Ночь перед Рождеством 2020

Ночь перед Рождеством 2020
Сергей Фокин

Действие происходит в 2020 году после гражданской войны, унёсшей жизни большей части населения России. Крупные города исчезли с лица земли, экономика разрушена до основания, жизнь теплится только в деревнях да сёлах. Страна погружается во тьму, и, как встарь, плодится по её углам всякая нечисть.

Красавице Оксане нравится кузнец Никола, недавно приехавший жить в их село, и она решает женить его на себе. Черт, сам мечтающий соблазнить девушку, имеет намерение во что бы то ни стало помешать ей. Он подговаривает подругу Оксаны Ларису за вознаграждение совратить Николу, и предать этот факт огласке, надеясь, что Оксана сразу же отвернётся от кузнеца.

Неожиданно для всех Лариса влюбляется в Николу. Это его мать, по совместительству ведьма, задумала подобрать сыну невесту из зажиточного семейства и совершила обряд приворота. Никола озадачен появлением двух претенденток на роль жены. Он ставит условие: женится на той, которая первой принесёт ему новые валенки с калошами…

Сергей Фокин

Ночь перед Рождеством 2020

© ЭИ «@элита» 2012

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Вступление

Время смуты миновало. Кто-то называл его второй Великой революцией, кто-то – бунтом голодранцев. Иным оно открыло дорогу к нежданному достатку, потому что вызвало очередной передел собственности, а кого-то лишило власти – вместе с несметными богатствами и недальновидной головой.

Как случалось во все времена, более всего пострадал простой люд. Из городов-муравейников, превратившихся в могильники для собственных жителей, народ устремился к земле. Снова были заселены пустующие дома в деревнях и селах, застучали на земле русской топоры…

Долго продолжалось лихое время. Истребляли себя люди нещадно. Руины больших городов годами отравляли воздух на десятки километров вокруг запахом смерти и тлена.

Жизнь теплилась в небольших городишках да рабочих посёлках, в которых старики со старухами ещё не забыли древние ремёсла. Потому как промышленности не осталось вовсе. Электростанции были разрушены хозяевами прежней жизни, а революционеры в горячках извели под корень вначале нефтепроводы, а потом и газовые. Деревня обогревалась и кормилась сама, закупки продовольствия из-за границы сошли на нет.

Страна погрузилась во тьму, и, как встарь, расплодилась по её углам разная нечисть…

1

Степанида Ивановна была видной женщиной. Для своих сорока пяти лет выглядела очень даже прилично, недаром мужики в селе головы сворачивали, когда шла она мимо с коромыслом да вёдрами на плечах. Сохранившаяся с молодости фигура и плотная грудь её неизменно служили поводом посудачить даже бабам. Она ухитрялась накрасить губы какой-то особой мазью, от которых те блестели и казались привлекательными. И где только доставала?

Жила Степанида Ивановна вместе с сыном, местным кузнецом. Появились они в селе всего год назад, дом приобрели почти готовым, оставалось только сарай достроить да баню. Так сын её, Никола, всё сделал один, безо всякой посторонней помощи. Это было тем более удивительно, что соседские мужики за выпивку никогда не отказались бы помочь. Рукастый оказался хлопец. Недаром до смуты несколько лет работал на главном производстве райцентра в кузнечном цеху.

Чуть позже раздобыл он небольшую наковальню, смастерил из бычьих шкур меха – и взялся молотом стучать, да так справно, что народ к нему потянулся с заказами. Даже из ближайших деревень. Кому петли для ворот сделать, кому печные заслонки задвижкой оснастить, кому подкову для лошади смастерить. И сила у Николы оказалась немалая, хотя с виду не походил он на былинного богатыря. Видно, просто жилистым уродился.

Их с матерью хозяйство процветало. Поросята исправно толстели, картошка с капустой урожай дали на загляденье, даже посеянный позже соседей овёс успел вызреть и налиться. Куры у них были чёрные да жирные, точно бройлерные, а петух голосил громче других и слыл изрядным драчуном.

Надо сказать, что сама Степанида Ивановна страдала одним весьма странным недугом. В бытность свою работы бухгалтером в одной из фирм, перепродающих товары из Китая, чем и занималась тогда вся страна, Степаниду Ивановну угораздило поучаствовать в одном из политических митингов. Сделала она это осознанно, поскольку была человеком думающим, и видела, какой вокруг творится бардак. Но порыв добиться справедливости до добра не довел. Во время той демонстрации стояла она с огромным транспарантом и выкрикивала нелицеприятные лозунги против действующего правительства, когда на толпу бросилась полиция с дубинами и слезоточивым газом. Бойня длилась недолго. Степанида Ивановна находилась в первых рядах, поэтому удар по голове тоже получила одной из первых. Но не дубиной. Вышло так, что у транспаранта надломились ноги, и он всей тяжестью рухнул ей на затылок.

Жива она чудом осталась, а вот памятью поплатилась. Причем забыла всё до того самого момента, когда получила удар. Потом её в числе многих жертв доставили в госпиталь, кое-как заштопали швы и снова выкинули на улицу. Женщина пришла в себя и сразу поняла, что ничего не помнит. Говорить она не разучилась, даже кое-какие бухгалтерские термины бормотала, но забыла, кто такая и где проживает. Привели её домой добрые люди, узнавшие в растрёпанной и обобранной до нитки бродяжке свою знакомую. Никола уже не чаял увидеть мать живой. Потом память восстановилась, но весьма избирательно. Вспомнила Степанида Ивановна кое-что о своем семейном прошлом, а общественно-политическое осталось для неё закрытым.

Мыкались они в городе с Николой ещё пару лет, пока жизнь не сделалась невыносимой. Выйти вечером во двор стало опасно. Процветали разбой и грабёж, молодёжь подалась в рэкетиры да мародёры. Убивали, раздевали убитых, выносили из квартир никому уже не нужные телевизоры и холодильники. Богатства это не давало, видимость одна, но инстинкты к разрушению во всем обществе расцвели пышным цветом. Такое общество должно было или умереть, или измениться через кровопускание.

Среди прочего люда потянулись в село и Степанида Ивановна с Николой. Как оставшиеся в областном центре добивали друг друга, им было уже неведомо. Для матери с сыном началась новая жизнь.

Но ещё за некоторое время до этого почувствовала вдруг Степанида Ивановна, что, лишившись памяти и многих ценных знаний, она кое-что приобрела взамен. Поначалу ощущение пустоты в голове пугало её. Мыслей не было иногда по целому часу. Она могла смотреть в окно, и то, что видела там, никак не персонифицировала. То есть, не называла своими именами. Просто наблюдала – и не оценивала. Потом вдруг у неё появилось предчувствие, что за всем этим кроется какая-то тайна.

– Что я, идиотка, что ли? – в сердцах говорила она, пытаясь распалить в себе злость. Но злость не приходила. А на фоне нечеловеческого спокойствия пришло понимание, что она может управлять некоторыми вещами, о чём прежде и мечтать не смела. Например, одним только взглядом двигать посудой. Когда это получилось впервые, закрылась Степанида Ивановна на кухне, убедившись, что сын уснул, и принялась пробовать снова и снова. Урок закончился под утро, когда над столом парил целый чайный сервиз, а глаза женщины горели жёлтым, как у кошки, огнём.

С той поры сознание её изменилось коренным образом. Она стала замечать вещи, на которые прежде не обращала внимания. Например, крадущегося в темноте чёрного кота. И его природу. В том смысле, что не все чёрные коты на самом деле оказались обычными котами. Под личиной некоторых скрывались необыкновенные сущности, определения которым Степанида Ивановна поначалу дать затруднялась.

Это потом она стала догадываться о существовании чертей, бесов, домовых и прочей нечисти. А с некоторыми ей довелось позже и познакомиться.

О том, что её умение может быть опасным, Степаниде Ивановне пришлось однажды убедиться воочию. Как-то раз заметила она, что по пожарной лестнице соседнего дома поднимался человек с чулком на голове. Такими уборами никого удивить было нельзя, но отчего-то захотелось Степаниде Ивановне сделать этому человеку плохое. И она выгнула под ним ступеньки, лишь сузив глаза и почувствовав железо изнутри. Человек упал на асфальт, сломав обе ноги, и его поспешно унесли подельники.

Она ничего не сказала о своем даре Николе. Хотела во всем разобраться сама. По натуре Степанида Ивановна была человеком решительным, и трудности её не пугали.

Купить дом на селе можно было только за золото или серебро. Бумажные купюры потеряли всякую ценность. Обручальные кольца и цепочки резали на куски и, как во времена языческой Руси, обменивали на продовольствие. И именно золото стало главным эквивалентом денег.

Степанида Ивановна научилась его притягивать. Это выходило необдуманно, само собой, но действовало безотказно, по первому её желанию. Например, заведись у неё лишний килограмм муки, как тут же находился человек, готовый отдать за него последние украшения покойной жены. Потом, приложив терпение и находчивость, на эти безделушки приобреталось в десять раз больше продуктов. Времени на такие вещи имелось в избытке: работы в городе было не найти, народ в основном занимался выживанием.

За два года удалось скопить достаточное количество драгоценностей, чтобы спланировать покупку дома в деревне. Тогда мать с сыном и надумали податься из города. В одном селе и жильё подвернулось весьма кстати. Хозяева перебирались ближе к югу, в Волгоградскую область, где у них имелась родня, и продали недавно отстроенный дом, правда, с недоделанным двором и только заложенной банькой.

Ну, да тут сноровка Николы помогла. Покойный отец у него был плотником, кое-чему научил сына в юности. С такими навыками трудно умереть с голоду.

И пошло у них дело. Подкупили поросят, кур, пару коз, развели хозяйство. Жить стало легче. К тому времени и продразвёрстки в деревнях закончились: жалкие остатки армий самораспустились по домам, большие города вымерли, а маленькие перешли на подножный корм. Страна понемногу приходила в себя.

2

В ворота постучали, и Никола, вытирая полотенцем мокрую шею, крикнул:

– Мама, открой.

Степанида Ивановна поспешно вышла из избы.

– Ой, батюшка! Как это вы надумали? – заулыбалась она, пропуская во двор отца Савелия. Это был некрупный мужчина с узким бородатым лицом и хитроватыми глазами, ощупывающими всякого собеседника получше сержанта уголовного розыска. Его тулуп волочился по земле, так что сразу было видно, что шился он на другую стать. Да кто нынче смотрел на подобные мелочи?

– Здравствуйте, любезная Степанида Ивановна! – ответил тот, поводя носом: вкусно пахнуло печёными пирогами. – С наступающим вас Рождеством!

– Ой, спасибо! И вас тоже…

Отец Савелий прежде работал в колхозе обычным электриком, и звали его просто Савелием. Во времена смуты колхоз развалился, председатель с бухгалтером, прихватив кассу, сбежали в дальние края, и каждый селянин стал жить сам по себе. Вдовец со стажем, Савелий никогда не имел склонности к земледелию, перебиваясь нищенской зарплатой да случайными приработками. Наступившие времена странным образом повлияли на мировоззрение народа. С одной стороны, тяготы и лишения подтолкнули людей к вере, а с другой – сделали их тёмными и недалёкими, укоренив привычку списывая все неприятности на дьявола и его пособников.

На этом и построил карьеру Савелий. Подговорил он односельчан поставить небольшую церквушку. Сложились те, кто сколько мог, заготовили материалов да всем миром и сладили. Возвышалась она теперь рядом с домом самого Савелия. А поскольку был он главным зачинщиком, то порешили на общем собрании назначить его служителем, проводником Божьей воли в отдельно взятом селе.

По правилам, не мог он без рукоположения епископа сделаться ни диаконом, ни тем более священником. А потому и таинства святые совершать ему тоже не полагалось. Но епископы не торопились посетить их населённый пункт, поэтому мужики опять же сами наделили его этими правами. Сделался Савелий отцом Савелием, и по выходным справлял в церкви службу. Если нужно было крестить младенца или венчать кого – запросто мог помочь и в этом. Возможно, святости перед лицом апостолов православной церкви ему и не хватало, зато обряды проводил точно по канонам, вычитывая о них в соответствующей церковной литературе. В общем, претензий к нему у селян не было.

Помимо службы Богу надумал Савелий послужить и народу. Рядом с церковью соорудил большущий сарай, который назвал клубом, и где два раза в неделю стал организовывать танцы для молодёжи. Для этого на средства прихода закупил солярки и восстановил старенький колхозный генератор. Его мощности хватало на то, чтобы осветить помещение и дать электроэнергии на кассетный магнитофон, усилитель и пару больших акустических колонок.

Затея молодёжи понравилась, иной раз девчонки и парни приезжали даже из соседних деревень. Популярное сделалось мероприятие. Опять же, жить-то Савелию на что-то надо было. Приходских даров обычно не хватало, а за вход на танцплощадку брал он с каждого по пять яиц или молодого цыплёнка. Тем и питался. Было замечено, что за последние пару лет комплекция отца Савелия чуть увеличилась, но при его природной худобе это только добавило солидности.

– Здравствуйте и вы, Савелий Игнатьевич! Милости прошу в дом.

– Вы уж, как хозяйка, первая!

«Хороша, чертовка! – подумал Савелий, глядя на округлости моложавой женщины и её походку, совсем не деревенскую. – Не идёт, а пишет!»

«Ох, плут, всё бы ему на задницы смотреть!» – ухмыльнулась Степанида Ивановна, умопомрачительно качнув бедрами. Это была бухгалтерская привычка, когда мужчина в комнате был только один – руководитель, и все сотрудницы старались ему понравиться.