Адмирал Колчак и суд истории

С производством в вице-адмиралы он был немедленно назначен командовать Черноморским флотом, усилив его боеспособность. В первые дни революции, будучи командующим Черноморским флотом, Колчак незамедлительно принял революцию как свершившийся факт и объявил о своей верности Временному правительству.

3. Когда в марте 1917 г. началась революция, матросы Балтийского флота убили своего командующего и жестоко избили около ста офицеров. Черноморский флот частично благодаря тому, что пребывал в зимнем плавании, находясь в лучшем климатическом положении Черного моря, но в значительной степени благодаря лично Колчаку оставался верным Временному правительству и до июня 1917 г. был в значительной военной силе. Однако в этот месяц агитаторы Балтики наводнили Севастополь, и уже 20-го числа матросы Черноморского флота приняли решение снять Колчака с должности и избрать своего командующего.

Адмирал Колчак, получив извещение об этой акции, в своей речи на палубе флагманского корабля призвал экипажи соблюдать лояльность, но, видя бесполезность слов, выкинул свою саблю в море и сдал командование. Этот выразительный личный порыв адмирала позднее подвинул матросов по собственной инициативе поднять со дна саблю и возвратить ее Колчаку, который, однако, отказался принимать ее, пока не будет преданности личного состава.

На следующий день после отставки Колчака в Севастополь прибыла американская морская миссия контр-адмирала Джеймса Г. Гленнона. Вместо ожидаемого приема командующим и его штабом она была встречена на вокзале революционным комитетом, состоявшим из рабочего-паяльщика с верфи, матроса и младшего лейтенанта. В подобных условиях миссия прошла как нельзя лучше, особенно хороший эффект произвела взволнованная речь контр-адмирала Гленнона перед восставшими матросскими массами, в которой он призвал к соблюдению верности великому делу союзнической борьбы. На этом митинге и, возможно, как результат призыва адмирала Гленнона было решено освободить арестованных русских морских офицеров и вернуть им изъятое оружие, но деморализация прогрессировала, вследствие чего Черноморский флот потерял готовую к действию морскую мощь.

4. Вскоре после этого инцидента в Соединенные Штаты была направлена миссия адмирала Колчака, вероятно, для изучения, как поддерживается дисциплина на флоте республиканского правительства, а также для обмена с нашими офицерами опытом проведения морских операций российского флота, накопленным за время великой войны.

Во время пребывания в Соединенных Штатах русская морская миссия была принята морским министром и другими официальными лицами, посетила главную морскую верфь, провела две недели в военно-морском колледже (в Ньюпорте, штат Род-Айленд. – С. Д.), от которого русские пришли в восторг; в заключение визита – совершили недельное плавание на нашем Атлантическом флоте с вице-адмиралом Коффманом[408 - Коффман Дэ Витт (1854–1932) – в 1916 г. произведен в вице-адмиралы, командующий 3-м дивизионом Атлантического флота, линкором «Пенсильвания». В августе – октябре 1917 г. замещал контр-адмирала Г.Т. Мейо на должности командующего Атлантическим флотом.] за отсутствием адмирала Мейо[409 - Мейо Генри Томас (1856–1937) – в 1913 г. произведен в контр-адмиралы, в 1930 г. – в адмиралы. Во время Первой мировой войны командовал Атлантическим флотом, включая все военные суда Атлантики и европейских вод. В сентябре 1917 г. представлял США на межсоюзной конференции в Лондоне.].

Русские основательно и всесторонне изучали уставы военно-морского флота США, особенно те части, которые рассматривали поддержание дисциплины, а также практические методы ее сохранения на нашем флоте. С позиции сегодняшнего дня, спустя время, можно отметить, что они не поняли духа нашего флота, поразившись больше четвертой статье устава флота, которая предписывала: «Смертная казнь или иное наказание военного трибунала может быть вынесено любому служащему морского флота, как то – бастующему, грозящему физическим насилием, призывающему к неповиновению или насилию в отношении своего вышестоящего офицера, при исполнении служебных обязанностей последним», чем тому факту, что за довольно долгий период времени эта статья ни разу не применялась.

5. Начальник штаба капитан 1-го ранга Смирнов сделал очень интересное сообщение о проведении штабных учений на российском флоте и функциональных обязанностях штаба и его начальника. В своей реализации русский план весьма сложен в применении на других флотах и бесспорно специфичен. Огромная часть штаба содержится на отдельном судне, не обязательно боевом, поддерживая распорядок службы и все управление. Начальник штаба, когда флот на рейде в порту, находится на борту судна, когда же флот выходит в море, берет с собой офицера по оперативной работе, навигатора, личный штаб, может потребовать к себе в помощь и других офицеров, поднимает свой, соответствующий моменту, вымпел. Первым, кто вне порта поднял вымпел на флотилии, был адмирал Макаров в Порт-Артуре.

6. Во время посещения военно-морского колледжа адмирал Колчак особое внимание уделил принципам построения и основным типам кораблей, которые, по его мнению, наиболее присущи флоту Соединенных Штатов, учитывая наши стратегические и тактические потребности. Одно замечание, которое он сделал, выглядевшее по тем временам оригинальным, но позднее претерпевшее изменение, было то, что все корабли боевого флота, будь то линкор, крейсер или эсминец, на линии горизонта показывают врагу свой силуэт. Внимание адмирала привлекла отчетливая однородность судов некоторых классов.

7. По словам адмирала Колчака, он был татарского происхождения, что заметно по его внешнему виду. Среднего роста, смуглый, с узким разрезом глаз и непреклонным выражением лица: все говорило о достоверности адмиральских слов. Он был простым, практичным, с широким кругозором и полным сильнейшего чувства патриотизма к России. Проявлял личную заботу к офицерам своего штаба, а также к моряку-ординарцу, что характерно для русских официальных взаимоотношений. Колчак восторгался нашим адмиралом Фаррагутом[410 - Фаррагут Дэйвид Глазгоу (1801–1870) – национальный герой США, в 1866 г. произведен в адмиралы. В 1812–1814 гг. участвовал в войнах с Великобританией, в 1846–1848 гг. – с Мексикой. Во время Гражданской войны 1861–1865 гг. командовал эскадрой на реке Миссисипи, разгромившей флотилию южан. В 1886–1870 гг. командующий флотом Америки.], совершив специальное плавание с тем, чтобы возложить венок на могилу этого выдающегося офицера. Может быть, возложение связано с его собственными полярными заслугами, ведь Колчак очень ценил и знал наших полярных первопроходцев.

8. После завершения официальных визитов и конференций миссия адмирала Колчака, проделав путь через Соединенные Штаты, посетив Большой каньон в Колорадо и Йосемитский национальный парк – географические местности, прекрасно известные всем образованным русским, 25 октября отплыла из Сан-Франциско в Японию. В 1920 г. один из офицеров штаба адмирала Колчака, сбежавший от большевиков после полугодовой работы сапожником в московском магазине, вспоминал о визите в Америку как о непродолжительном и прекрасном сне.

9. По прибытии в Японию адмирал Колчак намеревался по Сибирской железной дороге возвратиться в Россию, но тем временем, 7 ноября 1917 г., власть в Петрограде захватили большевики, и он счел дальнейший путь нецелесообразным. Большевистское правительство предлагало адмиралу Колчаку и его офицерам ускорить возращение в Россию, если они признают их власть и присягнут на верность, что Колчак сделать отказался.

В конце концов адмирал Колчак и его офицеры присоединились к антибольшевистскому движению в Сибири и отправились дальше в Омск. Там, не достигнув взаимопонимания с официальными лицами руководства движения, в декабре 1918 г. (правильно: ноябре. – С. Д.) Колчак был избран Верховным правителем без ограничений полномочий как в гражданской, так и в военной сферах. Некоторое время его правление преуспевало. Так, апрельское 1919 г. наступление продвинулось в западном направлении к Перми и серьезно угрожало власти большевиков. Те, сосредоточив все свои силы, после сильнейшего сражения отбросили колчаковские войска далеко к Байкалу.

В январе 1920 г. недалеко от Иркутска, на станции Иннокентьевская, отрезанный от своих войск и брошенный на произвол судьбы союзниками, Колчак был арестован революционной частью. Он был сдан большевистскому комиссару, который после военно-полевого суда приговорил его к расстрелу. Ранним утром 7 февраля 1920 г. Колчак был выведен во внутренний двор иркутской тюрьмы. Солдат, несший перед ним фонарь для лучшей ориентации конвоя, рассказывал, что солдаты отказались стрелять по Колчаку, тогда подошел комиссар и выстрелил сам. Так или иначе, адмирал Колчак был убит, и с его смертью погибли храбрость, честь и патриотизм России.

НА. Маккали

Real Admiral N.A. McCully to Secretary of the Navy, February 23. 1921 // Record Group 45. Record Collection of the Office of Naval. Records and Library. V 9501. Special mission. U.S. National Archives. Машинопись, копия.

Глава 7

ХРОНОЛОГИЯ, УЧАСТНИКИ СОБЫТИЙ И УБИЙЦЫ 31 ЗАЛОЖНИКА НА БАЙКАЛЕ В РОЖДЕСТВЕНСКУЮ НОЧЬ 1920 Г

Одним из ярчайших подтверждений голословности персонального обвинения Верховного правителя России в его «потворстве» карательной власти является тяжелая страница истории убийства 31 заложника в ночь на Рождество 1920 г.

Насколько далек был А.В. Колчак от тщательно скрываемой кровавой борьбы многочисленных «атаманчиков» с местным населением, настолько же беспомощными и инертными оказались народно-революционные части Политического центра, вкупе с союзниками и агонизирующим правительством, в деле спасения человеческих жизней. В то время, когда в бронированных утепленных купе вагонов союзников 2–3 января 1920 г. обсуждались вопросы вывоза из Иркутска имущества правительства и золотого запаса России, охраны туннелей и железнодорожных путей и т. д., небольшая команда русских офицеров, не скрываясь, открыто комплектовала «живой обоз заложников» своего бегства из города.

Лишь 10 января Политический центр опубликовал официальный список 31 заложника, убитого на Байкале, не удосужившись обстоятельно выяснить их имена и отчества, профессию: 1) Бобров, 2) Вадзитинский – служащий, 3) Веселов – библиотекарь, 4) Волчек, 5) Гладышев – солдат, 6) П.А. Данилов – уполномоченный Всероссийского Союза городов, 7) Дубинин – солдат, 8) В.А. Ермолаева – секретарь губернской инспекции труда, 9) Земенков – типографский рабочий, 10) Кондратьев – солдат, 11) А. Копылевич – солдат, 12) Корзин – студент-медик, 13) Корняков – прапорщик, 14) Корымов – кооператор, 15) А. Кочановский, 16) В. Максимов – служащий, 17) В.Д. Марков, 18) П.Я. Михайлов – бывший товарищ министра внутренних дел Западно-Сибирского комиссариата, член Учредительного собрания, 19) Моргенштерн – техник, 20) Новиков – курьер, 17 лет, 21) Окладников – прапорщик, 22) Я. Орлянский – студент, 23) В.П. Перкунев, 24) Петров, 25) Поручиков – солдат, 26) Сахаров (Терещенко), 27) И.Н. Соболев – курьер, 28) А. Фадеев – председатель учительского совета, 29) Филиппов – служащий, 30) Михаил Хорошков – 17 лет, 31) Храбров (Милованов).

«Следственное дело по обвинению Колчака Александра Васильевича и других», хранящееся в Центральном архиве ФСБ России, содержит небольшой комплект копий показаний прямых участников «дела 31-го», которые раскрывают неизвестные обстоятельства этой истории. «Выписки из показаний членов бывшей контрразведки при штабе Иркутского военного округа Черепанова, Базанова и Полканова и агента той же контрразведки Цыганкова (показания выписаны в части, касающейся времени непосредственно предшествовавшего перевороту 4–5 января 1920 г.)» помогают воссоздать реальную и последовательную картину событий, которую можно условно разбить на несколько этапов.

Внедрение агентов контрразведки при штабе Иркутского военного округа в нелегальную организацию эсеров-активистов. 23 января 1920 г. бывший начальник контрразведки при штабе Иркутского военного округа штабс-капитан Д.П. Черепанов рассказал об обстоятельствах, связанных с агентурной работой контрразведки: поручик Курдяев (Гордеев), через солдата 56-го полка Кудышкина, внедрился в компанию иркутских эсеров, заручившись положительными отзывами членов эсеровской организации Канашкина, машиниста Юрьева и Сахарова-Терещенко. Нелегальная организация называла себя эсерами-активистами, в противоположность легально работавшим эсерам-пассивистам. Целью «активистов», по словам Кудышкина, являлась агитационная работа по разложению войсковых частей правительства и союзников.

В середине декабря 1919 г. состоялось собрание рабочего кружка в Знаменском предместье, собравшее восемь человек. Учитывая малочисленный состав участников, контрразведка решила повременить с их арестом, ожидая дальнейших действий и продолжая собирать дополнительные сведения о поименном списке. Постепенно, благодаря агенту Кудышкину, стали известны фамилии эсеров: Тишин, Тарутин, Агеев, М.П. Храбров (Милованов) и Самарцев-Петров.

Арест участников собрания эсеров-активистов в ночь с 24 на 25 декабря 1919 г. 24 декабря 1919 г. иркутская контрразведка получила информацию от поручика Курдяева о планах эсеров провести тайную сходку в доме № 77 по 2-й Иерусалимской улице. Заручившись ордером на арест от генерала А.Н. Вагина, отряд особого назначения МВД во главе с чиновником В.П. Базановым, поручиками Е.А. Насоновым (окончившим специальные курсы контрразведки при царском режиме), В.М. Полкановым и агентом Щукиным арестовал восемнадцать участников собрания. Штабс-капитан Д.П. Черепанов на допросе Чрезвычайной следственной комиссии 23 января 1920 г. перечислил некоторые фамилии: П.Я. Михайлов, В.Д. Марков, Самарцев-Петров, Сахаров-Терещенко, Храбров (Милованов), В.П. Перкунев и А. Копылевич.

А чиновник Базанов на допросе 16 февраля 1920 г. дополнил этот список Бобровым и Иорданским. Правда, при этом говорил о двенадцати задержанных. Подчеркивал, что распоряжение об аресте и доставке арестованных в комендантское управление генерала Е.Г. Сычева исходило непосредственно от Черепанова. Однако разместили арестованных в номерах (9, 23, 41, 48, 59) гостиницы «Модерн» из-за сомнений в надежности караула тюрьмы и гауптвахты. По показаниям Базанова, на месте обыска были изъяты прокламации, шифр и деньги в сумме около 25 тысяч рублей. При личном осмотре ничего незаконного не оказалось.

Д.П. Черепанов рассказывал: «После прибытия арестованных ночью на 25 декабря, я отправился к ген[ералу] Сычеву, в его штаб в комендантском управлении, где у Сычева застал П.Д. Яковлева и доложил, что арестовано собрание сибирских эсеров, и среди них находится П. Михайлов, Марков и Самарцев-Петров. Яковлев заявляет при этом, что П. Михайлов – лицо известное и что за ним много дел, но каких дел, не пояснил. Это заявление было сделано Яковлевым после моего доклада, что арестованные принадлежат к партии эсеров, в намерение которых входят террористические действия по отношению к союзному составу. Сычев, по моему докладу, дал мне распоряжение оставить арестованных в «Модерне».

Затем в эту же ночь я вместе, если не ошибаюсь, с полковником Благовещенским был в «Модерне» у управляющего министерством юстиции Морозова, которому также доложил о происшедшем аресте, и ввиду того, что среди арестованных были такие лица, как Михайлов и Марков, [а] в контрразведке уже не было опытных лиц для ведения допросов, просил Морозова сделать распоряжение о привлечении к допросу прокурорского надзора. Морозов согласился и сейчас же это распоряжение сделал».

Допросы арестованных. Допросы начались утром 25 декабря в присутствии прокурора Колесникова. Их вели Е.А. Насонов, Филин и Попелат. В.М. Полканов показывал Чрезвычайной следственной комиссии 18 февраля 1920 г: «Он же – Насонов, затем Попелат вели допросы арестованных в «Модерне» в присутствии прокуратуры; собственно говоря, они только записывали показания, а вопросы ставили члены прокуратуры, осведомленные капитаном Черепановым». Желание начальника чешской контрразведки Пэха присутствовать при этом получило поддержку А.П. Морозова и А.А. Червен-Водали. Однако чешский офицер ограничился всего лишь получасовым визитом.

По словам Колесникова, выяснилось, что тайное собрание эсеров-активистов имело своей целью организацию восстания в войсках Иркутского гарнизона при поддержке Политического центра. Штаб центра находился в помещении земельного отдела земской управы по Графо-Кутайсовской улице. Получив такую информацию, прокурор Колесников подписал ордера на обыск и аресты. Ответственными исполнителями по приведению решений назначались поручик В.М. Полканов и товарищ прокурора С. Бельденинов.

Арест и допросы посетителей земельного отдела 25 декабря 1919 г. В земельном отделе при обыске была обнаружена пачка произведений Политического центра и печать 1-й Народной социалистической армии. Присутствовавшие в помещении восемнадцать человек подверглись аресту и были препровождены в гостиницу «Модерн». Среди них числились Неупокоев, В. Максимов и шесть женщин. Вскоре караул, оставленный в засаде, доставил еще шестерых. Пять женщин, как непричастные к делу, были отпущены, а В.А. Ермолаева оставлена под арестом. Больше никаких специальных арестов контрразведкой не предпринималось. В течение дня в гостиницу одного за другим приводили задержанных граждан из числа перебежчиков от повстанцев. Как правило, они передавались начальнику охраны Н.А. Благовещенскому. Всего в «Модерне» содержалось под присмотром отряда особого назначения МВД около шестидесяти человек.

Арестованных в земельном отделе также допрашивали Насонов и Филин в присутствии прокурора. Участвовали в допросах этих людей, а также и прежде арестованных все товарищи прокурора Иркутского окружного суда; Колесников в допросах лично не участвовал, но иногда на них присутствовал. Наблюдение за допросами он поручил старшему товарищу прокурора Громову, а в помощь ему назначил Мокеева и второго товарища прокурора Бельденинова.

Идея о заложничестве. Согласно показаниям штабс-капитана Д.П. Черепанова, офицеры контрразведки предложили рассматривать арестованных на Иерусалимской улице и в земельном отделе в качестве заложников, взятых за тех, кто находится наЗападном фронте – военных и гражданских лиц. Мысли о предании их военно-полевому или иному суду не возникало, хотя в первое время дело подготавливалось для передачи его начальнику гарнизона Е.Г. Сычеву, т. к. арестованные числились за ним. В первый же день ареста Черепанов высказал эту идею офицеров и. о. заместителя председателя Совета министров правительства A.A. Червен-Водали, который против нее не возражал, и прокурор Колесников также согласился с тем, что арестованные являются заложниками.

Перевод заложников в Оренбургское казачье училище. 27 декабря 1919 г. по распоряжению военного министра М.В. Ханжина «ввиду пошатнувшегося положения на фронте» арестованные, в количестве 43 человек, были переведены в Оренбургское казачье училище. На следующий день генерал Л.Н. Скипетров издал приказ о принятии им под командование военного гарнизона Иркутска и препровождении заложников в его распоряжение.

Составление списка заложников и их опросы. 28 декабря штабс-капитан Д.П. Черепанов, ответственный за передачу заложников в распоряжение нового командующего гарнизоном города, самостоятельно принял решение о составлении их списка. «В училище я приказал поручику Насонову составить список всех арестованных и допрошенных, находящихся в это время в здании Оренбургского казачьего училища, чтобы выяснить, каким образом и кто является партийным работником и участником восстания, мог бы быть заложником. По списку Насонова таких нашлось человек 50 (видимо, с учетом других арестованных, содержавшихся в училище. – С. Д.). Я взял этот список и, просматривая его, вычеркнул всех служащих земельной управы и тех, против которых не было прямых улик и агентурных сведений. После чего в списке остался 31 человек…

Я, воспользовавшись времен[ем], вызвал арестованных по одному и опрашивал их об участии в партийной работе и о причастности их в [ее] деятельности, в текущих событиях. Но на мои вопросы никто не давал прямых ответов, и вообще старались отмалчиваться. Таким образом, я опросил всех 31-го человека, получив впечатление, что они все глубоко виновны».

Решение о временном содержании заложников в Оренбургском казачьем училище. 28 декабря пришли сведения о боевых стычках с отрядами повстанцев Политического центра около деревни Большая Разводная. Несмотря на настойчивые требования генерала Е.Г. Сычева незамедлительно переправить арестованных, штабс-капитан Черепанов счел необходимым встретиться с и. о. заместителя председателя Совета министров для доклада о создавшейся ситуации. 30 декабря 1919 г. Червен-Водали собрал экстренное совещание в составе генералов М.В. Ханжина и Е.Г. Сычева, которое решило отправку заложников отложить.

В.М. Полканов на допросе рассказывал: «В Оренбургском училище был поставлен караул у арестованных из отряда полковника Благовещенского. Некоторые юнкера в училище, возбужденные тем, что часть юнкеров была убита во время военных действий, предлагали свои услуги для расправы над этими арестованными, крича: «Давайте их сюда, что вы их еще возите на автомобиле!» Но расправа не была допущена».

«День примирения» в судьбе заложников. 2 января 1920 г., в первый день переговоров делегатов Политического центра и правительства, представители центра ходатайствовали о незамедлительном освобождении арестованных товарищей. Председатель совещания земских и городских гласных Иркутска А.Н. Алексеевский рассказывал: «Добавлю, что во время первой беседы был поднят вопрос, по инициативе нашей, о судьбе арестованных членов «штаба» [революционных войск], на одной из Иерусалимских улиц и в земском земельном отделе; мы просили их немедленного освобождения.

Я особенно настаивал на этом в отношении члена губер[на<ой] земской управы Неупокоева; на это Червен-Водали ответил, что теперь, пока переговоры не закончены, об освобождении не может быть речи, особенно в отношении лиц военных или уличенных в участии в военно-революционной работе, но что все они будут в полной безопасности, что об этом заботится сам Червен-Водали, поручивший их окарауливание надежному, в отношении дисциплины, отряду особого назначения министерства] внутр[енних] дел. Червен-Водали обнадежил, что арестованные в недалеком будущем будут освобождены, что, в частности, Неупокоев будет, вероятно, освобожден даже завтра».

На следующий день, в надежде узнать новую информацию о дальнейшей участи арестованных, штабс-капитан Черепанов отправился почему-то в гостиницу «Модерн». Между тем официальные встречи Политцентра с представителями власти проходили в присутствии союзников в бронированных вагонах железнодорожной станции Иркутска, и об этом знали все горожане. Повстречавшийся Черепанову генерал Е.Г. Сычев в ультимативной форме приказал доставить арестованных Л.Н. Скипетрову в деревню Патроны. При этом Сычев распорядился связать их по двое. Начальник Оренбургского училища К.М. Слесарев выдал для этого веревки из имущества училища. Однако телефонный звонок из гостиницы «Модерн» Черепанова отменил отправку арестованных до особого распоряжения.