Рыба моей мечты

Рыба моей мечты
Сергей Черепанов

Это удивительная, доброжелательная и увлекательная повесть, в которой больше мудрости и знания народа, чем во многих государственных деятелях. Она написана сразу на двух языках – русском и украинском, причём ни один из них – не канонический, но оба вместе понятны даже малограмотным. Душа человека не может быть скована местом его жительства, но незримые нити прочно привязывают её к родным берегам, кто бы в стране ни властвовал.Особый интерес эта книга представляет для любителей рыбалки.

Рыба моей мечты

Сергей Черепанов

Иллюстратор Оксана Здор

© Сергей Черепанов, 2018

© Оксана Здор, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4493-2202-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Украiнська мова дана курсивом, русский язык – обычным шрифтом.

– Хилька не бачив? – спрашивали.

– Вже побiг. – отвечали.

– Давно пiшов? – спрашивали.

– З рання. – отвечали.

– Пiд моста? – спрашивали.

– На широку. — отвечали.

И было той информации довольно, чтобы задуматься: – А-га! І швиденько зiбратись i побiгти до човна, тому що «Хилько даром не пiде, мабуть карась пiшов», або ж «окуньчики беруть… на червьяка? чи, може, плiтка на мастирку?» Або ж на «картопельку короп узяв», – на такой полусырой обязательно недоваренный картофельный шарик – Данилыч вырезает ножичком, – и насаживает на самый кончик крючка, – ну, в точности примерно как начебто лунный глобус.

***

А Наричка вьется, прячется за каждым поворотом, и в очерете, и в плавнях, то разделяясь на протоки, а то разливаясь широко, где подмывая кручи, а за Лохвином блестя на перекатах, и снова – в тень, в тихие заводи, где вода почти замирает и стоит над омутами и ямами, а на вырве, что под островом Кохання, заворачивает против себя, навстречу, и вдруг распадается на ставки и ставочки, и бьет ключами в оврагах, и заполняет карьеры —сочится земля соками и питает ими Рыбу – внутреннюю нашу вселенную, полузакрытый мир, блаженный эон, ежедневную мечту.

А Нарiчка в’еться… наче хтось написав, або пише листа, пише, а не друкуе, i лiтери тримаються одне одного, i переливаються одна в другу, наче курсивом… «Риба. По рибу. На рибi.»

Нi, то не я, то не «аз буки веду» – але ж не сама i вона, хтось, мабуть, зверху, згори, але ж i не занадто далеко – з Киева, чи то з космосу ii не побачиш, анi з Великих Цебекабо лайнера – нi, це зависоко, хiба що з кукурудзяного лiтака чи повiтряноi кулi, гвинтокрила чи дрона…

Хто, скажiть, хто про неi, маленькоi, i чув би, якби не Риба?

***

Риба. По Рибу. На Рибi…

Земля. Хата. Корова. Риба.

Хата та Корова – то жiноче, бiльш жiноче, нiж чоловiче.

А Землi – нема. Є город та колгосп. З городу – живуть, а в колгоспi беруть. Взяв сiна, взяв добрива. Тобто вкрав, нi не вкрав, а взяв, але щоб нiхто не бачив, бо скажуть – вкрав. Колгосп – це не земля, це – каеспе – щось гiдке, не мое, чуже, чужiнське.

А город – як картопля: проорати – посадити – пiдгорнути – потравити – зiбрати, i знов – проорати – посадити – пiдгорнути – потравити – зiбрати, i наступного року – проорати – посадитi – пiдгорнути – потравити – зiбрати – i так все життя.

Город – це повсякденне, як хлiб, як родина. Город – бiля хати. Бiльш жiноче, нiж чоловiче. Город —для гречкосея: нудне, тяжке, огидне, крiпацьке.

Город – не для козака. І козак – не для городу!

Риба! О! О-о! Ото козацьке! Вона йiжа. І спорт. І хвантазiя.

Риба – на волi, за межами – i хати, i городу, i колгоспу.

Тому i бiгуть на рибу зрання – подаль вiд жiнкi, вiд роботи, вiд усього… Зрання, коли ще сонце не зiйшло, i туман як тайна, i тайна як бог.

***

Как до нас добраться? А дуже просто.

– Сначала 80 километров автобусом от Киева до Великих Цебек, потом еще 40 км автобусом до Шануйлiвки, а з Шануйлiвки – ще шiсть километрiв – Рачки… – говорю я и уже улыбаюсь, и вы, если хотя бы немного знаете мову – тоже улыбнетесь, а то и хмыкните – мол, не простой анекдот, с подтекстом, потому как Рачки – с ударением на первый слог – означают способ передвижения «раком», именно так, как стояли и стоят на огородах селяне, стояли и стоят уже сотни и тысячи лет, то есть, если вы и вправду желаете «добраться» – ставайте поруч, то есть рядом, и – уперед. А иначе, о-о-о! Наврядли у вас это выйдет. Без выучки, без опыта земле-делия человека на земле вам не понять, как не понял его я, и потому готов был уже смотать удочки, и вернуться от этой темы в город, с ударением на первый слог, в отличие от города – огорода то есть, так у нас говорят. Вроде всего-то одно ударение – а дистанция, как недавно услышал,«цивилизацийного масштаба»…

Однако же, удочки не смотал, а наладил.

Тридцать лет мы уже тут, за 126 км от Киева и 216 км – от Чернобыля. Тогда, в 1986, тестю того показалось достаточно, чтобы хоть как-то обезопасить внука. Так появилась наша хата, кирпичный недостроенный дом, поначалу без перегородок, полов, веранды, зато с 20 сотками сада и огорода, появились новые заботы, новые соседи, новая река – Нарiчка, а не Днепр, и нова земля навкруги – наче iнша планета, яку анi Батькiвщиною, анi Вiтчизною я назвати не можу – все мои родители – в Киеве– якби було таке слово «Сусiдчина» – а так лучче сказать по-руськи – Дача, або якщо бажаете – Хата на селi…

Нет, честное слово, я бы не решился, и срок тут ни причем, что это за срок?! Пишу, потому что люди уходят. Уходят вслед за рыбой…

***

Идет дождь селом… Не, не так. Это в городе – дождь: деревьев мало – не шумит, а стучит – по стеклу, по карнизу… Там – доЖДь…

А на селi – «дощ-щ-щ-щ»… iде, iде дощ, шумить на дворi, тече по вулицi, ляпа по пiдвiконню, поринае в кущi, рахуе листя…

Одно дело – асфальт, а зовсiм iнше – поле чи шлях, де крапля, розрiзана травичкою, до землi так i не долiта – перетворюеться на шепiт, або ж – якщо дорога стара, накатана – пада вона на пил, без звуку, i там зникае…

– Я тодi ще пив, – каже Валера, – лежу на дорозi, а тут гроза – краплi великi-величезнi – баххх! Бахх! – лежачи добре розгледiти мона – крапля – бах! – бiля глазу – наче в сiре iржане борошно – бах! – i над кожною пилова хмарка пiдiймаеться, я аж задивись-замрiявсь, а тут як загрими-и-ить! Як вдарить! – нi, нема чого лежати, треба до хати…

Іде дощ… Селом и на речке, до которой еще надо дойти, не промокнув, и потому там, где можно, идем дорогой, а ноги сами ускоряют ход, сами, кто их подгоняет? Може дощ?

– А Хилько вже побiг… Куди? —

Нет, дощ не подгоняет, шелестит, накрапывает, успокаивает. И остается нырнуть с дороги в кусты, то есть в кущi, с дороги направо, и пойти тропкою под зеленою крышей, густыми прибрежными зарослями, пойти, пригибаясь и оберегая удочки, под акациями и ольхами, и выйти – но не сразу к реке – а в узкий, глухой, как восточная улочка, коридор в очерете – а тут уже и лодки, цепи, замки и ключи на веревках и тряпках, весло, припрятанное в кущах, все как надо…

Говорят, в дождь хорошо клюет.

– А не слухайте нiкого. В дощ добре спати, просинаючи життя, але, звичайно, якщо ви вже там – на рибi, – вертатися нема чого – сидiть, пильнуйте, все може бути.

И я тяну с собой батину плащ-накидку, офицерскую, с капюшоном, а при наличии «резиняк» – так Василь називае гумовi чоботи – i стiльця: – Сиди, пильнуй, риба заснути не дасть…