– Чур, не меня! Чур, не меня!
– Я, собственно, и не собирался, – ответил чёрт со смешком. – Просто хотел завести знакомство. Проходил мимо, дай, думаю, загляну на огонёк.
В тот день она ещё не могла разговаривать с ним без боязни, потому что с детства знала, чем может закончиться такое знакомство. Зато ночью в блюдце увидела того же самого хлопца, что и в зеркале несколькими часами раньше. Правда, красавчик делал ей недвусмысленные знаки, и девушка испуганно ударила по воде ладонью. После этого наваждение пропало.
Потом чёрт приходил ещё и ещё. Они уже могли запросто сидеть друг против друга и вести беседу, причем чёрт оказался весьма приятным собеседником. Он был в меру умён, начитан, но не до такой степени, чтобы отпугнуть красавицу. И пользовался каждым случаем, чтобы её похвалить. Оксане это нравилось, недаром говорят: девушки любят ушами.
Он уже не казался ей таким страшным и неприятным типом, как поначалу. Случалось, чёрт брал её за руку, и даже приглашал на танец. Она не противилась, потому что любила танцевать, а развлечений в деревне, особенно зимой, не хватало.
Как-то рогатый гость, скроив лукавую физиономию, шепнул ей:
– Тебе нужно больше впечатлений, душенька. Жизнь скучна, если нет страстей.
– Где же их взять-то? – вздохнула девушка.
– Давай я познакомлю тебя с кем-нибудь! – предложил чёрт. – Есть ещё неженатые мужики.
И стал предлагать ей кандидатуры и даже устраивать так, что Оксане удавалось познакомиться с ними поближе. Только нрав у неё оказался тяжеловат. Парни за живое Оксану не задевали, и один за другим переходили в категорию «отработанного материала». Впрочем, чёрт и сам старался выставить их не в лучшем свете. И делал это не без умысла…
В последний день перед Рождеством стемнело рано. Звёзды высыпались на чернеющий небосвод, взошёл месяц, освещая православный мир, и добрые люди стали готовиться к празднику. Родители Оксаны снова пошли к соседям, где можно было провести вечер за игрой в лото. Забежавшая на минуту Лариса пообещала прийти через пару часов, и на её раскрасневшемся от мороза лице в предвкушении танцев светились радостью глаза.
Чёрт появился с негромким кашлем, когда Оксана, стоя перед зеркалом, примеряла поверх тонкой ночной сорочки своё самое красивое платье.
– Ещё бы в баню пробрался, негодник! – погрозила ему пальцем девушка.
– Я там бываю частенько, – ухмыльнулся гость.
– Ты? – возмутилась она. – Это когда, позволь спросить?
– Третьего дня, например…Кто же мне может запретить, душа моя?
– Бесстыдник окаянный!.. И сколько раз я просила тебя не называть меня «своей душой»! Забыл?
– Прости. Не жизнь, а суета. О главном даже забываешь.
– О чём же это?.. Помоги-ка, если пришёл! – Оксана повернулась к чёрту спиной, и тот ловко застегнул ей на платье молнию.
– Всё о том же, о личной жизни. Нет её у меня, – посетовал чёрт.
– У кого же она есть?
– Вот я к тому и говорю! Может быть, подумаем об этом вдвоём? – Гость ловко встал так, чтобы, глядя в зеркало, девушка видела и его.
– Это в каком смысле? – удивилась она.
– Ну, что же тут непонятного. Я молод… по нашим меркам. Здоровьем не обижен. Могу дать женщине всего, что ей захочется, даже с избытком. Денег, любви…
– Ты серьёзно? – хохотнула Оксана. – Не смеши меня. Ты же страшный!
– Я могу стать таким красивым, что у тебя душа уйдёт в пятки.
– Красавцы бывают только в старых журналах, – отмахнулась руками она. – Да мне особенно и не нужен красавец. Был бы он таким… понимаешь… вот таким! – Она развела руки вширь.
– Толстым, что ли? – недоверчиво фыркнул чёрт.
– Да нет! Мужественным!.. Как кузнец Никола, например.
– Тебе нравится кузнец?! – возмутился гость. – Этот неотёсанный болван с бычьей шеей? Да его руками не девку мять, а баклуши в щепу ломать!
– Зато от него за версту веет мужчиной! – мечтательно взглянув в окно, вступилась за Николу Оксана. – Этакий богатырь! Как в былине, понимаешь?
– Красавица и чудовище! – Чёрт мелко затрясся от смеха.
– Никакое он не чудовище! Лицо у него открытое, для парня очень даже ничего…
– Гм… – Гость на мгновение задумался, потом глаза его недобро блеснули. – И давно ты об этом задумалась, милочка?
– Нет, – после небольшой заминки ответила девушка. – Только вчера. Родители говорят: ищи пару, мы же не вечные. Найду, нарожаю детей – старикам в радость. Будет им кому стакан воды подать, если слягут.
– Тебе ли с твоим лицом и фигурою на кузнеца обращать внимания! Он же грязный ходит, как…как трубочист! Стань моей, и я сделаю так, что твои родители будут жить в здравии ещё много лет. А хочешь перебраться в город – можно и туда, у меня всюду связи.
Оксана только отмахнулась, смеясь. Обиделся чёрт, зашипел про себя. Как на грех, оставалась ему последняя ночь бродить по земле, сбивать людей с пути истинного. Потом на целых двенадцать дней будет изгнан он в свою преисподнюю для лечения телесных и душевных ран. А за двенадцать дней может столько всего произойти! Без надзора-то…
Хочешь не хочешь, коли вознамерился получить в любовницы лучшую девку на селе, приходится из шкуры лезть, а своего добиваться. Такой добычей он мог бы переплюнуть в этом году всех других бесов. Уважение в преисподней многого стоит. Хотя бы взять те же льготы на кредитование денег и чудес…
«Ну, кузнец, берегись! Сотру я тебя в порошок!» – подумал чёрт, и поспешил распрощаться с Оксаной, обещав непременно свидеться с нею перед рассветом.
Мысли расправиться с кузнецом он поддался тем более охотно, что знал: вёл Никола ненавистный нечистому праведный образ жизни. Такого извести – настоящий подвиг для любого беса.
Отправился чёрт прямиком к Ларисе.
4
За широким столом, покрытым белоснежной скатертью, восседали Савелий и Александр Иванович, отец Ларисы.
Гостиная в большом деревенском доме была просторна и светла. В красном углу, как и полагалось, находились несколько икон, в том числе одна большая, потрескавшаяся от времени. Православные люди, как правило, не кичатся своей верой, но обычаи уважают и соблюдают. Кроме стола, выделялась своими размерами огромная стенка нежно-коричневого цвета – пережиток раннего капитализма, когда мебель можно было приобрести в любом магазине, даже хлебном, а денег у народа на это не находилось. Её полки украшали разные безделушки, милые женскому сердцу, но более свойственные ныне пришедшим в упадок и разрушение городам: всякого рода фарфоровые статуэтки, яркие коробочки из-под парфюмерии, которой давно уже не пахло в деревнях, застеклённые фотографии главы семейства и детей в школьные годы, и многое другое. Вдоль одной из стен располагался диван и два больших кресла, немного потёртые, но по сравнению с деревянными скамьями выглядевшие симпатичнее. Над окнами висели старинные, покрашенные серебрянкой, гардины, а на них – тюлевые занавески и ночные шторы, совсем немудрёные, но здесь выглядевшие уместно.
– Мы с тобой, Александр Иванович, люди интеллигентные, – сказал, продвинув пешку на две клетки вперед, отец Савелий. – Таких ещё поискать надо. В округе – шиш да маленько, а в селе и того меньше.
– Это верно, Савелий Игнатьевич! – в задумчивости почёсывая подбородок, ответил его соперник по шахматной партии. Имел он лицо суровое и бритое, чем отличался от большинства односельчан. Купил он когда-то по распродаже коробку китайских лезвий для безопасной бритвы. Так пользовался ими, почитай, десять лет, а извел мало. Объяснялось это просто: изобрёл Александр Иванович способ восстановления лезвий – нехитрый, но, как оказалось, действенный. После каждого бритья разбирал он станок и оттягивал пальцами невидимые (читай – воображаемые) зазубрины, словно расправляя их. Срок службы каждого лезвия вырос в пять-шесть раз. Изобретение своё Александр Иванович поначалу скрывал, а позже оно никому уже было ненадобно.
Глаза хозяина дома смотрели прямо, подчеркивая простой, но одновременно напористый характер.
– Ну, и задачку ты мне задал, однако… – почесывая подбородок, сказал он.
Александр Иванович был самым хозяйственным и зажиточным мужиком в селе. Подворье его размахнулось почти на полгектара земли. В нём даже лошади имелись – по нынешним временам роскошь необыкновенная. В колхозную бытность Александр Иванович исполнял обязанности агронома, но тесных отношений с руководством не завел, поэтому при развале хозяйства от общественной собственности ему достался только сломанный трактор, на который не позарились оптовые покупатели. Машину Александр Иванович починил, и с её помощью вспахивал огромные площади. Картошку, свёклу с капустой выращивал в таких количествах, что тоннами продавал заезжим коммерсантам или обменивал у них на солярку.
Опять же за соответствующую мзду помогал односельчанам с пахотой, отчего, кроме дохода, имел немалое уважение.