Императорский отбор

– Мудаков? – девушка отставила керосиновую лампу и медленно оглянулась, смерив меня настороженным взглядом.

– Мудаков? – попытался сыграть дурачка. – Я сказал – чудаков.

– Вы не только сквернослов, ваше сиятельство, но еще и лгун. Слух вампира острее, чем у собаки. И я отчетливо слышала, что вы сказали.

– Сдаюсь, – поднял ладони, в полной мере осознав бесполезность сопротивления. – Я не только плохо учусь, но еще и связался с плохой компанией.

– И снова лжете, сударь, – вампирша вернулась к осмотру. – Люди из плохих компаний не ведут себя так, как вы.

Вот же приставили надзирательницу… Такой и гипноз не нужен – читает, как открытую карту.

– Знаешь, что – это немного нечестно. Ты знаешь уже два моих секрета, а я твоих – ни одного. Так что выкладывай.

– Боюсь, у меня слишком много секретов, – Карина стояла спиной, но я во всей красе представил, как она ехидно ухмыляется. – Что именно вы хотите узнать?

– Хм… – вечер начинал быть томным. Ударить сразу в лоб и узнать что-нибудь полезное для отбора, или же зайти околицей, чтобы не вызвать подозрений? – А как ты стала вампиром?

– Меня незаконно обратили семь лет назад. В лесу около нашего хутора поселился беглый упырь. Прежде чем тайная служба выследила его, он успел выследить меня. Такое еще случается, несмотря на все законы и ограничения.

– Дай угадаю – вы не стареете после укуса, а на вид тебе около двадцати. Значит на деле – почти тридцать.

– Вас это смущает?

– Скорее, вызывает легкий комплекс неполноценности. Полагаю, ты все эти годы не только тряпки стирала да женихам прислуживала. И с таким багажом легко дашь фору любому зазнавшемуся дворянчику. А я порой общаюсь с тобой, как с ровесницей.

– Ничего страшного, я привыкла.

– Карина.

– Да, ваше сиятельство.

– Ты ведь догадываешься, о чем я хочу спросить?

– Да, ваше сиятельство, – несмотря на полное отрешение в голосе, я почуял легкую нервозность. Плечи напряглись, движения пальцев стали дергаными, быстрыми, а глаза старались смотреть куда угодно, только не на меня.

– Что же… – выждал немного, взвешивая все за и против. – Тогда отложим эту тему до тех пор, когда ты сама захочешь все рассказать. Или же не захочешь. Я не собираюсь на тебя давить.

– Как вам будет угодно, господин.

– Трофим Александрович! – заискивающе произнес помещик и постучал в дверь. – Извольте пригласить вас отужинать!

А вот это хорошая идея. На единственном обеде в новом мире поесть толком не дали и живот начинало скручивать в бараний рог. Заодно присмотрюсь к окружению – может, замечу что-нибудь важное, и либо опровергну настороженность служанки, либо, наоборот, подтвержу.

Мы спустились на первый этаж, где накрыли щедрый, но в то же время простой стол. Свежий хлеб, буженина, соленья, картошка, рыба, каши, а между ними на самом почетном месте – запотевший графин. Прислуживали нам три молодые селянки – румяные, пышнотелые и ухоженные. Сразу видно, не абы кто, а хозяйские любимицы. Держались девушки кротко и покорно, однако ничего сверх меры в их поведении не заметил – на зашуганных и забитых рабынь они и близко не походили.

Старик разлил водку по хрустальным рюмкам и поднял тост:

– Ну, за знакомство. Не каждый день посланцы самого императора заезжают, хоть и живем, считай, по соседству.

Выпили, закусили. Барин потянулся наполнить по второй, но я остановил его жестом ладони.

– Прошу прощения, но завтра мне нужна свежая голова.

– Да полно-те вам, Федор Александрович! Это не водка, а настоящий эликсир! От нее даже у меня ничего не болит. Да и что будет от двух рюмашек? Вы молодой, здоровый – вам и бутылка нипочем.

Я покосился на сидящую рядом Карину. Девушка молча потягивала вишневый кисель и неотрывно смотрела в пустоту перед собой.

– Хорошо. Но только эта – последняя.

– Как вам будет угодно! – хозяин криво осклабился. – Ну, за справедливый суд!

Какое-то время ели молча, а затем Пантелей потер ладони и довольно крякнул:

– Ну что, ваше сиятельство, теперь в баньку?

– Я… попарился аккурат перед отъездом, но за предложение спасибо.

– Так чего же вы скромничаете? Дорога-де неблизкая – десять верст почти. Помоетесь, пивка выпьем, девочек моих оцените…

– У меня уже есть девочка, – встал и подал служанке руку. – Благодарю за ужин.

Еле отвязались от назойливого деда и вернулись в комнату. Пока спутница запирала все замки и засовы, я разделся до кальсон и лег в кровать.

– Вот пристал, как банный лист. Споить решил, ублажить, а потом, наверное, и взятку бы предложил.

– Боится попасть в опалу, – ответила вампирша, наконец-то сев в кресло. – Думает, что мы явились сугубо по его душу.

– Значит, рыло в пушку, – сцепил пальцы на затылке и уставился в потолок. – Интересно, что он прячет…

– Мой господин, – серьезно произнесла Карина. – Смею напомнить, что ваша основная задача – испытание. Вы не ревизор и не агент тайной канцелярии. Поэтому прошу сосредоточиться на работе и не нарываться на неприятности.

– Ладно, – протяжно зевнул и закрыл глаза. – Утром узнаем, что к чему.

За завтраком Пантелей с пущим усердием угощал меня водкой, но я выпил только чаю с ватрушками и сел в карету. Вместе с нами поехал и хозяин со свитой и охраной, чтобы собственноручно засвидетельствовать решения и привести в исполнение приговоры.

Деревню я услышал гораздо раньше, чем увидел – стоило кортежу показаться на горизонте, как в унисон завыли собаки. Чахлые крестьянские клячи припустили так, что чуть не выбросили из седел парубков-пастухов. Коровы же, протяжно мыча и мотая головами, сорвались с привязи и поспешили к журчащей неподалеку речушке – хоть и скотина безмозглая, а знала, что за текучую воду упырю ходу нет.

Не успели мы подкатить к околице, как раздались детский визг, окрики матерей и стук ставень. Бабы хватали мелюзгу под мышки точно мешки с просом – свою, чужую, без разбору – и спешили спрятать в хатах. Мужики же выстроились вдоль осиновых плетней – кто с косой, кто с вилами, кто с топором за поясом. Якобы отвлеклись от насущных дел и вышли посмотреть, кто ж это едет ни свет ни заря. И все как один выпростали из-под косовороток кресты с более чем очевидным намеком. И по хмурым глазам и встопорщенным бородам я понимал – случись что, будут биться до последнего, не посмотрят, что против них всемогущие вампиры.

– Теперь я тебя понимаю, – с кривой ухмылкой склонился к служанке, но та промолчала, побледнев пуще обычного.

Кареты остановились у избы сельского старосты – древнего полуслепого старика с бородой до пояса. Парамонов быстро переговорил с ним, и нам предоставили стол в красном углу – аккурат под иконой в обрамлении хлопкового рушника. Я сел посередине, горничная – справа, хозяйский писарь – слева, и такое расположение вызвала стойкое ассоциацию с советской расстрельной тройкой.

– Вот, ваше сиятельство, – Пантелей с услужливой улыбкой протянул кожаную папку с тонкой стопкой бумаг. – Полночи подбирал для вас подходящие челобитные. Ровно пять – как и просили. Без вашего мудрого вмешательства не разобраться. Может, водочки изволите? Или кваску?

– Кваску – можно. И подайте, пожалуйста, вон ту киянку.

На праздничную белую скатерть немедля лег деревянный молоток с резной рукояткой и бочкообразным бойком – ни дать ни взять судейский инструмент. Подбросил его на ладони, удовлетворенно кивнул и взял первый лист, сплошь исписанный на первый взгляд знакомыми буквами, которые складывались в совершенно нечитабельные слова. И дело не в кривом почерке – почерк как раз что надо, крестьяне-то писать не умели, и все оформлял секретарь под диктовку, а уж он-то и грамотой, и каллиграфией владел на должном уровне.