если захочешь нынче мира, то будем жить в мире, а пожелаешь воевать, то будем воевать»[571 - Цит. по: В.М. Флоринский «Заметка о происхождении слова ‘Сибирь’», Томск, Типо-Литография Михайлова и Макушина, 1889, стр. 6.]. Не думаю, что царю такой подход понравился, но, как бы то ни было, где-то через три года хан всё же приносит Ивану Грозному традиционную для сибирцев присягу, которая называлась у них шарт-наме?, а у русских – шерть[572 - В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 40.] (в то время в отношении этих народов у нас в ходу был даже глагол «шертовать», то есть «давать клятву верности»). Её церемония была разной: одни – остяки/ханты – ели при этом хлеб с ножа или с сабли, другие – енисейские кыргызы[573 - См. Википедию, статью «Иренек».] – всыпали в чашу с напитком порошок меди или золота и выпивали её (в случае с русскими таким напитком могло быть вино)[574 - См. Википедию, статью «Шерть».]. Я же не удивлюсь, если в случае с Кучумом использовался Коран. Эта присяга-шерть стала для него роковой. Иван Грозный посчитал, что новый хан признал его своим полным повелителем, и последующей «измены» не простил. А ведь в отличие от наших великих князей и царей, сибирцы понимали шерть не как абсолютное подчинение, а как своеобразный договор с взаимными правами и обязанностями. Так что если «партнёр» своих обязательств, по их мнению, не выполнял, то от неё можно было с чистой совестью отказаться. Мы ещё встретимся с таким отношением к шерти в ходе моего рассказа.

Но пришло время рассказать о Ермаке Тимофеевиче. Вы, видимо, уже обратили внимание на то, что я называю его несколько по-иному – Ермолаем Тимофеевым. Потому что Ермак – это скорее кличка, имя, уменьшительное от Ермолая[575 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 212.]. У казаков были приняты такие обращения: среди коллег нашего героя можно, например, встретить Ивана Кольцо, Ивана Грозу, Богдана Брягу (или Брязгу, то есть Болтуна) и т. д. Употребление клички вместо имени, отсутствие отчества, довольно смутные отрывочные сведения о начальном периоде жизни (неизвестна даже дата его рождения) свидетельствуют о том, что Ермак, по-видимому, был человеком простым. Его портрета не сохранилось, хотя летописи пишут о том, что был он среднего роста, коренаст, широк в плечах, имел чёрные слегка вьющиеся волосы, приятную внешность и острый взгляд[576 - Op. cit., стр. 263.]. А кого называли тогда казаками?

Слово это («кача?к», «качга?к») нерусское, в дословном переводе означает «беглый»[577 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 34.] и пришло к нам, скорее всего, от татар. Так у тюркских народов в древности именовались люди, «которые по разным причинам теряли связь со своим родом или общиной и вели жизнь бесприютных скитальцев, зачастую добывая средства для существования грабежами и разбоями»[578 - Цит. по: В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 6.]. Вот именно этим до нападения на Сибирское ханство (да и потом) Ермак и занимался. Иными словами, был бандитом. Причём бандитом не рядовым, а их атаманом, то есть, говоря языком современным, лидером организованной преступной группы (ОПГ) просто гигантских размеров даже по тем понятиям. В исторических источниках называется цифра как минимум в семь тысяч (!) человек[579 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 215.]. Иначе говоря, Ермак в течение примерно двадцати лет[580 - См. Википедию, статью «Ермак Тимофеевич».] командовал самой настоящей уголовной армией. Это, кстати, ничуть не помешало ему (а может быть и помогло) участвовать со своей братией в Ливонской войне под началом царского воеводы Дмитрия Хворостинина[581 - См. Википедию, статью «Хворостинин, Дмитрий Иванович».]: осуществлять набеги на Литву, оборонять Псков, а также сражаться в нескольких крупных битвах[582 - См. Википедию, статью «Ермак Тимофеевич».].

Казаки базировались на Дону, по-видимому, а его нижнем течении, главный же район их преступлений приходился на Волгу, по которой шли торговые пути из недавно завоёванной Иваном Грозным А?страхани на север – на Казань, Кострому, Ярославль, Москву и так далее. Как пишет один из наших историков, они «со спокойной совестью»[583 - Цит. по: Н.И. Костомаров «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. Полное издание в одном томе», М., издательство «АЛЬФА-КНИГА», 2017, стр. 332.] убивали и грабили всех более или менее богатых людей, попадавшихся им под руку, в том числе и русских купцов и даже царских послов. В конце концов терпению правительства наступает конец, и 1 октября 1577 года[584 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 214.] против них направляется мощный и хорошо вооружённый отряд. Тут же выясняется, что к бандитам в полной мере применима русская поговорка «молодец среди овец, а на молодца и сам овца», то есть бесстрашными да удалыми они были только по отношению к мирным торговым кораблям и караванам, но при первом же столкновении с регулярными частями терпят поражение и банально разбегаются. Бежит с Волги и Ермак, причём одним из первых, ещё до отправки царского войска. 28 августа[585 - Там же.] он с частью своих головорезов направляется на север и вскоре появляется в бассейне Камы, в Приуралье. Места эти в те времена были довольно дикими и принадлежали семье Строгановых – наверное, первых в истории России крупных предпринимателей (сегодня их назвали бы олигархами). О них стоит рассказать поподробнее.

Род Строгановых ведёт своё начало от татарского мурзы, то есть знатного человека. Как его звали изначально, неизвестно. Зато мы знаем его христианское имя – Спиридон. Дело в том, что по каким-то неведомым нам причинам он решил перейти на службу к Дмитрию Донскому, крестился и, естественно, получил имя, соответствующее новой религии. Наш князь вполне ему доверял и, решив как-то выступить в поход на татар, поставил во главе своего войска Спиридона. Операция потерпела неудачу, русская рать была разбита, а её руководитель оказался в плену. Татары не простили своему соотечественнику смены веры и предали его мучительной смерти: он был разрублен на куски, а перед этим его тело ещё и строгалось рубанком. У Спиридона осталась беременная жена, которая уже после его смерти родила мальчика, назвала его Кузьмой, а люди стали именовать его «сыном строганого», откуда фамилия и пошла[586 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 32; ряд историков считают эту версию легендой.]. А ещё Спиридон славен тем, что, по преданию, познакомил наших предков со счётами[587 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 207.] – китайским изобретением[588 - См. Википедию, статью «Счёты».], прижившемся в России и более восьмисот лет исправно выполнявшем функцию современных калькуляторов и компьютеров.

Потомки Кузьмы перебрались в Великий Новгород, а его внук Лука[589 - См. Википедию, статью «Строгановы».] содействовал в 1445 году выкупу из татарского плена Великого князя Московского Василия II Тёмного[590 - Н.И. Костомаров «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. Полное издание в одном томе», М., издательство «АЛЬФА-КНИГА», 2017, стр. 332.]. Но этим заслуги Строгановых перед русскими правителями только начались. После присоединения Иваном III к Московскому княжеству Великого Новгорода (в 1478 году) они покидают этот город, и примерно через десять лет документы фиксируют их в небольшом, но широко известном на Руси своими соляными промыслами городе Соль Вычегодская, лежащем примерно в 1.200 километрах к северо-востоку. Соль и становится источником первых крупных доходов данной семьи. Если сын Луки Фёдор умирает монахом[591 - См. Википедию, статью «Строгановы».] (хотя уже занимается солеварением[592 - См. Википедию, статью «Строганов, Аникей Фёдорович».]), то один из его сыновей Аника уже чрезвычайно богат. Три его старших брата получают от Василия III разрешение на разработку новых соляных источников[593 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 207.], но умирают бездетными, и он наследует весь семейный, как бы мы сегодня сказали, бизнес. Не ограничиваясь солью, Аника разворачивает торговлю «мягкой рухлядью», причём не только скупая привозимые в Соль Вычегодскую меха, но и снаряжая экспедиции за Урал. В 1558 году он отправляется в Москву к Ивану Грозному, подробно рассказывает ему о богатствах тех краёв и о перспективах их использования и получает царскую грамоту о передаче во владение его сыну Григорию земель Пермского края. Через десять лет следует ещё одна грамота, на новые земли, в 1574 году – третья, теперь уже на сибирские просторы в бассейне реки Тобол[594 - Op. cit., стр. 210.]. В результате данная семья становится обладателем просто гигантских территорий: так, например, площадь современного Пермского края составляет более 160 тысяч квадратных километров[595 - См. Википедию, статью «Пермский край».] (хотя его границы точно с прежними владениями Строгановых не совпадают), а это больше, чем, скажем, Греция[596 - См. Википедию, статью «Греция».]. Они располагаются по обе стороны Урала, а на востоке перехлёстываются, между прочим, с владениями хана Кучума. Нет нужды говорить, что это быстро приводит – как бы это помягче выразиться – к недоразумениям. Ситуация усугубляется тем, что на новых землях находят серебряную и железную руду[597 - М.К. Любавский «Обзор истории русской колонизации с древнейших времён и до XX века», М., издательство Московского университета, 1996, стр. 442.]. Неизбежно начавшиеся вооружённые столкновения быстро превращаются во взаимные набеги, только недальновидные сибирцы приходят и уходят, а Строгановы приступают к постепенному и планомерному освоению «своего» края: строят укреплённые города, оснащают их артиллерией и формируют своеобразную частную армию из русских, литовцев, немцев и тех же татар[598 - Op. cit., стр. 441.], тем более что царская грамота 1574 года прямо разрешает им «воевать сибирского ‘салтана’»[599 - Цит. по: op. cit., стр. 442.].

Впоследствии члены этой семьи будут неоднократно предоставлять свои денежные средства в распоряжение русских царей, получат титул баронов и графов, будут занимать высокие государственные должности (министров, генерал-губернаторов), породнятся чуть ли не со всеми знатными фамилиями империи, но в 1918 году потеряют бо?льшую часть своих владений, которую отберут большевики-коммунисты, и в большинстве своём уедут за границу. К настоящему времени род Строгановых практически пресёкся: его последняя прямая представительница – баронесса Элен (Елена Андреевна) де Людингаузен живёт в Париже. Детей у неё нет[600 - См. Википедию, статью «Строгановы».].

К этому интересно добавить, что данной фамилии мы обязаны появлению всемирно известного русского блюда бефстроганов, которое, строго говоря, должно произноситься как «бёфстроганов», поскольку вошло в нашу речь сразу же в своём французском звучании и означает «говядину по-строгановски».

Граф Александр Григорьевич Строганов принимал участие в Отечественной войне 1812 года, брал Париж, дослужился до звания генерала от артиллерии, занимал должность управляющего министерством финансов Российской империи, а впоследствии был назначен генерал-губернатором Новороссии и Бессарабии[601 - См. Википедию, статью «Строганов, Александр Григорьевич (1795)».] (сейчас это, соответственно, южные области Украины и Крым, а также часть Молдавии[602 - См. Википедию, статью «Новороссийско-Бессарабское генерал-губернаторство».]). Главным городом этого края была Одесса. Как и многие богатые люди тех времён, Александр Григорьевич держал так называемый «открытый стол», то есть ежедневно велел накрывать в своём доме стол, за которым совершенно бесплатно мог, как тогда говорили, откушать любой образованный и прилично одетый человек. Блюда для таких угощений готовились, как вы понимаете, в значительных количествах, и вот повару генерал-губернатора французу Андре Дюпону приходит как-то на ум мысль совместить русскую кухню (нарезанную мелкими квадратиками и обжаренную говядину) с французской (горячим сметанным соусом). Только в отличие от французской кулинарной традиции, в соответствии с которой соус подаётся к основному блюду отдельно, Дюпон обе составляющие решил перемешать. Получилось вкусно, просто в приготовлении и удобно для раскладывания по многочисленным порциям. Впервые рецепт этого блюда был опубликован в России в 1871 году[603 - См. Википедию, статью «Бефстроганов».] знаменитой издательницей кулинарной литературы Еленой Молоховец[604 - См. Википедию, статью «Молоховец, Елена Ивановна».]. После Второй мировой войны бефстроганов разошёлся по всему миру и сегодня прочно ассоциируется с русской кухней. А вот у нас в стране мало кто знает историю его появления, да и вообще иногда произносят это слово неправильно: помню, как в моём детстве продавщица мясных полуфабрикатов кричала, завлекая покупателей: «Котлеты, шашлыки, бифстроганы-ы-ы!»

Вот во владения таких влиятельных людей и бежит Ермак. Можно представить себе недовольство и обеспокоенность Максима Строганова[605 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 213.], внука Аники: кто ж обрадуется, когда к тебе нежданно-негаданно нагрянет «шайка»[606 - Цит. по: Н.И. Костомаров «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. Полное издание в одном томе», М., издательство «АЛЬФА-КНИГА», 2017, стр. 332.] из несколько тысяч[607 - Миллер пишет о шести тысячах человек (см. Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т.1, стр. 215).] бородатых громил[608 - Ряд историков полагает, что Ермак появился в Пермском крае по приглашению Строгановых, которым была необходима сила для борьбы с сибирцами, но вышеуказанная царская грамота 1558 года прямо запрещала этим купцам нанимать воров и разбойников (см. Н.И. Костомаров «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. Полное издание в одном томе», М., издательство «АЛЬФА-КНИГА», 2017, стр. 333), а нарушение воли царя, да ещё такого как Иван Грозный, грозило виновникам самыми печальными последствиями, так что такое развитие событий мне представляется маловероятным.]? Внешне, однако, он принимает их дружелюбно и даже даёт возможность пожить некоторое время на своих землях. Правда, надолго связываться с такой сомнительной компанией он явно не желает, и когда Ермак со своими сообщниками высказывает намерение двинуться за Урал и пограбить там, Максим снабжает их всех хлебом и летом 1578 года[609 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 38.] спроваживает на восток (но проводника не даёт).

В результате казаки идут почти наощупь и уже через месяц с правильного пути сбиваются, причём долго своей ошибки не замечают. Вскоре наступают заморозки, потом холода, выпадает снег, и Ермаку становится ясно, что без зимовки дальше идти невозможно. Здесь на Среднем Урале, на левом притоке Камы реке Сы?льве[610 - См. Википедию, статью «Сылва».] он велит возвести острог – небольшой укреплённый городок, обнесённый высокой стеной, построенной из брёвен с заострёнными вверху концами (отсюда и название). Защитившись от возможных нападений местных жителей, казаки сами совершают на них несколько набегов и берут богатую добычу[611 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 216.]. В остроге Ермак возводит церковь, в которой служат находящиеся среди разбойников священники (их трое), а также один беглый монах[612 - Там же.]. Атаман резко ужесточает дисциплину: за неповиновение начальству, попытку побега и прочие провинности устанавливаются строгие наказания, вплоть до смертной казни. На приговорённых к ней – а таковых оказывается в общей сложности более двадцати человек – одевают мешок, набитый камнями и песком, и бросают в воду. Менее суровая кара заключается в том, что человеку в одежду насыпают песок и сажают на некоторое время в реку – а ведь климат на Урале нетёплый. Весной 1579 года Ермак отправляется в обратный путь. С ним на земли Строгановых возвращаются пять тысяч человек[613 - Там же.], то есть на тысячу меньше. Это показывает, насколько тяжело далась казакам данная зимовка – даже если принять во внимание то, что некоторое их количество осталось во вновь построенном остроге.

Убедившись в хорошей возможности практически безнаказанного грабежа за Уралом, Ермак по возвращении требует от Строганова новой помощи. Тот было начинает упираться – ведь это недёшево, – но казаки прямо заявляют, что тогда просто прибьют его, разграбят его дом, поделят имущество[614 - Op. cit., стр. 217.] и всё равно возьмут своё. Такая перспектива Максима, естественно, не радует, и он идёт с разбойниками на сделку. В соответствии с ней Ермак получает три пушки, каждому невооружённому казаку выдаётся ружьё, всем выделяется необходимое количество пороха, свинца для отливки пуль, а также ржаная мука, крупа, соль, сухари, коровье масло и по половине солёной свиной туши. Кроме этого, казачье войско получает по одному знамени с изображениями святых на каждые сто человек и даже музыкальные инструменты (барабаны, трубы и т. д.) – так сказать, для поднятия боевого духа. За это Ермак даёт письменное обязательство возместить Строганову все расходы за счёт награбленного в Сибири добра, да ещё при удачном исходе дела и приплатить «бонус» (это, правда, было обещано устно). В результате припасов оказывается так много, что гружёные ими суда начинают чуть ли не уходить под воду, так что приходится осуществить их срочную разгрузку и часть вещей с продовольствием оставить.

И вот, наконец, 12 (или 13) июня 1579 года[615 - Там же.] пятитысячный «диверсионный отряд»[616 - Цит. по: М.А. Кречмар «Сибирская книга: История покорения земель и народов сибирских», М., издательский дом «Бухгалтерия и банки», 2014, стр. 23.] Ермака отправляется в свою вторую экспедицию. Едва ли он предполагает, что в результате неё разгромит целое государство, заслужит прощение самого царя, да и вообще войдёт в историю. Задача ставится намного скромнее – грабёж[617 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 215.]. О Сибирском ханстве он, естественно, знает – ну, так тем хуже для Кучума: пусть его подданные раскошеливаются. Как русские да иностранцы на Волге. Что же касается Максима Строганова, то он, я думаю, и вовсе вздыхает с облегчением: как говорит хорошая русская поговорка, «баба с возу – кобыле легче». Глядишь, эти оторвы в Сибири сгинут, а деньги – дело наживное.

Ермак разбивает свои силы на отряды по сто человек, ставит над каждым командира и вводит сверху донизу строгую подчинённость. Дисциплина устанавливается железная: жёстко караются неповиновение и прочие преступления, кроме одного – грабежа (он-то как раз приветствуется[618 - Op. cit., стр. 216.]). Отряд устремляется за Урал, однако, несмотря на имеющихся на этот раз проводников, быстро выясняется, что выбранные реки слишком мелководны. Вновь начинается блуждание, и в результате снова происходит зимовка. Из построенного с нуля острога казаки опять осуществляют набеги на местных жителей – вогулов/манси и обирают их в самом прямом смысле этого слова до нитки[619 - Op. cit., стр. 220.]. Нет нужды говорить, что слухи об этих бесчинствах распространяются широко, и коренное население начинает готовиться к вооружённому отпору.

Весной атаман проводит смотр своему воинству и выясняет, что у него осталось 1.636 человек[620 - Op. cit., стр. 221.]. Всего! Часть умерла от тяжёлых условий зимы, часть была убита во время грабительских набегов, а часть – несмотря на строгие дисциплинарные меры – попросту разбрелась-разбежалась. Тем не менее, 1 мая 1580 года он на вновь построенных кораблях-стругах продолжает свой путь.

Вскоре происходит первое более или менее серьёзное столкновение с местными жителями. В попытке остановить незваных гостей они дважды обстреливают с берега суда казаков из луков, но это не производит никакого эффекта. Более того, в ответ даётся залп из огнестрельного оружия, и никогда не слышавшие его грохота сибирцы разбегаются. В отместку за попытку сопротивления Ермак приказывает сначала разорить их селение, а потом сжечь его дотла. Сходной участи подвергаются и остальные поселения на пути казаков, а 1 августа они практически без боя берут Чимги (будущую Тюмень[621 - Op. cit., стр. 221–222.]). Это уже серьёзный населённый пункт, и стоит он практически на границе Сибирского ханства. Здесь атаман решает остановиться на очередную зимовку[622 - Здесь и далее ход событий излагается мною по Г.Ф. Миллеру; существуют и другие датировки этого похода.].

Известия о быстром приближении неприятеля доходят до Кучума довольно быстро. Ничего хорошего от этого он не ждёт. Ещё несколько лет назад в его государстве стали наблюдаться странные явления. То в воздухе неведомо откуда начинал разноситься колокольный звон, то вода в Иртыше становилась кроваво-красной, а стоящий у его берегов утёс выбрасывал золотые и серебряные искры, то с неба до земли простирались огненные столбы[623 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 195–197.]. Шаманы считали это плохими предзнаменованиями. А с некоторого времени на песчаном острове при слиянии Тобола с Иртышом стали в полдень появляться два зверя. Один, приходивший со стороны Иртыша, был белым волком. Другой, чёрный, появлявшийся от Тобола, был похож на небольшую охотничью собаку. Каждый раз они схватывались друг с другом, собака неизменно побеждала, а потом оба исчезали в воде. Кучум потребовал от шаманов разъяснений, и те сказали ему, что волк – это он сам, а собака – русский воин, который вскоре появится в его государстве и лишит его власти. Хан настолько разгневался, что велел разорвать прорицателей лошадьми, но пророчество стало широко известно[624 - Сам Г.Ф. Миллер, приводя эту историю, считает её легендой, придуманной уже после падения Сибирского ханства (см. op. cit., стр. 198).].

А казаки тем временем подбираются к владениям Кучума уже вплотную. В одном из пограничных городков они захватывают ханского сборщика дани и приводят к Ермаку. Тот обходится с пленником ласково, оказывает ему знаки внимания, расспрашивает о здоровье хана, говорит, что хочет посетить его как друг, но напоследок приказывает произвести залп из пяти ружей[625 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 41.]. Кучумовский чиновник, никогда прежде не видавший и не слыхавший такого, оказывается потрясённым до глубины души. А атаман, довольный произведённым эффектом, приказывает отпустить его с миром – и с подарками – к своему государю в уже известный вам город Искер/Сибирь.

Через некоторое время татарин предстаёт перед глазами Кучума – в русском одеянии! – и рассказывает ему о стрельбе пришельцев из луков, «что огонь из них пышет»[626 - Цит. по: Н.И. Костомаров «Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. Полное издание в одном томе», М., издательство «АЛЬФА-КНИГА», 2017, стр. 334.], а также об их миролюбии. Тот верит в добрые намерения казаков с трудом: наслышан о творимом ими беспределе. И тотчас велит собирать силы для отпора Ермаку, который 9 мая 1581 года[627 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 223.], приняв все необходимые меры предосторожности, начинает движение уже непосредственно в глубь Сибирского ханства. Его отряд идёт вниз по Туре?, впадающей в Тобол.

В устье Туры происходит очередное вооружённое столкновение с сибирцами. Ермаку противостоят сразу шесть татарских мурз. Бой продолжается несколько дней и заканчивается полной победой русских, побивших множество неприятелей и взявших столько добычи, что не могут всю её разместить на своих кораблях, так что часть приходится закопать. Но и казакам сражение даётся нелегко: в их рядах остаётся 1.060 человек[628 - Там же.]. Тем не менее, они достигают главного: прорываются в Тобол.

Тут их ждёт очередной оборонительный рубеж. Поперёк самого узкого места реки татары протягивают железную цепь, а на высоком правом берегу располагают большой отряд. Ермак появляется здесь 29 июня[629 - Там же.]. Его корабли упираются в заграждение, сверху начинают сыпаться стрелы. Бой идёт три дня. Его судьбу решает военная хитрость. Видя, что людей у него намного меньше, чем у неприятеля, Ермак приказывает натянуть на вязанки хвороста казацкое платье, разместить их вдоль бортов, а высвободившуюся таким образом часть своих сил скрытно высаживает на берег в тыл неприятелю. Татары, подвергнувшиеся неожиданному удару сзади, видят к тому же на вражеских кораблях множество «людей», решают, что их хотят окружить, и бросаются врассыпную. А довольные собой казаки продолжают своё неумолимое движение вперёд. Их силы, подорванные упорными боями, тают, делается недельный привал, но после своеобразного военного совета большинством голосов принимается решение поход всё же продолжить.

Примерно в это же время в руки к русским попадает один из многочисленных слуг Кучума. Он оказывается для Ермака просто информационным сокровищем. Атаман получает ценнейшие и подробные сведения об укреплениях Сибири[630 - Этот город в разных источниках называется ещё Кашлык и Тобол-Тура (см. В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 13).], о силе и вооружении ханского войска и – самое главное – о его боевом духе (который к тому времени сильно упал). Услышанное всех сильно порадовало: Кучум хоть и велел обнести город рвом и сделать завалы по лесным дорогам, но сильное беспокойство и неуверенность в столице от этих мер не убавились.

8 июля 1581 года Ермак возобновляет движение к сердцу Сибирского ханства. Кучум направляет ему навстречу своего племянника Мухаммед-Кул-Маметкула[631 - Op. cit., стр. 16.] во главе многочисленного войска. Бой в этот раз разворачивается на берегу, недалеко от впадения в Тобол реки Та?вды, около местечка под названием Баба? Хасан[632 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 57.], длится с 16 по 21 июля и оказывается самым крупным и кровавым. Пушки и ружья в который уже раз доказывают своё преимущество перед луками и стрелами, и, несмотря на своё большое численное преимущество, сибирцы терпят очередное поражение. «Татарская кровь лилась в некоторых местах рекой, – пишет Миллер, – и путь был настолько загромождён трупами, что это мешало самим же татарам пробиваться вперёд на лошадях»[633 - Цит. по: Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 225.].

26 июля казаки после некоторой заминки прорывают очередной оборонительный кордон и 1 августа нападают на городок Карачи?н. Назывался он так, поскольку в нём жил карача? или, точнее, карачи?-бек – близкий советник Кучума[634 - Имени этого человека история не сохранила, хотя некоторые исследователи ассоциируют его с татарским хронистом-летописцем Кадыр Али-беком (см. В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 25).], игравший при нём роль своеобразного первого министра (нечто вроде визиря при турецком султане)[635 - Op. cit., стр. 24–25.]. Городок этот был довольно богат, но против казаков совершенно беззащитен, в связи с чем участь его оказывается незавидной. Следуя своей обычной практике, Ермак грабит его подчистую, взяв много серебра, золота, драгоценных камней, а также хлеба, скота и мёда[636 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 227.]. Здесь он стоит сорок дней, но Кучум его не беспокоит и ограничивается лишь возведением новых оборонительных кордонов.

А зря. Потому что, отдохнув и собравшись с силами, атаман вновь направляется к Сибири. Беспрестанные победы сильно поднимают его настроение, богатая добыча подстёгивает азарт, и взятие ханской столицы уже не кажется ему недостижимой затеей, хотя в отряде остаётся всего 545 человек[637 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 59.], и немало казаков его оптимизма совсем не разделяют. Разграбив очередной городок, Ермак собирает ночью на берегу новый военный совет. Многие высказываются за возвращение в Россию, подчёркивая, что их становится всё меньше, а неприятель свои потери, наоборот, возмещает довольно легко. Дело дошло до того, что на каждого русского стало в бою приходиться по 10–20 татар[638 - Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 228.]. Кроме того, приближается осень, а с ней и беспощадные сибирские морозы, так что первое же поражение грозит катастрофой всему походу. Но Ермак непреклонен. У нас пушки и ружья, говорит он, сибирцы надломлены постоянными неудачами, осень и холода, с другой стороны, означают, что отступать придётся в тяжёлых условиях, да и воспрянувший духом неприятель будет преследовать по пятам. Это, кстати, может привести к тому, что значительную часть награбленной добычи придётся оставить, и тогда позора по ту сторону Урала не оберёшься. Если же удастся взять столицу Сибирского ханства, то зимовка пройдёт в тепле и вообще в комфортных условиях, да и добра у местных жителей отобрать можно будет немеряно. И вообще: лучше убивать иностранцев-иноверцев, чем своих, христиан[639 - Op. cit., стр. 228–229.]. Ведь в случае бесславного возвращения на родину казакам вновь придётся приниматься за старое, поскольку ничего другого они делать не умеют, и правительство их в конце концов так или иначе всех перебьёт, перехватает да пересажает, а кого-то и казнит. Так что здесь погибнем со славой, а там просто так. Но ведь можно и победить…

Аргументы атамана перевешивают. Единогласно[640 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 59.] решается идти вперёд. 1 октября происходит столкновение уже непосредственно с Кучумом. Бой происходит у мыса Чуа?ш, в двух километрах выше места впадения Тобола в Иртыш, и заканчивается вничью. Хан отступает к своей столице, а казаки – к разграбленному ими городку. Есть там, понятное дело, практически нечего, и у Ермака выбора не остаётся – очередная схватка с неприятелем.

Решающее сражение – кровавое, но быстротекущее – разворачивается 23 октября примерно на том же месте. Кучум подтягивает почти всё, что у него есть, даже невесть откуда взявшиеся три пушки, которые он устанавливает на высоком холме. Количественно его армия превосходит вражескую чуть ли не в двадцать раз[641 - Op. cit., стр. 60.], но вот качественно, пожалуй, во столько же раз уступает: например, стрелять толком из тех же пушек у него никто не умеет. Бой идёт и на высотах, и непосредственно у воды, «кучумля?не»[642 - Цит. по: В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 21.] первыми выдвигаются на боевые позиции, однако атаку проводят казаки. Они дают ружейный залп, бросаются с криками «С нами бог»[643 - Цит. по: Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 229.] вперёд, и начинается кровопролитная свалка. Первыми дают слабину остяки/ханты[644 - В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 14.]. Их князья срываются в беспорядочное отступление, а за ними устремляются и основные ханские силы. Вскоре всё кончено. Кучум спасается бегством. Оборонять свою столицу он совершенно обоснованно считает бессмысленным.

Реконструкция столицы Сибирского ханства (ныне – Кучумово городище[645 - См. Википедию, статью «Кашлык».])

Искер/Сибирь или, как его ещё называло местное население, Кашлык, то есть «зимний», появился ещё до монгольского нашествия. К моменту описываемых событий он представлял собой небольшое поселение с новой мечетью[646 - М.А. Кречмар «Сибирская книга: История покорения земель и народов сибирских», М., издательский дом «Бухгалтерия и банки», 2014, стр. 33.], построенное из дерева либо, по бухарскому обычаю, из необожжённых кирпичей и по форме напоминающее своеобразный круг чуть больше ста метров в диаметре[647 - Х. М. Атласов (Хади Атласи) «История Сибири», Казань, Татарское книжное издательство, 2005, стр. 61.]. Оно располагалось на высоком правом берегу Иртыша[648 - См. Википедию, статью «Кашлык».]. Таким образом, с одной стороны городок был защищён этой рекой, с другой – её притоком, который русские называли Сибиркой, а с суши – глубоким рвом, а также тройным валом. Но такое местоположение имело и существенный недостаток: в городке не было источника воды, брать её поэтому можно было, только выйдя за пределы укреплений, и если бы казаки окружили Сибирь со всех сторон (а после своей победы они бы сделали это непременно), то его защитники быстро начали бы страдать от жажды. К тому же на небольшой площади нельзя было разместить в достаточном количестве ни обороняющихся, ни продовольствия для них[649 - В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 14.]. В общем, в ночь с 25 на 26 октября[650 - М.К. Любавский «Обзор истории русской колонизации с древнейших времён и до XX века», М., издательство Московского университета, 1996, стр. 443.] Кучум, прихватив лишь самые необходимые драгоценности, вместе со своей семьёй и немногими близкими людьми бросается от своей столицы прочь. Это начало конца. Хан ещё не стар, ему около сорока пяти лет, но он начинает терять зрение (Кучум просит бухарского хана Абдуллу II прислать ему соответствующие лекарства), а, по некоторым сведениям, и слух[651 - В.В. Трепавлов, А.В. Беляков «Сибирские царевичи в истории России», СПб., «Издательство Олега Абышко», 2018, стр. 15.]. Но самое для него печальное то, что, как это часто бывает, потерпевший поражение правитель быстро начинает терять поддержку своих подданных.

Утром 26 октября у Сибири появляется Ермак. Он узнаёт о том, что город покинут, но опасается западни и поэтому торжественно входит в него лишь после того, как казаки тщательно разведывают окружающую местность и убеждаются, что поблизости неприятельских сил нет. Победа! Сибирское ханство повержено. Ещё одно независимое государство, третье по счёту, фактически присоединено к Московскому царству (хотя Иван Грозный об этом ещё и не догадывается).

Ермак ведёт себя словно милостивый государь. Уже на четвёртый день к нему являются остяки (те самые, что убежали с поля боя и спровоцировали поражение Кучума), приносят клятву верности, а заодно и дань-ясак – меха, а также множество съестных припасов и особенно рыбы. Атаман встречает их приветливо и отпускает с миром. Прослышав о таком приёме, в Сибирь потянулись и другие подданные свергнутого хана. Смена власти в государстве произошла, таким образом, довольно мирно, и казаки расслабились. И тут же за это поплатились.