что скорбь пройдёт со мною вместе!
9 февраля 1989
Кранiево м?сто
(п?сн приговоренного къ жизни)
Люди строят дома, чтобы жить;
корабли, чтобы по морю плыть;
бани рубят, чтоб кости попарить;
казематы, чтоб пыл охладить…
Но, а я тунеядец и мот:
строю, строю себе эшафот,
строю, строю, а ради чего?
Чтоб однажды взойти на него.
Люди к небу возводят глаза,
осеняют крестом образа,
унывают, когда не расслышат
их молитвы-мольбы небеса.
А я занят, я зря не грущу,
к эшафоту я плаху тащу…
И на плахе, когда не скажу,
буйну голову молча сложу.
Люди, в общем, недурно живут:
маршируют да гимны поют;
восхваляют вождей да пророков,
по чей милости слёзы лиют.
Не пытаясь ввязаться в игру,
я осанну пою топору,
что однажды в горячке хмельной
пропоёт над моей головой.
Люди верят призывам пустым,
но при случае, раз, и в кусты.
Дурака или даже подонка
нарекают из страха святым.
Я ж в кустах не дрожу по ночам,
выше Бога я чту палача,
он меня никому не продаст,
просто смерти позорной предаст.
12—15 февраля 1989
Говорлива? Зима
Говорливая Зима
довела,
свела
с ума,
завлекла да бросила…
Посулила мне любовь,
остудила в жилах кровь,
сердце приморозила…
Я чуть было не замёрз,
да, спасибочки, Мороз
надо мною сжалился…
Вспомнил, знать, мужскую честь,
всё ж мужик, какой ни есть —
малость поубавился…
Что содеялось с Зимой?
Потеплела и самой
быть по нраву нежною…
Ночь настала, и Метель
постелила нам постель
пуховyю, снежную…
Холодна Зима, как Смерть,
приласкать хотел, согреть,
но жена коварная —
позабавиться не прочь…
Стала брачная мне ночь —
ноченькою бранною!
Я был ранен, и смертельно;
не помог мне крест нательный;
подступала Тишина;
убаюкивала Вечность…
Вдруг, в наряде подвенечном
подошла ко мне Весна!
19—22 февраля 1989
Дверь
В этот вечер такой бестолковый
и такой бесприютный, как жизнь,
постучись в мою дверь, воплотись —
я специально её не закрою…
И не бойся меня – я тебя не обижу,
твой случайный приход я предвижу…
Но никто не стучит и не ломится.
Эта дверь никогда не откроется!