Арысь-поле

– Поэтому, я думаю, и нам дальше идти не стоит. Доски гнилые, а если внизу подвал?.. Улетишь – ноги переломаешь. Давай лучше, повнимательней посмотрим снаружи, тем более, в окна там всю начинку тоже видно, – Слава спрыгнул на землю, чтоб еще раз не испытывать сомнительную прочность ступенек.

Участок зарос бурьяном, высоким и жестким, как маленькие деревья. Какие-то плоды с острыми, загнутыми колючками цеплялись за одежду, царапали руки.

– Как все запущено… – очень к месту вставил модную шутку Вадим. Он шел чуть сзади, внимательно глядя под ноги, но ничего ценного так и не попалось. В одно из окон, правда, удалось разглядеть ржавую кровать с черной однородной массой, в свое время, видимо, бывшей постелью, и все.

– Ну и?.. – обойдя вокруг дома, Слава остановился у крыльца. С десяток колючек болтался у него на джинсах, несколько повисли на рукаве и на груди.

Вадим достал фотографию и внимательно глядя на нее, снова пошел к дому.

– Ты чего хочешь? – не понял Слава.

– Хочу найти точное место. Вот, – он остановился, – здоровая травина и виднеется бревно с трещиной… да, они устраивали свой стриптиз, именно, здесь.

Подойдя, Слава тоже взглянул на снимок.

– Ну, да…

– А снимали оттуда, – Вадим показал в проход между остатками надворных построек и грудой жердин, возвышавшейся возле забора, – все сходится – кто-то проходил мимо дыры…

Слава наклонился и тут же победно вскинул руку.

– Бычок! «Mallboro leght»!.. Значит, кто-то из наших девочек курит!..

– Отличная работа, Ватсон, – Вадим похлопал Славу по плечу, – и что нам это дает?.. Если только обойти с фотографией все табачные киоски?..

– Слушай, – Слава запустил бычок через забор, – здесь мы больше ничего полезного не найдем. Поехали крутить Чугайновых, искать Игоря…

– Что-то мне подсказывает, что рано нам уезжать. Это место, вроде, держит меня. Как подумаю, что сейчас уеду, внутри все сжимается; хочется то ли плакать, то ли выть с тоски.

– Не дури, Вадик, поехали.

Вадим снова посмотрел на фотографию. Ему показалось, что зеленые глаза наполнились слезами, а улыбка, словно говорила: – Вот и все, а нам могло быть так хорошо…

– Я не могу тебе этого объяснить… – он вздохнул.

– …потому что это называется – любовь, да?

– Нет, – Вадим твердо знал, что это не любовь, но дать название новому чувству не мог – только дело было и не в деньгах, которые обещал Виктор.

– А Алку ты куда денешь? – развивал мысль Слава, – учти, она привыкла жить за твой счет и думает, что так будет вечно, с печатью в паспорте или без оной. А теперь ты выставишь ее на улицу? Это неблагородно.

Вадим удивленно поднял глаза. Он даже не думал никого никуда выставлять. Девушка с фотографии являлась совершенно другой субстанцией, не имеющей отношения к семейной жизни – она как прикосновение к чему-то высшему. Причем, он не знал, от чего там больше, от бога или от дьявола, но то, что все это выше человеческого естества, не вызывало сомнений.

– Пошли, – Слава подтолкнул приятеля к дыре, – баб на свете миллион – включая таких, что не только от взгляда, а от одной мысли член встает, но это ж не повод…

– Причем здесь член? – и будучи не в состоянии сформулировать свои ощущения, Вадим просто сказал, – мы тупо ищем этих девиц. Я так хочу, и ты мне поможешь.

– Тогда поехали. Говорю ж – здесь нам делать нечего. Давай начнем с Валентины Юрьевны, которая на Хользунова – все равно мимо поедем, а потом уже к Семену Марковичу.

Вздохнув, Вадим оглянулся на сруб и нехотя пошел следом за Славой.

*

Подъезд был похож на большинство подъездов старых девятиэтажек. На потолке торчали скрючившиеся сгоревшие спички в черных закопченных кругах, а выкрашенные темной масляной краской панели пестрели символикой, от пацифистской «куриной лапки» до стилизованной свастики РНЕ.

– Разносторонний народ тут живет, – заметил Слава.

– Но человеческая сущность всегда побеждает, – Вадим ткнул в кривую надпись, неровно выведенную детским почерком поверх всех этих политических потуг: «Ира, я тебя люблю».

– И это хорошо, – Слава вызвал лифт.

Наверху заскрежетало, заскрипело, и через пару минут двери раскрылись, приглашая в темную кабину, откуда явно воняло мочой.

– Я сейчас сблюю.

– А ты заткни нос, – Слава чиркнул зажигалкой, ища среди прожженных кнопок, нужную.

Лифт, дергаясь и периодически норовя остановиться, все-таки дополз до девятого этажа. Вадим поспешно выскочил на площадку, где запах мочи сменился вонью из мусоропровода.

– Ну что, вперед за орденами?.. – он нажал кнопку звонка, оказавшегося на редкость пронзительным.

– Чего надо?!.. – раздался из-за двери визгливый женский голос, по тембру очень напоминавший звонок.

– Здравствуйте, мы хотели бы с вами побеседовать…

– Не о чем нам беседовать! Все равно, квартиру не отдам, а платить мне нечем!.. Вот, и делайте, что хотите!

Слава с Вадимом удивленно переглянулись.

– Никто не собирается забирать вашу квартиру. Мы хотели поговорить о другом. Вы ведь Чугайнова Валентина Юрьевна?

– Чугайнова, Чугайнова… Не прикидывайтесь идиотами! Что, я не знаю, кто вы такие?! Побеседовать они хотят…

– Валюш, открой. Сейчас я размозжу им головы, – послышался гнусавый мужской тенорок.

– И кто же мы? – Вадим, на всякий случай, отступил на шаг.

– Судебные приставы, вот кто! Думаете, я не поняла?

– Во, вляпаешься… – пробормотал Вадим. Тем не менее, картина становилась достаточно ясной – постановление администрации о принудительном выселении злостных неплательщиков наконец-то вступило в силу.

– Мы не судебные приставы. Скорее, наоборот – возможно, мы поможем решить определенные ваши проблемы.

– Кто же вы? – мужчина хотел придать голосу грозность, но получалось это плохо, – учтите, у меня топор.

– Засунь его себе в задницу, козел, – не выдержал Слава, – у меня сарай лучше, чем твоя хата! С тобой серьезные люди разговаривать пришли, засранец; время свое тратят, а ты верещишь, как недоношенный поросенок!

Вадим прыснул от смеха; он хотел спросить, видел ли Слава недоношенного поросенка, но не успел. Монолог, видимо, убедил хозяев, и дверь осторожно открылась. В проеме стояла женщина неопределенного возраста в грязном халате, с лицом, ярко выражавшем пристрастие к алкоголю; опухшие глаза смотрели яростно, и, в то же время, трусливо. Она загораживала собой маленького щуплого мужичка с недобрым лицом и бегающими глазками, одетого в майку и жуткое старое трико. В дрожащих руках мужичок, действительно, держал топор, который дрожал вместе с ним и, казалось, вот-вот должен упасть ему на ногу.