Рыжий энергично заморгал в знак готовности к услугам.
– Редфилд! – подал Мик очередную версию.
– Как бинокль?
– Сам ты как бинокль. Как Крис!
Крисов не знаю, за исключением оригинального пистолета-пулемета «Крисс», который тоже все больше по статейкам в профильной литературе, а бинокли неплохие, и «ред» удачно вписался в позывной. Если самому не понравится, может зайти к коменданту и заполнить заявку на смену фамилии. А пока пускай будет.
– Ты, Редфилд, видимо без комплексов, да и вряд ли сболтнешь что-нибудь неуместное, так что ты тогда за мной ходи.
Тем более что до него еще поди доведи, как это – не ходи следом. Надо будет в поселке найти какого-нибудь собаковода-любителя и выспросить, как питомцев обучают командам. Хотя бы самым простым – «сидеть», «ко мне», и особенно «прекрати меня колошматить». Как водится, первым же делом. У нас все первым делом. Дела, которые можно отложить на вторую очередь, с тем же успехом можно оставить людям менее занятым и не пролюбившим десять чертовых месяцев за счет перепутанной станции отправления.
– Мешки в кузов, – я подал пример, перебросив свой опустевший рюкзак к остальному барахлу. – Гранатомет туда же, и брезентом прикройте. Им мы светить не будем, пулемет у меня уже изъяли местные власти. Мик, там кепка есть, для тебя прихвачена, и несколько ножей, если надо.
– Не особо, – фон небрежно отпихнул коробку. – Не наш метод.
Режим справки ON.
Когда мы с ним впервые познакомились, было нам лет по шестнадцать, и в нем тогда было не более половины от нынешней массы – глист глистом. Не помню уже с какой стати, но началась наша дружба с капитальной драки. Окончилась драка вничью, вернее, полиция нас растащила допрежь того, как определился победитель. Проникнуться друг к другу уважением мы успели и после этого знакомство продолжили уже в более созидательном русле, а вот итогами драки оба остались недовольны. Лично я, бывший в ту пору крупнее и уже малость поднахватавшийся под отцовским руководством армейских бойцовых ухваток, понял наконец, почему у военных к такой крутой дисциплине, как рукопашная, развивается профессиональное презрение. Болезненно, даже когда побеждаешь, неуклюже, результат ниже плинтуса. Если уж нельзя обойтись словами, то какой смысл переходить на кулаки, ведь это все равно ничего не решит? Уж либо не ссорься, либо решай вопрос радикально, чтобы быстро, четко и убедительнее некуда. Так что в дальнейшей своей программе обучения я произвел необходимые корректировки и раскидал время, прежде занимаемое рукопашным боем, между стрельбой и ножами. Складной нож в отличие от огнестрела можно иметь при себе почти всегда, и преимущество он дает более чем достаточное. Мик же выводы сделал совершенно обратные – посчитал, что если ты не в состоянии отпинать каждого встречного, то это очевидный повод больше тренироваться, чтобы число таких неудачных попыток поуменьшилось. И пошел во все тяжкие – осваивать дисциплины, набирать массу и до бесконечности практиковаться. С тех пор, как отношения наши переросли в заклятую дружбу, каждый из нас периодически пытается вернуть другого на близкий себе путь, но ни один заметно не преуспел. Мик до сих пор считает, что в бою оружие – удел того, кому позарез надо компенсировать отсутствие высокого мастерства. Я не спорю. Конечно, он с большой вероятностью меня отметелит – если застанет врасплох на пятачке, откуда некуда деться, без винтовки, пистолета и ножа, а такое возможно разве что в самолетном сортире над Атлантикой. Можно считать, двадцать лет потрачены на фанатичные тренировки не зря. А на практике мы считаем сложившимся стойкий паритет, и это позволяет нам оставаться друзьями.
Режим справки OFF.
Редфилд тоже уделил ножам мало внимания. Может, и он из этих, из апологетов чистого искусства? Или вовсе пацифист? Правда, он одной своей грузоподъемностью оправдывает занимаемое в отряде место, но у нас теперь есть машина. Кузов пикап больше, чем охапка Редфилда. А кого из них дороже прокормить, надо будет посчитать, когда узнаем нынешние цены на товары и услуги.
– Ты сюда залезай, – указал я ему на штурманское место. – А вы двое назад. Мик, еще раз обращаю твое внимание: ты отвечаешь за эльфа. Так что давай без эксцентрики.
– Да понял я. Драться не лезем, людей не сердим. Скучно с тобой, словно опять на задание выбрались. Как там Тедди?
– Уже никак.
– Упс, – Мик словно запнулся. – Блин. Хреново.
И на том спасибо, что в позу не встал и не начал читать душеспасительные лекции о лучших мирах и горести утрат. Он вообще-то может и периодически злоупотребляет, от случая к случаю. Но, к счастью, чувствует, когда случай не тот.
Эльфу, вопреки ожиданиям, в машине явно понравилось, и даже слегонца затхлый запашок не смутил. Начал акклиматизироваться? Скоро покурить запросит и по инерции отожмет бумажник? Редфилд со своей стороны сохранил непроницаемое жизнерадостно-дебильное выражение лица и тоже ни на что не пожаловался, хотя пикап под его задом слегка качнуло.
Мика же я придержал на перроне.
– Тебе вообще интересно, что в мире делается?
– Предвижу вопрос с подвохом. Делается ли в нем что-нибудь хорошее?
– Делается много занимательного. Соединенные Штаты развалились, на континент вторглись Китай и Россия, причем, как я понял, по отдельности.
– Ожидаемо.
– Откуда это ожидаемо? Ты что, футурологом заделался?
– Да как сказать. Если грамотно дунуть, открывается третий глаз. Вот такого, чтобы лодки кушало, я не предвидел, а всякого внутриусобного сколько угодно. Что Китай на Штаты, что Штаты на Китай, что все вместе на Россию. На это, кстати, шансы были будь здоров – она большая, аппетитная и провокационно вялая, так что каждый век кто-нибудь, кого ничему не научил опыт предков, пытается ее пожмякать. Да это и без карт понятно было, в конце концов, что кто-нибудь на кого-нибудь сорвется. Империи воевать должны, без этого какие же они империи. Так чего, кто побеждает?
Этим вопросом я как-то не задавался. У некоторых все такое простое, черно-белое, кто-то должен побеждать. Вообще-то нет, вовсе не факт. Это для тех, через чью голову стороны перестреливаются, крайне важно поскорее решить вопрос – но на их мнение обычно всем положить. Люди, чьи интересы достойны учета, в таком положении не оказываются. Любой экономист на пальцах объяснит, что миллиардные убытки, которые страны несут каждый день войны, для кого-то оборачиваются миллиардными же прибылями, а от таких аргументов не отмахиваются.
– Там видно будет. Похоже, ты на своих приходах более осведомлен, чем я с реальными источниками. Что самое страшное тебе наглючилось?
– Актерам-геям разрешили номинироваться на Оскара в категории «лучшая актриса», и Мэтт Бомер получил сразу два.
– Ужас какой.
– Это еще половина ужаса. Полный ужас в том, что из-за этого в актерскую гильдию перестали принимать натуралов, ибо они потенциально вдвое менее оскароносны.
– То есть практически ничего не изменилось. Ужас в другом – чего такого должен был наиграть Мэтт Бомер, чтобы отхватить хоть один Оскар?
– Вот это от меня ускользнуло. Гамлета, или Горлума, или капитана Керка в очередном перезапуске, или… черт, а вот сейчас я и сам перепугаюсь. Может, поедем уже?
Может, и поедем. Сколько тут ни топчись, а много не вытопчешь.
Сел за руль, провернул ключ. Пикап вздрогнул, оживая. Надо же, не иначе как перед новыми пассажирами выделывается. Эльф за моим плечом обреченно вздохнул и, кажется, сполз с сиденья куда-то вниз. А что, тоже метод. Он мелкий, между сиденьями как сложится, никто его и не заметит.
Поехали обратно, к цивилизации.
5
Терпение есть прародитель прочих добродетелей. Они же, добродетели, не бегают за вами по всему миру, норовя вцепиться в задницу. Они порождаются созиданием, и не вдруг; в ожидании, пока они сформируются, разовьются и тебя догонят, терпением приходится запасаться от души.
Для того, чтобы часами мотаться в подпрыгивающем пикапе между точками А и Б, которые объединяет исключительно отсутствием в обеих чего-либо хорошего, терпение нужно поистине железное. А среди достоинств Мика его никогда не водилось. То есть, если подходить к вопросу стратегически, то он самый терпеливый из известных мне людей. Кто еще может похвастаться тем, что каждый божий день без устали отжимается, приседает, скачет через скакалку, а потом еще домогается случайных встречных с целью развести их на спарринг? Тут у него проблем нет. Но вот в том, что касается терпения сиеминутного, в стиле «сядь и не рыпайся», у него потенциал гиперактивного тамагочи. Обычно это превозмогается путем вручения ему книжки, или планшета с фильмом, или сборника кроссвордов. На худой конец, сажаете его в самолете рядом с какой-нибудь болтливой бабулей, и проблема решена. Не бабулина, но она сама напросилась. Иначе просто изведет вопросами и, главное, ответами.
На сей раз роль болтливой бабули досталась эльфу, и справлялся он с ней на «отвали», поскольку страх столкновения с чуждым социумом его буквально парализовал.
– Вот у вас-то там, – теребил его Мик, заговорщицки подмигивая, от чего даже зеркало заднего вида содрогалось в конвульсиях. – Вы, эльфы, на таких железных конях не катаетесь, да? У вас, волшебного народца, наверняка телепортация?
– Обзывание народцем чрезвычайно оскорбительно, – гнусил эльф в ответ из-за спинки моего кресла. – Уж по крайней мере титул нации мы заслужили. И против «волшебного» я тоже протестую. Мы, эльфы, столь же полноценный биологический вид, сколь и любой другой, а то, что у нас в обиходе некоторые элементы магии, так это не обошло еще ни одного народа на той или иной ступени развития. Разве у вас никогда не было шаманов, друидов, колдунов, ведьм?
– Бывали, а какже. Правда, в конечном счете повымерли – делайте выводы. Но ты с базара-то не съезжай! Умеешь телепортироваться?
– Нет.
– Вот просто нет, и все? Типа, это потому, что плетения нет? А будь плетение на месте, тут бы ты и фьюх?
– Нет, это потому, что телепортация в принципе невозможна, как и громадный процент ахинеи, которая в вашей культуре почему-то почитается чуть ли не основной областью применения магии.
– Это какой, например, ахинеи?
– Возведение дворцов, разрушение городов, бесследное уничтожение или, наоборот, создание из ничего объектов, обращение естественных природных процессов, абсолютная неуязвимость, отказ от удовлетворения необходимых жизненных потребностей, приворотные зелья…
– У вас что, алкоголя нет? – не удержался я. Бедолаги! Тяжко им, наверное, ежедневно друг с другом, зануда с занудой, да еще на трезвую голову.
– Видимо, нет – в том виде, в котором вы его понимаете.