Настоящее лето Димки Бобрикова

Настоящее лето Димки Бобрикова. Повесть
Сергей Чуев

«Настоящее лето Димки Бобрикова» – нежная история подростковой любви и преданной дружбы. Автор рассказывает о деревенском южном лете, каникулах и светлых минутах детства. Читатели постарше смогут найти на страницах знакомые сюжеты из своей юности, напитаться трогательной ностальгией и от души посмеяться. А юный любитель книг увидит, как подростковая пора двадцатипятилетней давности отличается от нынешней и насколько интересной, насыщенной и забавной может быть жизнь без Интернета и смартфона.

Настоящее лето Димки Бобрикова

Повесть

Сергей Чуев

Когда пишешь роман о взрослых, точно знаешь, где остановиться – на свадьбе; но, когда пишешь о детях, приходится ставить последнюю точку там, где тебе удобнее.

    Марк Твен.
    Приключения Тома Сойера

Дизайнер обложки Ольга Мехоношина

Корректор Ольга Полякова

© Сергей Чуев, 2017

© Ольга Мехоношина, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4483-7847-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие, или Как меня угораздило стать автором

Три года назад мы в семейном составе по весенней дороге мчали в гости – на день рождения к моей сестре Лене, благодаря малопредсказуемому советскому распределению обосновавшейся после учебы в Брянске. На нашей малой родине – на Дону – уже вовсю шли изнурительные, хоть и напитанные надеждой на будущий урожай полевые работы, а Центральная Россия, куда нас занесла судьба, все еще нехотя пробуждалась от зимнего бодуна. Таял неубедительно молодящийся апрельский снег, напоминавший Аллу Борисовну в тинейджерских одёжках, надетых в очередной попытке обмануть время.

Родители организовали у нас с сестрой четкую разницу в возрасте – десять лет. Наверное, чтоб легче было считать. Ну, а для большего упрощения запоминания родились мы оба тринадцатого числа. Только она в апреле, а я в июне. Наша мама, видимо, не страдала боязнью цифры тринадцать. Кстати, вычитал только что: это называется трискайдекафобия. Хотя кто ж ее тогда, в роддоме, спрашивал, какие числа она предпочитает?!

У Лены был небольшой юбилей, и я думал о том, что через пару месяцев мне тоже предстоит как-то отмечать свою круглую дату. Мы ехали и разговаривали об этом. Собирать банальное застолье не хотелось, тем более непонятно, в каком городе было бы правильнее его организовывать – в родном Ростове-на-Дону или в Москве, куда мы только перебрались. Подготовка праздничного сабантуя по поводу личной даты – тема, на мой взгляд, нескромная. Ну кому какое дело до того, сколько там тебе стукнуло лет? Плюс ко всему организация всех этих празднеств – хлопотное и не самое интересное занятие. Я был вовлечен в суету подготовки юбилейного, десятого, форума «Селигер», как выяснилось позже, последнего. Куча других вопросов, служебных и не очень, свалилась мне на голову. И времени на все, как обычно, не хватало. Да и желания тоже. В такого рода праздничных посиделках ключевое студенческое стремление – набить брюхо – было уже давно не самым актуальным: цифры на весах каждое утро отчаянно взывали к умеренности. Хотелось другого: душевно поболтать, что-то вспомнить, посмеяться, хорошо провести время в кругу друзей. Но всех в одном месте собрать сложно, думалось мне.

И тут в голову пришла идея. Вернее, думал я над ней уже давно. Но тогда, в 2014 году, как мне показалось, появились причины ее реализовать. Я придумал, как собрать на свой день рождения любое количество людей, вне зависимости от того, где они живут, когда и чем занимаются: написать книжку и подарить ее всем, кто этого захочет. В ней должны были появиться те самые веселые истории, которые мы рассказываем друг другу за рюмкой чая, в кругу близких, в приятные минуты доверительного общения. В тексте многие смогли бы найти себя, посмеяться, где-то поностальгировать, что-то вспомнить.

В Брянске я перешерстил все свои странички в социальных сетях, где периодически выставлял на всеобщий обзор казавшиеся мне забавными зарисовки из жизни. Их набралось больше сотни. Какие-то из них уже забылись к тому времени, другие устарели. Тексты требовали правки, и их я внес в сжатые сроки – в течение месяца. Что-то я отбросил, какие-то заметки объединил. Часть историй была написана при подготовке книжки. Скажу честно: значительную часть работы я сделал по дороге на работу или домой, в метро. Там телефонная связь не ловила, Интернет еще не подключили, соответственно, отвлекаться было не на что.

Моя супруга Яна помогла решить практически все технические вопросы, начиная от верстки и печати и заканчивая доставкой тиража и переговорами с торговыми структурами. Друзья в соцсетях нашли отличного художника – Ольгу Мехоношину, с которой работаю теперь постоянно, а Оля Полякова, как всегда, помогла мне с соблюдением правил русского языка в тексте. И к середине июня аккуратные упаковки «Чумового Дона. Том 1» были уже у меня. А потом началось самое интересное…

Две мои совершенно чумовые коллеги – Таня Надточиева и Карина Кочеткова – совершенно «за интерес» помогли в организации презентации, воспоминания о которой мне до сих пор греют душу. Я увидел такое количество своих друзей и хороших знакомых, что их собрать не смог бы даже самый масштабный день рождения.

А еще – и это, кстати, была наиболее сложная задача – удалось пристроить книжку в магазины Ростова-на-Дону. Как это происходило – тема отдельного рассказа. Брать книжки на реализацию никто не хотел, естественно. Небылицы о моей авторской сверхкрутизне на бывалых книжных теток-товароведов оказывали слабое воздействие. Одна из них, состроив на лице мину грандиозного одолжения, дала себя уговорить на целых пять экземпляров, которые после моего анонса в Интернете закончились через сорок минут с момента появления на полке. Тетка, почувствовав коммерческий интерес, а она, как выяснилось потом, была одной из владелиц магазина, принялась обрывать телефоны моим девчонкам-помощницам со словами «Так у нас продавался только Познер! Привозите еще!».

Таким образом вопрос распространения частично был решен, и книжка стала доступной. Для меня это было важно, понятное дело, не по финансовым соображениям. Заработать на книжках денег начинающему автору сложно. Меня волновало следующее: встретиться со всеми желающими ее прочитать для меня было нереально, поскольку в Ростове я бывал не так часто, как хотелось бы. А магазин, как ни крути, – универсальный способ распространения.

Сдается мне, что востребованности моего скромного труда помогла и неврастеническая волна, поднятая некоторыми особо бдительными бывшими коллегами из региональных административных структур, которые всегда на информационном стрёме. Есть такая категория профессиональных вынюхивателей несуществующих, как правило, провокаций, которые любят сами что-то выдумывать для заострения скучного бытия и обозначения важности своей псевдодеятельности. По предварительным сведениям этих зорких и настороженных товарищей, «Чумовой Дон» был написан для того, чтобы «оболгать команду губернатора», «сделать плевок» в лица тех, кто совсем недавно в едином трудовом порыве вместе со мной трудился на благо области. Кроме того, мне приписывалось желание сделать с коллегами то, что воспроизводить даже на страницах данной книжки, посвященной дружбе и любви, не хотелось бы. Такая точка зрения вызвала у меня глубочайшее удивление. С улыбкой на лице представляю постигшее их разочарование, когда текст невинного «Чумового Дона» был прочитан, а ни одной скользкой темы найдено не было. Дырочку-то для ордена на лацкане пиджака пришлось зашить… Впрочем, подозреваю, что стоящие начеку граждане найдут тему для небылиц и в этот раз.

Потом был «Селигер», где каждый желающий мог полистать книжку в библиотеке форума, а через какое-то время она появилась на ведущих интернет-площадках и стала доступной всем желающим. Этот небольшой текст помог мне приобрести массу добрых друзей, которым оказался близок мой взгляд на окружающее. Конечно, прав был наш великий земляк Чехов, когда говорил о том, что «нет той ерунды, которая не нашла бы себе читателя». Но скепсис, как известно, не самый лучший спутник созидания.

Конечно, нашлись и те, кто не писал благожелательных отзывов, а только бурчал себе под нос, но я не стремлюсь быть червонцем, чтоб всем нравиться. Был, кстати, один забавный случай на уже упомянутом «Селигере». За полчаса до единственной презентации книжки в один из последних дней форума один умник лопатой перерубил электрический провод, проложенный к месту проведения мероприятия, по принципу «чтоб знал! Писатель тут нашелся!».

Эта небольшая книжка помогла мне по-новому посмотреть на результаты своего письменного труда. Она дала мне возможность приобрести новое хобби: обращать внимание на происходящие события, фиксировать их. Теперь я стараюсь вести заметки, если что-то любопытное увижу или услышу. Ведь не в серости зерно жизни. Не рутиной мы делимся с близкими и друзьями, когда встречаемся.

Быть автором интересно еще по одной причине: подарить свой текст – дело приятное. А еще книжка помогает зайти в любой кабинет и сама по себе является поводом.

Но главный вывод после выхода «Чумового Дона» в том, что житейские истории при всей своей прелести обладают серьезным ограничением: в них сложно фантазировать и легко обидеть. По сути, этот жанр возможен только в рамках добрых веселых историй, но даже они способны вызывать разные чувства у нежных и ранимых героев. Кстати говоря, некоторые товарищи были расстроены тем, что не нашли себя на страницах. Поэтому я решил по этой дорожке пока не ходить и написание продолжения немного отложить, дабы не провоцировать гипертонию и беспричинные инфаркты уже среди московских коллег. Ну, а книгу о тайнах правительства Ростовской области и федеральных структур я никогда и не планировал писать. Хотя чем черт не шутит…

Чем больше автор фантазирует в тексте, тем больше он становится свободным. Он может перемещаться во времени, придумывать персонажей, ситуации. Находиться в комфортном для себя месте. Вот почему темой этой работы я выбрал нежный возраст взросления. Когда уже не чувствуешь себя ребенком, но еще и не стал взрослым. Думаю, для многих это запоминающаяся и значимая пора.

«Автобиографична ли повесть „Настоящее лето Димки Бобрикова“?» – предугадываю я вопрос. Не в большей мере, чем любые другие тексты. Когда я работал над ней, то поместил героев в очень знакомое и близкое для меня место – село Сысоево-Александровское Сальского района Ростовской области, где жили мои бабушка и дедушка, памяти которых я посвящаю эту повесть. Там я проводил свои каникулярные дни летом и не только. Но мне не хотелось связывать себя крепкими обязательствами с прошлым. Поэтому сюжет, герои, события являются литературным вымыслом.

После «Чумового Дона» я написал несколько рассказов на разные темы, почти подготовил «Том 2». Я его называю «Чумовая Москва» – это логическое и стилевое продолжение житейских баек, но мне хотелось бы попробовать себя в более сложном и ответственном жанре, написать нечто большее, чем заметки и короткие истории. Для меня это новый опыт. И могу сказать уже сейчас, что он мне принес массу светлых минут в процессе работы. Я словно вернулся в свой подростковый мир, размышлял во время работы с текстом как тринадцатилетний мальчишка и переживал чувства, подобные первым романтическим эмоциям. И это было для меня большим подарком и ценностью. Мне хотелось бы поделиться тем, что у меня получилось. В процессе работы над «Бобриковым» я показывал отрывки текста тем, чье мнение мне дорого и близко. И, по большому счету, нужный резонанс я уже приобрел. Но, если кому-то еще мой взгляд покажется интересным, это будет приятным бонусом к тем, что я уже обозначил выше.

    Сергей Чуев
    Январь 2017 года,
    г. Люберцы

Настоящее лето Димки Бобрикова

ноябрь 1997 года

Пожелтевший свернутый двойной тетрадный листок в линеечку лежал в стопке моих фотографий школьных лет: кошка с котятами в коровьем базу[1 - Баз (донск.) – загон для скота.], мы с Анькой на речке, степной пейзаж, на лавочке бабушка с соседками. А вот, как мне тогда чудилось, улыбающаяся утка, хотя на самом деле она возмущенно кричала что-то на своем утином. Я, чтоб ее сфотографировать, полдня за ней охотился, пока та не изобразила свою фирменную улыбочку. Черно-белые снимки с бликами, пятнами по бокам были моими первыми фотоопытами. А вот – надо же! – Наташкина фотография. По сердцу и груди разлилась вязкая и горячая волна воспоминаний.

Я пересматривал снимки в опустевшем деревенском доме своих бабушки и деда, которых мы забирали в город. Вокруг стояли свертки, коробки с нехитрым и памятным скарбом. Вывозить отсюда было практически нечего: кое-что из одежды, фотографии, дедовы ордена и медали, какие-то безделушки и дешевые статуэтки. Все это было упаковано в несколько картонных ящиков. Остальное было роздано или продано за копейки местным. Тем, кто еще остался здесь, в деревне.

Мое сочинение привезла сюда мама – показать своим родным, как учится ее сын и их внук. Внизу красными чернилами были выведены строгая цифра «5» и надпись «Молодец!». А еще важнее то, что темой сочинения были каникулы, значительную часть которых я пробыл здесь, в деревне.

Никто не думает о том, что школьное сочинение «Как я провел лето» – одна из первых автобиографий, а может, и единственная, написанная кем-то за всю свою жизнь. Но, как и все мемуары, эта история является правдой лишь отчасти. Мне раскрывать свою душу перед Жанной Ивановной, нашей незамужней учительницей с печальными глазами, не хотелось. Она больше любила упиваться своими драматичными наставлениями о несправедливости мироздания, чем интересно рассказывать о литературе и русском языке. Впрочем, мы всем классом давно понимали, что главная несправедливость в ее представлении заключалась в неравномерном распределении мужского внимания среди женщин, из-за которого менее достойные, по ее мнению, представительницы слабого пола этим вниманием пользовались с лихвой, а достойные женщины, настоящие, к числу которых она причисляла и себя, оказывались в пролете.

Я перечитал свои ровные строки о том, как должно было выглядеть, на мой взгляд, образцовое лето ученика седьмого класса, претендовавшего на пятерку по русскому языку. Там не было лжи – была лишь глянцевая пионерская правда о работе помощником вожатого в пришкольном летнем лагере «Спутник» для младших классов, о помощи родителям и бабушке с дедом на огороде, о поездке в начале лета в Азов, где в музее показывали кости мамонта. Но мое настоящее лето было совсем другим. В нем были другие события. И, наверное, это лето Жанне Ивановне понравилось бы меньше.

июль 1991 года

– А ну слезай оттудова! – раздался внезапно крик сзади. – Вы чего туда забрались? Ах вы, негодяи! Шихвер весь поколете на амбаре! Поломаете все! Слезайте! Позалазили!

Внизу, метров за десять от нас, за забором, около курятника стояла бабка Машка Клопиха, совершенно неожиданно появившаяся из прятавшегося в глубине двора деревянного сооружения с вырезанным сердечком на двери. На ней были выцветший халат, желтая косынка, легкие чувяки[2 - Чувяки (донск.) – мягкая обувь без каблука, тапочки с задником.], хлопчатобумажные чулки, спущенные на посиневшие от варикоза икры. Клопы – семейная деревенская кличка. Их тут не любили. А назвали так, потому что росточком все были небольшие, а «вони», как говорила наша соседка баба Нюра, было много. Так и повелось. И, когда говорили «там, у Клопов», это означало второй дом от угла, где они и жили. Хотя фамилия у них была совсем другая, не помню какая.

– А че, нельзя тютины[3 - Тютина (донск.) – шелковица, плоды тутового дерева.] поесть, что ли? Все равно не ваша! – с претензией и справедливым недоумением прогундосил Витька.

– Я тебе дам «поесть»! По сараю ходите! Сейчас обломаете мне все тут! А ну слезайте! Сейчас, Витька, бабке твоей пойду и расскажу, какой ты шалапутный[4 - Шалапутный (прост.) – беспутный, легкомысленный.]! Она тебе задаст! И к тебе зайду, Катьков! Приехал тут, городской! Своего фулиганья хватает! Дед тебе всыпет по первое число!

Я все никак не мог привыкнуть, что меня в деревне называют Катьковым. Это фамилия деда с бабушкой. А настоящая моя – Бобриков. Но дела это никак не меняло: обращалась Клопиха явным образом ко мне, и радости это не доставляло.

– Да мы не на вашем сарае стоим! На соседнем! А Димка вон вообще на ветке сидит! – Витька пылал праведным гневом.

– Ага! Знаю я вас: чуть отвернешься – и полезете! Слезай, тебе говорят! Я вам сейчас! Шалаются[5 - Шалаться (донск.) – бродить без нужды, шататься.] тут, бессовестные!