Последний отзыв
Так получилось, что книга ко мне попала в тяжелый эмоциональный кризис и многое мне дала. Написано актуально, тут многих полезных вещей, никакого злоу...
Далее
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Братство боли
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Бил неприкаянный колокол.
Стайка пришельцев шла полосой побережья.
Лица людей не ощущали свежей шипучей влаги,
им не щекотал обоняние запахи йода,
плакучих водорослей и пеньки.
Над морем колыхалось горячее марево,
и впереди – на сколько хватало взгляда —
простиралась бескрайняя пустыня,
которая недавно совсем
была заселена мельчайшим роем планктона,
косяками скумбрии, морским мхом,
аметистовыми сколами медуз
и колченогими крабами… помните,
как порой их выбрасывало на берег,
и они, застигнутые врасплох,
путались в пене прибоя, как в паутине…
Почему это нежданно привиделось мне,
ведь за окном в мягких сумерках лета
я вполне различаю приметы предместья —
кущи садов, мазки фонарей на мостовой,
чешую черепичных кровель,
и вдруг в тишине – так явственно и весомо —
глухие удары поминального колокола.
«Не сохранилось и следа…»
Не сохранилось и следа
Былой распахнутой свободы,
Качавшей исстари суда,
Кормившей издавна народы.
Вы верно помните, как встарь,
Волна – от края небосклона —
Стремглав неслась и, как сизарь,
Взмывала с грани волнолома.
Осколки воли – солоны.
Вы скажете: горьки, как цедра.
Во глубине седой волны
Несметные таились недра.
Ветрам неведома узда,
Тяжёлым килем гладь изрыта.
О, вспененная борозда
От Крита до брегов Тавриды.
Я помню пасмурную рань,
Стихия дыбилась, стенала,
Как будто в певчую гортань
Плеснули кипяток металла.
Смерч пламени и клочья туч.
И корчи, и мольбы о смерти…
Как необъятен и гнетущ
Простор испепелённой тверди.
Сечёт по скулам суховей,
Разносит прах во все пределы.
Одна строка до наших дней
Каким-то чудом уцелела…
«Глаза возлюбленных морей».
«Весь город – в сирени. Не к месту, не к спеху…»
Весь город – в сирени. Не к месту, не к спеху.
Зачем поклоняться жестокому веку.
Бродить до рассвета неведомо где,
По мёртвой траве и цветущей воде.
В какие просторы, провалы, пролёты
Уходят мои баснословные годы.
– Постойте, – я жарко шептал в тишине, —
Хоть малую метку оставьте на мне.
Скрипит под ногами песчаная осыпь.
Я времени лёт обнаружил на ощупь.
У краешка губ, как зарубки тех дней,
Морщины легли от печали твоей.
Так бей же в упор, беспощадное время!
Безжалостно гнёт молодые деревья
Лавина дождя. И не может сломать.
В смиренье сокрыта особая стать.
Как сыростью тянет в глухом палисаде.
…И запах сирени. Не к месту, некстати.
Я в ветряный полдень шагну на крыльцо,
Навстречу грозе запрокину лицо.
Небесная влага грохочет в оврагах,
Струится по стёклам в рассохших оправах.
И грома раскаты слышны вдалеке.
…И грозди сирени на мокром песке.
«Обживаю чужую обитель…»
Обживаю чужую обитель.
Занят вечер невнятным трудом.
В суете, тесноте и обиде
Стайка пришельцев шла полосой побережья.
Лица людей не ощущали свежей шипучей влаги,
им не щекотал обоняние запахи йода,
плакучих водорослей и пеньки.
Над морем колыхалось горячее марево,
и впереди – на сколько хватало взгляда —
простиралась бескрайняя пустыня,
которая недавно совсем
была заселена мельчайшим роем планктона,
косяками скумбрии, морским мхом,
аметистовыми сколами медуз
и колченогими крабами… помните,
как порой их выбрасывало на берег,
и они, застигнутые врасплох,
путались в пене прибоя, как в паутине…
Почему это нежданно привиделось мне,
ведь за окном в мягких сумерках лета
я вполне различаю приметы предместья —
кущи садов, мазки фонарей на мостовой,
чешую черепичных кровель,
и вдруг в тишине – так явственно и весомо —
глухие удары поминального колокола.
«Не сохранилось и следа…»
Не сохранилось и следа
Былой распахнутой свободы,
Качавшей исстари суда,
Кормившей издавна народы.
Вы верно помните, как встарь,
Волна – от края небосклона —
Стремглав неслась и, как сизарь,
Взмывала с грани волнолома.
Осколки воли – солоны.
Вы скажете: горьки, как цедра.
Во глубине седой волны
Несметные таились недра.
Ветрам неведома узда,
Тяжёлым килем гладь изрыта.
О, вспененная борозда
От Крита до брегов Тавриды.
Я помню пасмурную рань,
Стихия дыбилась, стенала,
Как будто в певчую гортань
Плеснули кипяток металла.
Смерч пламени и клочья туч.
И корчи, и мольбы о смерти…
Как необъятен и гнетущ
Простор испепелённой тверди.
Сечёт по скулам суховей,
Разносит прах во все пределы.
Одна строка до наших дней
Каким-то чудом уцелела…
«Глаза возлюбленных морей».
«Весь город – в сирени. Не к месту, не к спеху…»
Весь город – в сирени. Не к месту, не к спеху.
Зачем поклоняться жестокому веку.
Бродить до рассвета неведомо где,
По мёртвой траве и цветущей воде.
В какие просторы, провалы, пролёты
Уходят мои баснословные годы.
– Постойте, – я жарко шептал в тишине, —
Хоть малую метку оставьте на мне.
Скрипит под ногами песчаная осыпь.
Я времени лёт обнаружил на ощупь.
У краешка губ, как зарубки тех дней,
Морщины легли от печали твоей.
Так бей же в упор, беспощадное время!
Безжалостно гнёт молодые деревья
Лавина дождя. И не может сломать.
В смиренье сокрыта особая стать.
Как сыростью тянет в глухом палисаде.
…И запах сирени. Не к месту, некстати.
Я в ветряный полдень шагну на крыльцо,
Навстречу грозе запрокину лицо.
Небесная влага грохочет в оврагах,
Струится по стёклам в рассохших оправах.
И грома раскаты слышны вдалеке.
…И грозди сирени на мокром песке.
«Обживаю чужую обитель…»
Обживаю чужую обитель.
Занят вечер невнятным трудом.
В суете, тесноте и обиде
Последний отзыв
Так получилось, что книга ко мне попала в тяжелый эмоциональный кризис и многое мне дала. Написано актуально, тут многих полезных вещей, никакого злоу...
Далее