Ева

– Ты меня заинтриговал. Вениамин, мы вроде зарыли топор войны. Давай поговорим! – Михей сделал ещё несколько осторожных шажков к креслу главы экспедиции. Это взбесило начальника, он выбросил вперёд руку, направив пистолет в голову Михею, и неуверенным шагом пошёл на сближение. У капитана не дрогнула ни одна жилка, а старые рефлексы работали, как добротные часы. Вениамин и понять-то ничего не успел, как уже стоял на коленях, а к его лбу было приставлено холодное дуло пистолета.

– Стреляй! – весьма храбро и даже с неким облегчением крикнул Вениамин. – Разом решишь все проблемы. Никто никуда не улетит! Ты ведь этого хочешь? Давай, совесть тебя не будет мучать, ты ведь делал это раньше! – Михей молчал. – Давай, сделай мне одолжение, жми на курок!

Вновь не услышав ответа, Вениамин набрался мужества и поднял голову, чтобы взглянуть в глаза капитану: рука с оружием тряслась, на лбу выступил пот, на висках и горле набухли жилы, а глаза были наполнены ужасом. Вениамин и забыл про пистолет, пожалуй, нет картины страшней, чем боевой офицер, запуганный до такого состояния. Начальник экспедиции боязливо оглянулся – никого.

– Значит, он меня так испугался! – догадался Вениамин и принялся доводить дело до конца:

– Стреляй, чёрт бы тебя подрал! Тряпка! – кричал начальник, поднявшись с колен, а рука Михея тряслась всё сильнее. – Трус! Стреляй, говорю!

Внезапно рука с пистолетом замерла, в глаза Михея вновь вернулось хладнокровие, и звуки выстрелов на мгновение остановили суетливые сборы. Один, другой, третий… В ход пошла вся обойма.

***

– Двадцать лет прошло, а его глаза как сейчас передо мной. Никогда себе этого не прощу! Я был молод, свято верил в то, что делаю, а в действительности был мерзавцем. Нас отправили в Испанию, вдвоём, я в звании лейтенанта, и опытный капитан, мой наставник, Виктор Полянко. Мы должны были собрать данные об одной личности. Эмигрант, осевший в Испании, который выкачивал круглые суммы из кошельков госкорпораций. Экономист, мастерски владеющий компьютером – опасная смесь. По обыкновению, большие, но неподкупные умы, живут в постоянных бегах, вдали от ненавистных властей.

Нам нужно было лишь подтвердитьлибо опровергнуть информацию о его местонахождении, , прикидываясь любопытными туристами. Но нас раскусили. Парень оказался не промах. Ну, как парень, ему тогда было четырнадцать …

Имея огромные деньги, он окружил себя армией агентов, замаскированных под уличных торговцев, попрошаек, фотографов и обычных прохожих. Едва в районе появлялось новое лицо, ему сразу же об этом докладывали. Так случилось и с нами.

Как ни странно, с нами обошлись весьма вежливо. К ещё большему нашему удивлению, Андрей, называвший себя на испанский манер Андрэ, разговаривал с нами лично. Даже после наших неоднократных попыток корчить из себя изумленных и испуганных туристов, нас и пальцем никто не тронул. Тем не менее, ради свободы, нам пришлось рассказать правду, поверив на слово четырнадцатилетнему сопляку. Он обещал нас отпустить вне зависимости от того, кто мы и зачем приехали. Андрэ так и поступил, удивительно, он дал уйти двум разведчикам, которые получили сведения о том, где он обитал. Если быть точным, он сам выдал своё местонахождение. Было впечатление, что он его и не скрывал.

Едва оказавшись на свободе, мы отправили доклад командиру. А в ответ пришёл шокирующий приказ: объект устранить. Как устранить? Мы – разведгруппа, не киллеры. Да, мы попадали в передряги, нас неоднократно пытались убить, и сами мы не единожды жизнь отбирали. Но мы старались всячески этого избежать, ведь нас учили: стрельба, ранения и убийства – это признак плохо подготовленного разведчика.

Виктор сразу передал сообщение с отказом. Ни гневные ругательства, ни угрозы разжалованием и даже военным судом не смогли изменить его решения. Тогда они взялись за меня… Они промыли мне мозги. Сказки о патриотизме и обещания блестящей карьеры затуманили мой рассудок. Я решил, что исполнить приказ, вне зависимости от его моральной составляющей, – мой долг.

Виктор отказался в этом участвовать. Через полтора года, уже в звании капитана я наблюдал, как моего учителя, напарника, человека, который неоднократно спасал мне жизнь, поставили к стенке и расстреляли. Ему не было и пятидесяти. А я стоял, не в силах что-либо сделать и умирал вместе с ним, умирал в муках, вызванных угрызениями совести. И я знал, что был выход. Если бы я отказал, наказание могло быть не столь суровым. Или мы могли остаться у того маленького гения, чьи глаза я вспоминаю всякий раз, когда в руке оказывается рукоятка пистолета.

Он стоял передо мной, спокойный, смелый, умный. А я весь трясся от страха. Я убивал раньше, но только защищая свою жизнь. Я знал, что по-другому нельзя: либо ты, либо тебя. Но я никогда не делал этого столь хладнокровно.

Мы стояли друг напротив друга. Он без страха смотрел мне в глаза. У меня руки тряслись так, что я вполне мог промахнуться с трёх метров. Это приказ, я просто выполняю приказ. Я, как мог, пытался себя успокоить. И парень, этот удивительный парень! Он сказал, что не боится умереть, и что, если мне нужно, я могу выстрелить и не мучить себя. Парадокс, но, если б он молил о пощаде, мне было бы проще спустить курок.

Двадцать лет прошло. А я всё помню, как вчера. Никогда не смогу нормально жить со всем этим.

После продолжительной паузы Михей не спеша глотнул бурбона. Вениамин задумчиво смотрел в одну точку. У прибежавшего на выстрелы Тараса Петровича скривило досадой лицо, он покрутил в руках стакан и спросил:

– Ты видел его, да? Перед тобой только что словно стоял не Вениамин, а тот самый парень? Ты поэтому всю обойму пустил «в молоко»?

Михей безмолвно утвердительно покачал головой. А Петрович продолжил:

– Они используют самые яркие воспоминания, которые глубоким рубцом лежат на наших сердцах. Мы, конечно, незваные гости, но и они не гуманны, если смеют ворошить болезненное прошлое, в попытках манипулировать нами!

– Опять ты за своё, – сердито буркнул капитан. – Просто представь, что лет сто назад, кто-либо прилетел бы на Землю. И начал бы бесцеремонно её «изучать», рубить, бурить, жечь. Едва ли они смогли бы унести ноги восвояси подобру-поздорову. Так что заканчивай со своими требованиями к местным жителям быть гостеприимнее к нам.

– Михей прав, – неожиданно прервал молчание Вениамин. – Мне словно глаза раскрыли. Я будто со стороны увидел, чт? мы творили под моим руководством.

– И друг друга чуть не поубивали, – добавил старик.

– Это в прошлом, на этот раз окончательно. – Вениамин поднялся, налил всем троим виски и, повернувшись лицом к стене, усеянной свежими огнестрельными ранами, продолжил:

– Вы все видели страшные вещи. Шокирующие сознание. Хуже всего для меня то, что все здесь видели давно умерших людей. Ведь там, в этой проклятой чаще, я видел собственную мать, болтающуюся в петле на ветке! С высунутым языком и синими пятнами на теле, покрытую отвратительными язвами. Голос её, шипяще-булькающий, потряс меня, пожалуй, сильнее, чем её вид. Она смотрела на меня, дёргалась в агонии и хрипела: «ЭТО ТЫ ВИНОВАТ!», «ДУШЕГУБ», и всё в таком духе. Я, честно, думал, что прямо там концы отдам от страха. А сейчас, когда это вспоминаю, волосы дыбом встают и дрожь по всему телу.

– Что с Земли говорят? – сказал Петрович.

– Молчат. Не хотят тратить свое драгоценное время на то, чтобы сделать пару звонков. Скоты!

– Так, значит, возвращаемся? – придя в себя, спросил Михей.

– Да, только с сутками, я, пожалуй, погорячился. Вылетаем через неделю на рассвете.

– Вот и ладно! – воскликнул старик, приободрившись от этого решения начальника. – Успеем кое-что доде…

– Тарас Петрович, я вас прошу! Можно без ваших выходок?! – резко прервал его Вениамин. Виски однозначно придавал ему уверенности в себе. – Давайте спокойно подготовим станцию к полёту и вернёмся домой.

– С пустыми руками?

– Да. Мне плевать. Лучше в тюрьме, чем здесь.

– Постой, постой! – прервал его Михей. – Ты ведь госслужащий. Вылет домой без одобрения начальства, да ещё и без отчёта. Вениамин, я боюсь, что тебя поставят к стенке. Сейчас никто церемониться не будет. Ты же помнишь, что они спасают собственные задницы?

Вениамин побелел. Он и правда не учёл, что успех этой экспедиции не просто важен, а жизненно необходим. Самовольное возвращение, порожняком, без толкового отчёта и подготовленной базы для дельнейшего переселения, воспримут как наплевательское отношение к жизни людей Земли. Поставить себя и горстку отчаянных смельчаков выше целой цивилизации? Нет, такое ему не простят.

– Да и нас рядом поставят, – добавил Петрович, который раньше, похоже, также не понимал всей безысходности ситуации.

– Без меня станция не взлетит. Приземлюсь где-нибудь в тайге и дам дёру! Да, меня найдут, но у меня будет время увидеться с матерью, а потом пустить себе пулю в лоб…

– Послушай, у нас есть неделя, если большинство примет решение, не улетать, то, быть может, лучше остаться? – предложил Михей.

– То-то они бросились всё собирать! Не захотят они, как же! Они как услышали приказ, ополоумели все. Тащат в багаж что ни попадя, и что перед стартом для экономии энергии мы выбросим.

– Это уже моя проблема. Я попытаюсь их переубедить, в конце концов, аргумент Петровича, что мы станем рядом к стенке – весьма убедительный. Главное, чтобы ты справился с эмоциями.

– Неделя, а дальше действуем по ситуации, – подытожил Вениамин.

Петрович витал в своих мыслях, и, когда Михей окликнул его в дверях кабинета начальника, он вздрогнул, возвращаясь к реальности. Капитан сразу это заметил, и, едва они вышли на улицу, спросил:

– Ну и что ты задумал?

– Ну ты же знаешь, что я не собираюсь никуда лететь? – ответил Тарас Петрович. – И тот факт, что через неделю тут, скорее всего, никого не будет, развязывает мне руки.

– Ты о чём?

– Да много о чём. О том дереве, о том утёсе, о светящихся ямах. Если раньше меня останавливал риск навлечь на вас беду, то теперь его нет.

– Почему ты обрадовался неделе? Если ты не собираешься улетать, то можешь сколько угодно изучать понравившиеся тебе дыры. Тебя торопить никто уже не будет, кроме смерти, которую ты в последнее время всё активнее ищешь.

– Мне нужна помощь, я слишком стар и не смогу один забраться на утёс. Уверен, мы обнаружим много чего интересного! Я могу на тебя рассчитывать? – старик умоляюще посмотрел на товарища.

– Ты что, действительно не полетишь? – перевёл тему Михей, явно расстроенный.