Арктическое вторжение

Арктическое вторжение
Сергей Георгиевич Донской

В Арктике от рук прибалтийских "ультраправых" гибнет российская полярная экспедиция. Нити преступления тянутся в ЦРУ. Президенты двух ядерных супердержав лихорадочно ищут возможность и "сохранить лицо", и не дать человечеству сгинуть в ядерной катастрофе. Но хрупкий мир в итоге спасает суперагент Кремля майор Глеб Грин. Выполняя практически невыполнимое задание, этот "универсальный солдат" вместе со своей напарницей уничтожает всех наемников, посягнувших на жизнь российских ученых. Тем самым Грин выполняет негласную волю Кремля. И, сам того не подозревая, преподносит хороший урок хозяину Белого дома в Вашингтоне.

Сергей Донской

Арктическое вторжение

Принято считать, что короля играет свита. Мы видим лидера страны именно таким, каким его нам «подают». Облик первой фигуры государства – это предмет искусства, рукотворный контент, над которым без устали трудятся имиджмейкеры, помощники, пресс-секретари, референты, лидеры пропрезидентских партий, «придворные» СМИ, обласканные властью пиарщики, деятели культуры, художники, кинематографисты, писатели и т.д. и т.п. На самом же деле за монументальной иконой стоит, как правило, вполне земной, не чуждый человеческих слабостей и пороков человек, который так же, как и миллионы его подданных, тревожится о личном благополучии, болеет, сопереживает, злится, боится, нервничает и искушается. И у него своя, «королевская» игра. Она не столь заметна, как игра свиты, а подчас и вовсе незаметна; подобно шахматным королям, президенты делают осторожные и вроде бы мелкие шажки, не выпускают друг друга из поля зрения, общаются один на один, спорят, убеждают, торгуются, лукавят, блефуют – в общем, как простые смертные на рынке. Но от этой «королевской» игры зачастую переворачиваются судьбы миллионов граждан, стираются и вновь появляются государственные границы, развязываются войны – и не только экономические, гибнут целые народы и поколения...

В этой серии все, от первого и до последнего слова, художественный вымысел. Никто и никогда не узнает, о чем на самом деле говорят президенты наедине друг с другом, о чем они говорят со своими женами, о чем думают, глядя в темные пуленепробиваемые окна Белого дома, Дворца Радзивиллов в Кракове, Елисейского дворца в Париже, Бундесканцлерамта в Берлине, мадридского дворца Сарсуэла, резиденций в Ново-Огареве, римского дворца Квиринал... Мы можем только предположить и нафантазировать. Что мы и делаем.

И все же, и все же, и все же...

Персонажи книги, включая однофамильцев известных государственных деятелей, вымышлены автором. События не обязательно происходят в наше время. Иными словами, книга является плодом творческого воображения, а не историческим документом.

Не ставя перед собой целью задеть чьи-то чувства или очернить кого бы то ни было, автор лишь попробовал рассказать о некоторых закулисных играх в большой политике, которые никогда не выносятся на суд общественности. Если же кому-то покажется, что он узнает себя в одном из действующих лиц, то это может означать лишь одно: в похожих ситуациях он действительно мог говорить, думать и делать то же самое, что и литературные герои. А любые совпадения носят исключительно случайный характер, за которые автор ответственности не несет.

Это не фантастика. Это предупреждение политикам о том, насколько хрупок и изменчив мир, в котором мы живем и который они создают своими руками.

Автор

Пролог,

который мог бы стать эпилогом

Президенту США господину Брауну не спалось. Утром ему доложили об уничтожении в Латвии местной ультраправой националистической группировки, которая, как выяснилось, не без ведома американских спецслужб ликвидировала российскую полярную экспедицию «Северный полюс-47». Весь день он ходил сам не свой. Браун боялся себе признаться, что никак не ожидал от русских такой прыти. Эти «ультра» были тщательно законспирированной организацией. Тем не менее двое посланных Кремлем спецназовцев уложили всех восьмерых. «Это тебе не с безоружными полярниками воевать», – раздраженно подумал Браун.

Он явственно ощущал, что получил от своего российского коллеги звучную пощечину. Да и от ЦРУ тоже. За его спиной они затеяли откровенную провокацию, которая могла очень плохо кончиться. А отдуваться за все пришлось ему, президенту.

Браун вспомнил тяжелый, вязкий телефонный разговор с российским президентом Астафьевым. Когда тот недвусмысленно дал понять, что собирается разобраться с террористами тихо, по принципу «око за око», и попросил Брауна сделать вид, что в Америке этого не заметили, Джонатан Браун не поддался на откровенное давление своего заокеанского коллеги. И был даже немало доволен собой. И только положив трубку, вдруг понял, что попал в хорошо подготовленную ловушку. «А ведь в Москве знают, как это все произошло! Но откуда?»

Чем больше Браун общался с Астафьевым, тем отчетливее понимал, что с самого начала явно недооценил нового российского лидера. Их первая личная встреча произошла в Лондоне, накануне саммита «большой двадцатки». Тогда они обошлись общими словами о том, что, несмотря на образовавшуюся в последние годы трещину в российско-американских отношениях, у двух держав много общих интересов: борьба с терроризмом, нераспространение ядерного оружия, поиск путей для выхода из финансового кризиса. Брауну тогда показалось, что Астафьев лишь старательно озвучивает московскую заготовку, составленную отнюдь не им самим. «Вот и хорошо, – не без самодовольства подумал он, – с «бледной тенью» контактировать будет легче».

Однако прошел всего год с небольшим, и он во всеуслышание заявил в интервью одному из ведущих российских телеканалов прямо противоположное.

Эта оценка далась ему непросто, поэтому Браун помнил ее почти дословно. «Я думаю, он сильный лидер и хороший человек, очень вдумчивый, – сказал президент США. – Мне очень приятно иметь с ним дело. Полагаю, мы установили по-настоящему доверительные отношения, которые принесут плоды, приведут к успеху и в ходе переговоров и бесед, которые нам еще только предстоят в последующие годы».

И это была не просто дипломатическая вежливость. В конце концов, никто его за язык не тянул. Браун вспомнил сейчас об этом своем интервью и с горечью признался самому себе в том, что был недалек от истины. По крайней мере, в истории с гибелью российской полярной экспедиции Астафьев загнал его в угол – деликатно, но очень грамотно. Более того, тем самым во многом именно он определил вектор дальнейшего развития отношений Россия – США.

Бессонница вдруг куда-то пропала. «Пока я нахожусь в Белом доме, войны не будет», – решил для себя Джонатан Браун и отправился спать.

Глава 1

«БЕЛЫЙ» ОТРЯД

Полярная станция – научно-наблюдательный пункт, созданный на побережье Северного Ледовитого океана, близлежащих островах, а также на дрейфующих льдах.

Россия – первая и единственная страна, использующая дрейфующие полярные станции. Благодаря им российские ученые получили возможность исследовать Арктику круглый год.

Считается, что полярные станции ведут исключительно метеорологические, геофизические, геомагнитные, гидрологические, а в отдельных случаях – биологические и медицинские наблюдения.

Население станций составляют ученые, реже – члены их семей. Широко используется вахтенный метод (не более 12 месяцев).

    Из свободной энциклопедии «Википедия»

Первыми той ночью погибли две лайки, выбежавшие пришельцам навстречу. Приученные охранять лагерь от белых медведей, они растерялись при виде незнакомцев. Никто не учил их тому, что чужие люди могут быть опаснее зверей. Собаки не восприняли их как настоящую угрозу.

Это их и погубило.

Глухое рычание Дьюка перешло в жалобный скулеж, и он повалился на снег, тщетно пытаясь дотянуться зубами до металлической стрелы, вонзившейся ему под лопатку. Рядом рухнула его верная подружка Диана, завилявшая было хвостом, когда один из незнакомцев произнес что-то ласковым, успокаивающим голосом. Затем арбалет в его руках издал механический щелчок, и Диана перестала видеть, слышать и ощущать что-либо, кроме жгучей боли в груди. Жизнь медленно оставляла ее. Последнее, что увидели стекленеющие глаза ни в чем не виноватой псины, – как снежинки звезд падали из темноты, становясь все больше и ярче. Ее недолгая собачья жизнь была вполне счастливой, а смерть – быстрой.

Тем, кого лайки считали своими хозяевами, предстояло умереть не так легко. А пока они спали и видели кто приятные, кто тревожные сны, не подозревая о том, что происходит наяву.

Начальнику экспедиции Трегубову чудилось, будто за ним охотится стая летающих снежных пингвинов, и он постанывал от ужаса и безысходности, потому что там, где он находился, летучие пингвины были в тысячу раз реальнее вооруженных людей, оцепивших лагерь.

Этот сон преследовал его всю жизнь. Загнанный в тупик, он обычно пробуждался от собственного крика, но сегодня ему пока что удавалось ускользать от пингвинов в лабиринте ледяных торосов. С лицом, искаженным мукой, Трегубов лежал на спине и тихонько всхлипывал. К счастью, никто не видел его в этом жалком состоянии. В свои шестьдесят лет Трегубов считался арктическим ветераном, настоящим долгожителем Северного полюса, и пользовался заслуженным авторитетом среди остальных участников экспедиции, которым было ни к чему знать уязвимые места своего командира.

Все это были относительно молодые сотрудники и сотрудницы знаменитого Арктического и Антарктического научно-исследовательского института Росгидромета. В шутку они любили называть себя комсомольцами-добровольцами, хотя, конечно, никакого комсомола уже давно не существовало, да и из комсомольского возраста эти отважные мужчины и женщины давно вышли.

Их отбирали известные космонавты, спортсмены, доктора и психологи. Комиссия проработала в ААНИИР несколько недель, пока окончательно не определилась с кандидатурами. Затем будущие полярники прошли тренировку в горах Кавказа, где в экстремальных условиях спасатели учили их выживать самим и оказывать первую помощь другим.

Самым старшим среди рядовых сотрудников был метеоролог Кващинский, носивший такую густую бороду и такой мохнатый свитер, что было непонятно, где заканчивается одно и начинается другое. В прошлом месяце ему исполнилось тридцать шесть лет, он обожал старенькую маму, был холост и мечтал написать о своих похождениях роман, который прославит его на весь мир. Младшему было двадцать девять, его никто и никогда не называл по имени-отчеству, хотя парень уже был женат и имел двух детей. Фамилию он носил несерьезную – Ложечкин. Представляясь, он всегда хмурился и старался разговаривать хриплым басом, который ему совершенно не шел.

Трех особ женского пола, дрейфовавших на льдине в разношерстной мужской компании, в шутку звали Аглаей, Талией и Евфросиной, точь-в-точь как римских граций, дочерей Юпитера, состоявших в свите Венеры. Конечно, внешне они не были столь прекрасны и не кружились в хороводах нагишом, поскольку, во-первых, всегда были заняты неотложными делами, во-вторых, ходили тепло одетыми по причине нешуточного арктического холода, а в-третьих, не имели права разжигать в коллективе межполовые страсти обычным дамским кокетством или какими-либо иными, более изощренными способами.

Самой зрелой женщиной была кинорежиссер Бородулина, самой красивой – повар Ефремова, а самой умной – доктор наук Полынцева, защитившая диссертацию, одно только название которой могло ошарашить человека непросвещенного. Звучало оно так, что повергало в состояние прострации любого, кто пытался усвоить его с первого раза: «Комплексный мониторинг состояния и загрязнения окружающей среды в высокоширотных районах дрейфа на основе круглогодичных метеорологических, аэрологических, ледовых и океанографических наблюдений с целью исследования процессов, определяющих интенсивные климатические изменения в центральной Арктике, влияющие на природную среду и экосистемы арктического региона России».

Понятно, что женщина, способная хотя бы придумать и запомнить такое название, не тратила свое драгоценное время на флирт и прочие пошлости. Ну а снилась ей все же какая-то ненаучная ерунда: темный, грязный подъезд, шарканье ног преследующих ее бомжей и полное отсутствие дверей на лестничных площадках. Осознав, что она оказалась в ловушке и вот-вот будет схвачена тянущимися к ней грязными лапами, доктор наук Полынцева обмерла, дернулась, проснулась и некоторое время лежала в темноте, прислушиваясь к биению своего сердца.

Ей безумно хотелось курить, но в жилых помещениях это строго-настрого воспрещалось, так что она ограничилась тем, что напилась очищенной талой воды из стакана на тумбочке. Ей было не по себе, настолько не по себе, что она окликнула Бородулину, словно бы желая узнать, который час, но соседка не проснулась, и, устыдившись своей минутной слабости, Полынцева приказала себе не раскисать и не распускать нюни.

Это помогло. Чтобы окончательно прогнать воспоминания о кошмаре, она стала думать о борще, о предстоящем по возвращении из экспедиции отдыхе на даче и о прочей ерунде, пока, наконец, мысли не потекли в привычном русле – о повседневной работе, которая, разумеется, не ограничивалась гидрометеорологическими наблюдениями.

С того самого момента, когда над станцией взметнулся государственный флаг России, она начала функционировать в особом, секретном режиме, расписанном людьми, чьи познания о климате не распространялись дальше вежливых разговоров про погоду. Научные исследования велись постольку-поскольку, тогда как главной задачей полярников являлась коррекция параметров орбит военной спутниковой системы, наименование которой было известно только узкому кругу лиц, отвечающих за обороноспособность страны. Помимо этого, экспедиции предписывалось в очередной раз исследовать хребет Ломоносова на предмет его принадлежности к арктическому континентальному шельфу России.

Нужны были не просто веские, а неопровержимые доказательства этого. Чем больше, тем лучше.

До сих пор ООН отвергала любые российские претензии на эту малоизученную территорию, где, по самым приблизительным оценкам экспертов, находилось около двадцати пяти процентов неразведанных мировых запасов углеводородов. Доказательств недостаточно, sorry[1 - Извините (англ.).], качали головами западные чиновники и улыбались, кто широко, кто сдержанно, скрывая за своими заученными улыбками тот самый волчий оскал империализма, о котором много писали еще в бытность СССР.

Преемница Советского Союза, Россия перевидала этих оскалов немало. Они так ей осточертели, что на одном из заседаний Совета Безопасности в присутствии президента Астафьева и премьер-министра Силина из уст секретаря Совбеза прозвучало предельно четко и ясно: «Мы Арктику никому не отдадим. Она наша, и она должна стать основной стратегической ресурсной базой России».

Президент и премьер, не сговариваясь, кивнули, а их лица, принявшие одинаково жесткое выражение, сделались очень похожими, хотя обычно между ними не наблюдалось никакого сходства. Фраза сорвалась с языка секретаря Совбеза не случайно. Она долго обдумывалась, взвешивалась и корректировалась всеми участниками заседания, дабы, будучи озвученной, известить мир о непоколебимости позиции России.

Вскоре после этого исторического заявления полярники заложили на дне Северного Ледовитого океана капсулу с российским флагом. Узнав об этом, Запад взбеленился в полном смысле этого слова. Канада с пеной у рта потребовала убрать ненавистный трехцветный флаг с золотым коронованным орлом, на груди которого, как встарь, топтал поверженного змея Георгий Победоносец. Некоторые члены «Большой восьмерки» стали шепотком обсуждать возможность объявления России экономической блокады, а потом и вовсе позволили себе глухие угрозы и проклятия в адрес непокорных славян. Разношерстная европейская мелочь подхватила их, как подзаборные шавки подхватывают злобный лай цепных псов. В разгар шумихи Соединенные Штаты направили к берегам Аляски сразу несколько экспедиций, которые должны были обосновать претензии Америки на шельф, застолбленный русскими. Из этой затеи ничего путного не получилось, однако негодование мировых держав по поводу самоуправства России лишь усилилось. Обстановка во льдах накалилась до такой степени, что главком ВМФ объявил о возобновлении круглосуточного боевого дежурства кораблей Северного флота в арктических районах.

Это походило на возвращение в середину прошлого века, когда противостояние между СССР и США грозило перерасти в обмен сокрушительными ядерными ударами. Как язвили на станции, «вот она, настоящая холодная война, при температуре минус сорок градусов по Цельсию». Автором шутки являлась та самая доктор наук Полынцева, которой не спалось за полчаса до ужасной смерти всех участников экспедиции. Последняя связная мысль, посетившая ее перед погружением в дрему, была о муже, оставшемся в Петербурге. Обычно Полынцева на него злилась, подозревая в изменах и беспробудных пьянках, но этой ночью ей вдруг сделалось жалко своего непутевого Левушку. Детей у них не было, родители обоих совсем состарились, и, случись что с одним из супругов, второму бы пришлось доживать свой век в полном одиночестве.

Почему вдруг Полынцева задумалась об этом? Почему на ее глаза навернулись непрошеные слезы? Она решила, что причиной тому гадкий сон про подъезд без дверей. Наука отвергала существование такого явления, как интуиция, и Полынцева отмахнулась от нее тоже. Шестым чувством она ощущала приближение опасности, но как человек, привыкший опираться на факты, заставила себя не обращать внимания на одолевавшую ее смутную тревогу, вытерла глаза и сомкнула веки.