Еще никогда не видел ее такой. Это была совершенно другая женщина.
– Клоун. Ну, ладно. Тебе от этого легче? – спросил я.
– Нет. Ты не рад?
– Чему я должен радоваться? – я не искал другой ответ. На вопросы любимой женщины не следует отвечать правдиво.
Очень хорошо чувствовал, что она старалась унизить меня. Нужно уметь говорить себе правду. В чем же тут можно сомневаться? Я не нуждался в ее снисходительности. Никогда не мог понять, чем мое унижение нравится женщинам.
– Ты никогда не бываешь довольна, – я засмеялся каким– то незнакомым смехом. – Никогда.
– Бывают в жизни такие вещи, к которым никак не удается привыкнуть.
– Я тебя не понимаю.
– Я сделаю так, чтобы ты меня понял, – у нее был голос, которого я никогда до этого не слышал.
Я не умею защищаться от Наташи. Презрение любимой женщины очаровывает меня также, как и ее нежность.
Смотрел на нее и злился. Я любил ее, она была моей собственностью. Я был обречен на все мучения любви. Я открыл рот, не зная, что сказать. Когда я открыл рот, у меня перехватило дыхание. Однажды я должен был понять бесполезность своих усилий.
Легко можно было избежать разговора – достаточно было уйти. Не стал этого делать. Я еще не был готов к нашему расставанию.
– Кажется, ты не любишь меня так, как люблю тебя я, – мне следовало перестать сомневаться раньше.
– Мне уже не удается воображать себя влюбленной.
– Скажи, что это не правда. Это не может быть правдой.
– Я не люблю тебя. Наверное, я тебя ненавижу. Но мне не хочется сомневаться в своей правоте, – разочарование всегда делает женщину упрямой.
Она улыбалась, очевидно, очень довольная собой, а у меня опять возникло ощущение, что передо мной какая– то незнакомая женщина.
Мы вдруг замолчали, как бы обо всем договорившись. Я хотел избавить себя от любви. Наташа лишь пользовалась мной. Я уже не мог примириться с ее превосходством. Был уверен, что она смеялась над моим терпением. Слова безразличия не могут не быть жестоки.
Я все еще смотрел не нее, пытаясь понять, что мне делать, пытаясь устоять при новом поражении, при этом очередном ударе от любимой женщины. Неизбежность нашего расставания мучила только меня. Не у всякого отчаяния есть границы.
21
Чем меньше я видел Наташу, тем больше о ней думал. Так хорошо воображал себе ее лицо, голос, что, когда мы встречались, она даже казалась мне менее настоящей. Ощущал свои чувства реальнее, чем тело. Моя любовь не может быть иной.
Каждую ночь мне снилась Наташа, но когда я просыпался, ее не было рядом.
Мне ничего не хотелось делать, только ждать и ждать ее. Было бы странно, если бы я ничего не чувствовал. Я не сравнивал ее с другими женщинами. Ее капризы не должны были разочаровывать меня. Иногда страдания бывают привлекательны.
Я искал виноватого. И не хотел его найти. Оказался вынужден извиняться сам. Старался радоваться ощущению превосходства Наташи надо мной.
– Поцелуй меня, если хочешь, – сказала она. – Женщина продолжает любить, пока ей нравится мучить мужчину.
– Не приказывай мне. Я не ребенок. Я уже взрослый и вполне способен решать, что я хочу.
– Так веди себя, как взрослый.
Мои слова были неправдой, но что мне оставалось делать? У меня возникло такое ощущение, будто я парализован. Не решался смотреть в ее сторону. Пытался подыскать еще какие– нибудь слова, но на ум ничего не приходило. Завидую людям, которые могут смеяться над тем, что мне совсем не кажется смешным.
– Мне больше не нужно, чтобы ты любил меня. Мне не нужно, чтобы я любила тебя.
– Ты не хочешь полюбить. Ты себе враг. Моя радость вызывает у тебя какую– то злость.
– Я– то думала, что у тебя нет воображения.
Я сказал что– нибудь необычное? Или нет? Я не понимал.
Не хочу упрекать себя за ошибки. Невозможно объяснить женщине все, чему она требует объяснения. Пытался гнать от себя всякие мысли о Наташе, думал только о пустяках. Для меня начинался самый настоящий ад: я унижал себя больше, чем меня унижала она.
– Ты не имеешь права так поступать. Ты же знаешь, что не имеешь, – любые мои возражения лишь подтверждали мою неправоту.
– Знаешь, я, наверно, не создана для того, чтобы любить мальчиков, – ее признания отдаляли нас друг от друга.
– Ты что же, не любила меня?
– Я старалась лишь подражать тебе, ничего не чувствуя.
Значит, это правда. Наташа меня не любит. Иначе она не стала бы так со мной разговаривать. Лучше было отвернуться. Лучше никогда не видеть любимую женщину, которая никогда не будет моей.
– Неужели тебе не хочется быть нежной? – я опять спросил устало и растерянно, уже не надеясь получить ответ, который, как мне казалось, Наташа сама не могла найти.
– Ты не получишь, что хочешь.
– Знаешь, иногда очень трудно следить за ходом твоей мысли.
– Понять меня не сложно. Тебе ничто не мешает.
– Разве мы не должны помогать друг другу?
– Не могу представить, почему ты решил, что мне это интересно.
– Мы нужны друг другу.
Жалею о том, что говорил. Всегда не просто искать оправдания для себя. Я не хотел измениться. Мне не удалось разозлиться на Наташу и огорчить ее безразличие. Мои слова оставляли ее равнодушной. Иногда я бываю скучен даже для самого себя. Никому не могу рассказать об этом.
– Когда я отворачиваюсь, – сказала она, – я даже не могу вспомнить, какой ты. А когда тебя нет, я совсем о тебе не думаю. Это происходит со всеми.
– Нет, – я не посмотрел на нее. А следовало. Наташа – единственная женщина, с которой мне не хотелось спорить.
Она не сомневалась в своей власти надо мной. Мое отчаяние мучило только меня. Иногда казалось, что Наташа вымещает на мне свои беды, о которых ничего не говорит. Мне хотелось ощущать виноватым только себя.
– Клоун, – сказала она.