– Да неужели, – усмехнулась афроамериканка.
– Может это вас всех из пентхауса зарежут и выпотрошат?!
– Нет, милочка. Мы там все неприкасаемые. В хорошем смысле этого слова. К тому же по первой жертве и так все ясно. И этаж ясен. И характер будущих жертв. Баал предпочитает детей, молодых людей и прочих личинок. Взрослые для него жестковаты. А вы в самый раз. Инспектор, у вас ко мне всё? Тогда я вернусь, пожалуй, к напиткам и лобстерам.
– Вроде, да… Хотя, постойте. Жаровня. Она имеет какой-то смысл? Для работорговцев или жрецов?
– Для работорговцев никакого. Для жрецов чисто утилитарное. Мясо коптить. Тело жертвы делилось на части. Самые лакомые куски жрецы забирали себе и поедали во время ритуальной оргии.
Крейн крякнул и с силой поскреб небритый подбородок.
– Так что на твоем месте, девочка, – повернулась к Валенсии афроамериканка, – я бы ходила по коридорам оглядываясь. И не лезла куда не просят. А то твои пухлые ляжечки украсят чей-нибудь обеденный стол. До скорого, инспектор. Я буду наверху.
Она потрепала Валенсию по щеке и удалилась.
– Вот сука, – пробормотала Валенсия, глядя ей в спину. – Слышь, Крейн. Она наверняка что-то знает.
– Умгму… – проворчал Крейн, оглядывая косяк двери и замок на ней. – Кстати, дверь-то на кухню – взломали.
***
Судмедэксперт с грустными выпуклыми глазами и короткой седой бородкой был похож на иудейского патриарха, которому зачем-то остригли бороду. Он сложил в кейс инструменты, посмотрел в последний раз на снятое со стены тело и сказал:
– Алекс, я закончил. Тебе подробно или выжимкой?
– Выжимкой, – ответил Крейн. – Подробно я лучше в отчете почитаю.
– Тогда так. Смерть наступила в районе полуночи, точнее с двенадцати до часу ночи. От глубокой раны на шее. Ей перерезали сонную артерию. Скорее всего во сне. Следов сопротивления нет. Резал не профессионал, очень грубо. Рана рваная. Уже мертвую ее завернули в пленку, принесли сюда и на разделочном столе выпотрошили. Внутренности сожгли в печи. Тело прибивали к стене, встав на жаровню. Потом разожгли под ней огонь. Работали в перчатках, никаких следов не оставили. Что интересно. Прибивали не гвоздями, здесь бы грохот стоял на весь этаж. Прибивали деревянными клиньями в заранее высверленные отверстия. Так что можешь попробовать найти тех, кто сверлил. Но даже клиньями прибить нужна недюжинная сила. Так что среди преступников наверняка есть двухметровый амбал, способный одним ударом насквозь пробить человеку ноги. Деревянным клином. Вроде всё.
– Не густо.
– В лаборатории подробнее осмотрю, может еще чего накопаю.
– Угу… У кого-нибудь появилось что-нибудь новое и полезное? – громко спросил Крейн.
Роющиеся в мусоре, в шкафах и ползающие по полу детективы замотали головами.
– Одно хорошо, – повернулся он к Валенсии. – С двенадцати до часу, это как раз то самое время, когда мы с тобой кантрибобиком кувыркались. А значит, ты, моя дорогая, вне подозрений.
– А я была под подозрением? Я что, похожа на двухметрового амбала?
– Нет, но на человека, способного заставить двухметрового амбала делать всё, что угодно, ты похожа больше всех… Хотя, – он прищурился, – ты ведь могла приказать амбалу выпотрошить жертву самостоятельно. А сама в качестве алиби пошла кувыркаться.
– Глупости. У меня мотива нет. Меня только вчера привезли. За такое время мотив не появится. И, кстати, перечисляя подозреваемых, ты забыл одного.
– Кого?
– Босса!
– Он был в своем пентхаусе с гостями.
– Ничего подобного! Он был в моей комнате и ушел за десять минут до тебя!
У Крейна вытянулось лицо.
– А… так вот ты почему голая была. Босса обслуживала. Я-то думал, вот девка идеальная, не успел зайти, а она уже течет, как сука. А это вон чё было… А ведь я уже успел забыть, что ты шалава.
– Дурак! У нас с ним не было ничего.
– Ага, рассказывай. Чтобы этот озабоченный был рядом с твоей голой жопой и не насадил ее на кукан? Никогда не поверю. Он трахает все, что шевелится, а что не шевелится – расшевелит и трахнет.
– Не мой случай. Не хочешь – не верь. И вообще – тебе-то что за дело? Решил на меня права собственности заявить?
– Я что, сутенер, на шлюху права заявлять?
– Сволочь!
– Шкура гребанная.
Она резко отвернулась, встряхнув волосами и сложив руки на груди. Он сперва рванул в угол, где два детектива копались в мусорном бачке. Но сразу вернулся.
– Знаете, что, девушка? Не уходите никуда. Мне вас допросить надо.
– Наручники с плеткой не забудь, допрашивальшик хренов.
Он с силой схватил ее за предплечье и поволок к выходу.
– Мы в допросную, – бросил он констеблям. – Я скоро вернусь.
– Приятного допроса, – жеманно улыбнулся директор Марш.
***
– Допрос свидетеля Валенсии… Как у тебя фамилия? А, не говори, я знаю твою фамилию. Твоя фамилия Шалава. Итак, допрос Валенсии Шалавы.
– Кретин.
– Как давно вы знаете жертву, госпожа Шалава?
– На целых пять минут меньше, чем некоего гандонистого охранника, который любит оскорблять проходящих мимо девушек, инспектор Тупень.
– То есть вы признаетесь в том, что целенаправленно искали именно ее?
– Да нет же! Я встретила ее совершенно случайно. Она рыдала в одной из пустующих комнат. Я хотела ее успокоить.
– Каким образом? Перерезав горло?
– Нет, выслушав и посоветовав не парится.